Нет никаких сомнений, что переоформление ссуды на нового ссудополучателя, замена нанимателя или лицензиата в результате передачи договорной позиции тоже должны регистрироваться. Так что в этом плане комментируемая норма должна применяться по аналогии.
В то же время применительно к аренде и иным случаям, когда закон требует регистрации именно сделки, ВС РФ пошел на спорный шаг и признал применимость комментируемой нормы к регистрации соглашений, на основании которых происходит уступка вытекающих из таких сделок денежных требований. Но готов ли он идти дальше и переносить ту же логику и в контекст договоров, которые, по букве закона, регистрации как сделки не подлежат, а предполагают регистрацию их правового эффекта? Например, подлежит ли регистрации соглашение, предметом которого является уступка требования об уплате наемной платы, о погашении долга по лицензионным платежам или требование ссудодателя о выплате ссудополучателем штрафа, начисленного за нарушение условий использования переданного в ссуду недвижимого объекта культурного наследия, с учетом того, что договоры, на которых основаны данные уступаемые требования, не подлежали регистрации, но само предоставление права использования имущества по таким договорам регистрировалось? Указанный вопрос пока в практике не прояснен, но, как представляется, в этом нет смысла. Впрочем, как будет показано в п. 2.6.2 комментария к настоящей статье, в практике ВС РФ можно обнаружить намеки на такое решение.2.6.2. Случай с уступкой охранительных притязаний, возникших в связи с посягательством на объект регистрируемого права
Если требование возникает в результате неправомерного посягательства на объект, подлежащий государственной регистрации, соглашение, на основании которого происходит уступка такого требования, не подлежит регистрации. Закон этого не требует, и очевидной логики выведения необходимости регистрации в данной ситуации не наблюдается. Например, договор, на основании которого происходит уступка требования о возмещении убытков, которые были причинены делинквентом принадлежащему цеденту объекту недвижимости, не подлежит регистрации.
В то же время нельзя не обратить внимания на вывод, к которому пришел Пленум ВС РФ в п. 70 Постановления от 23 апреля 2019 г. № 10: Суд посчитал, что право требования возмещения убытков или выплаты компенсации за нарушение исключительного права на результат интеллектуальной деятельности или средство индивидуализации «может быть передано по соглашению об уступке требования, которое подлежит регистрации в соответствующем порядке (пункт 2 статьи 389 ГК РФ)».
Это разъяснение вызывает серьезные вопросы. Какое отношение п. 2 ст. 389 ГК РФ имеет к описанной ситуации, если требования о возмещении убытков или выплате компенсации в связи с нарушением исключительных прав, как правило, вытекают не из договоров, а из деликта? Никакой процедуры регистрации соглашения, на основании которого производится уступка деликтных денежных требований о возмещении убытков или компенсаций, начисленных в связи с неправомерным посягательством на регистрируемый результат интеллектуальной деятельности или средство индивидуализации, насколько нам известно, пока не существует.
Но самое главное – неясна цель распространения вопреки букве закона необходимости регистрации на такие случаи. Двигаясь по этому странному пути, мы должны будем признать, что подлежат регистрации и соглашения, формирующие основание для уступки требований о возмещении убытков, причиненных недвижимости, ведь и в случае с регистрируемыми объектами исключительных прав, и в случаях с недвижимостью мы имеем денежное требование, основанное на факте посягательства на объект регистрируемого права или само такое право. Имел ли ВС РФ это в виду? Вероятнее всего, нет. Но тогда как понимать данный пассаж?
Единственное разумное прочтение этого разъяснения состоит в том, что необходимость регистрации соглашений, на основании которых производится уступка таких требований, возникает только тогда, когда само посягательство представляет собой нарушение должником некоего заключенного с ним цедентом договора (лицензионного, франчайзинга и т.п.), который, в свою очередь, предполагал регистрацию предоставления самого права использования, и, следовательно, речь идет об уступке созревшего охранительного договорного требования, а не требования деликтного. Если подвергнуть данное разъяснение телеологической редукции, то недоразумение устраняется. Но тогда подсвечивается иная проблема: ни договор франчайзинга, ни лицензионный договор не подлежат согласно закону регистрации – регистрируется возникновение самого права использования (п. 2 ст. 1232, п. 2 ст. 1235 ГК РФ). Следовательно, если Суд имел в виду именно уступку охранительных притязаний, возникших не в связи с деликтом, а в связи с нарушением таких договоров, значит, он подтверждает возможность за счет расширительного толкования распространения правил п. 2 ст. 389 ГК РФ в отношении денежных требований, вытекающих из договоров, которые как сделки регистрации не подлежали, а предполагали регистрацию возникновения прав или обременений (ту возможность, которая упоминалась в п. 2.6.1 комментария к настоящей статье).
Впрочем, остается еще раз заметить, что сама идея необходимости регистрации соглашений об уступке денежных требований, вытекающих из зарегистрированного договора (или, как в данном случае, договоров, возникновение прав из которых подлежало регистрации), сомнительна.
Статья 389.1. Права и обязанности цедента и цессионария
1. Взаимные права и обязанности цедента и цессионария определяются настоящим Кодексом и договором между ними, на основании которого производится уступка.
2. Требование переходит к цессионарию в момент заключения договора, на основании которого производится уступка, если законом или договором не предусмотрено иное.
3. Если иное не предусмотрено договором, цедент обязан передать цессионарию все полученное от должника в счет уступленного требования.
Комментарий1. Принцип разделения обязательственной и распорядительной сделки
Уступка (цессия) как сделка сугубо распорядительная может совершаться во исполнение внедоговорного обязательства, вытекающего из закона (например, кондикционного), но в подавляющем большинстве случаев речь идет об уступке требования в рамках реализации программы тех или иных договорных правоотношений.
Пункт 1 комментируемой статьи закрепляет важнейший для регулирования отношений, связанных с цессией, принцип разделения договора, на основании которого происходит уступка, и распорядительной сделки цессии. Комментируемый пункт достаточно четко различает «договор, на основании которого производится уступка» и саму уступку (цессию) как распорядительное соглашение, непосредственно направленное на перевод права с цедента на цессионария. Этот принцип был сформулирован применительно к гл. 24 ГК РФ еще в п. 1 Информационного письма Президиума ВАС РФ от 30 октября 2007 г. № 120, а также применялся в практике Президиума ВАС РФ (см., например, Постановление от 11 июня 2013 г. № 18431/12). Он также нашел подтверждение в п. 1 Постановления Пленума ВС РФ от 21 декабря 2017 г. № 54.
Многие зарубежные правопорядки и акты унификации частного права также базируются на идее разделения обязательственного соглашения, задающего каузу уступки, и самой распорядительной сделки уступки. При этом, естественно, допускаются как возможность технического объединения договора, на основании которого осуществляется уступка, и распорядительной сделки уступки в одном документе, так и возможность их раздельного оформления (п. 3 ст. III.–5:104 и п. 1 ст. III.–5:118 Модельных правил европейского частного права).
В тех случаях, когда сам перевод требования из имущественной массы цедента в имущественную массу цессионария осуществляется во исполнение договора, на основании которого происходит уступка, отдельным распорядительным волеизъявлением сторон, налицо бесспорная отдельная распорядительная сделка, и разъединение сделок никем не ставится под сомнение. Применительно же к случаям, когда сам договор-основание (например, договор купли-продажи или дарения требования, факторинга и т.п.) содержит распорядительное волеизъявление, срабатывающее немедленно или автоматически в будущем при наступлении условия и (или) срока, в науке высказываются две разные точки зрения.
Согласно одной, в таком случае сам договор, на основании которого происходит уступка, содержит отдельную распорядительную сделку, и то, что технически волеизъявления сторон, направленные на порождение обязательственных эффектов (например, обязательства по осуществлению встречного предоставления и т.п.) и распорядительного эффекта, содержатся в одном документе, не мешает нам видеть в последнем два разных сделочных волеизъявления.
Согласно второй, здесь мы говорим об одной сделке, порождающей как обязательственные, так и распорядительный правовые эффекты, а при недействительности или отсутствии у цедента уступаемого требования ничтожным оказывается лишь распорядительный эффект договора без поражения обязательственного (ст. 180 ГК РФ).
Серьезных практических различий в реализации двух указанных взглядов – «две сделки в одном документе» или «одна комплексная сделка с обязательственными и распорядительными последствиями» – не наблюдается (подробнее о данной проблеме см. комментарий к ст. 153 ГК РФ в рамках другого тома серии #Глосса73).1.1. Правовая квалификация соглашения, на основании которого производится уступка требования
Договор, на основании которого осуществляется уступка требования, представляет собой договор, определяющий взаимные права и обязанности цедента и цессионария, включающий нередко порядок перехода права требования, сроки оплаты при возмездной уступке, процедуру передачи документов, удостоверяющих уступаемое требование, меры ответственности, обеспечения и т.п., но важнее то, что такой договор определяет каузу (цель, основание) цессионного распоряжения.