de lege lata в российском праве действует правило абстрактности цессии. Суды склонны считать уступку требования каузальной сделкой и исходят из того, что при недействительности ее основания распорядительный эффект не наступает – право не переходит (см., например, Постановление Президиума ВАС РФ от 18 февраля 2014 г. № 14680/13). Каузальность распорядительной сделки уступки признается и в Модельных правилах европейского частного права, которые лишают силы уступку как при ничтожности соглашения об уступке, так и в случае его эффективного оспаривания (п. 2 и 3 ст. III.–5:118).
В связи с принятием Постановления Пленума ВС РФ от 21 декабря 2017 г. № 54 была надежда, что Пленум ВС РФ внесет ясность в решение данного вопроса и либо окончательно подтвердит концепцию каузальности, либо совершит переворот в ставших традиционными в судебной практике представлениях и установит абстрактность распорядительного эффекта цессии. Однако вопреки ожиданиям Пленум ВС РФ обошел своим вниманием эту важную проблему.1.6. Защита добросовестного приобретателя требования от неуправомоченного отчуждателя права
В связи с проблемой каузальности цессии возникает еще один важный вопрос: подлежит ли защите добросовестный возмездный приобретатель требования, которое уступалось ему по цепочке цессионных сделок (подобно добросовестному приобретателю вещи, который защищается по ст. 302 ГК РФ)? Ведь при обороте вещей у нас тоже отвергается абстрактность распоряжения, но оборот защищается за счет доктрины добросовестного возмездного приобретения.
При буквальном прочтении закона такую защиту добросовестный цессионарий не имеет, поскольку специальной нормы на сей счет нет, а ст. 302 ГК РФ касается оборота вещей. В судебной практике ст. 302 ГК РФ тоже, как правило, не применяется по аналогии к приобретению права требования. Напротив, суды пока высказывают прямо противоположную позицию (см. Постановление Президиума ВАС РФ от 18 февраля 2014 г. № 5243/06).
Во многих странах, в которых не реализована модель абстрактной цессии, также не защищается и добросовестное приобретение обязательственного права. Но есть страны, в которых защита добросовестного возмездного приобретателя права при определенных условиях предоставляется (например, Нидерланды).
Отсутствие защиты добросовестного приобретателя в сочетании с каузальностью цессии пагубно сказывается на обороте обязательственных прав. По сути, это гремучий коктейль, подавляющий интенсивный оборот обязательственных прав, делающий приобретение права куда более опасным, чем оборот вещей. При каждой его последующей уступке риски очередного цессионария мультиплицируются, поскольку в полной мере проверить действительность всех договоров, на основании которых происходили предыдущие цессии в цепочке, он в принципе не в состоянии, а при этом недействительность любого из таких договоров в условиях каузальной модели уступки означает для цессионария то, что он на самом деле никакого права не приобрел. Это приводит к тому, что уже при второй уступке в цену закладывается значительная скидка за риск, ликвидность прав существенно падает, и это существенно затрудняет их оборот. Более того, падение ценности прав требований ущемляет интересы конкурсных кредиторов в ситуации впадения обладателя права требования в банкротство: в условиях каузальности распоряжения, не компенсируемой защитой добросовестного приобретателя, значительно падает ценность прав требований, которые можно извлечь при их продаже с банкротных торгов.
При этом условия современной все более постиндустриальной по своему характеру экономики, в которой удельный вес оборота бестелесных объектов в ВВП превышает оборот вещей, взывают к формированию более безопасной среды для оборота прав. Если мы не используем модель абстрактности цессии, то необходимо сформировать условия для реализации альтернативного решения в виде защиты добросовестного приобретения права, устранив драматическое различие между оборотом вещей и оборотом имущественных прав.
Но при попытке реализации модели защиты добросовестного приобретателя имущественного (в том числе обязательственного) права мы сталкиваемся с серьезной проблемой обнаружения аналога владения как фактора, легитимирующего защиту видимости управомоченности отчуждателя при обороте вещей. При обороте вещей именно то, что отчуждатель владеет вещью, сигнализирует последующему приобретателю, что, вероятнее всего, партнер является собственником, делает добросовестное незнание приобретателя об истинном собственнике извинительным. При сочетании субъективной добросовестности последующего приобретателя, возмездного характера его приобретения и выбытия вещи из владения собственника по его воле (а по некоторым воззрениям, даже и недобровольно, но в силу грубой неосторожности) правила ст. 302 ГК РФ позволяют объявить доверие добросовестного возмездного приобретателя видимости права достойным защиты с точки зрения баланса интересов сторон. Собственник сам своей неосторожностью при выборе лица, которому он доверил владение, вольно или невольно спровоцировал введение третьих лиц в заблуждение в отношении принадлежности прав на вещь. И эта защита посредством вручения добросовестному возмездному приобретателю права собственности вопреки обычной логике правопреемства российским законом предоставляется. Но что может выполнять аналогичную роль добровольной передачи собственником владения как внешнего признака наличия права и основания для защиты видимости права в контексте оборота обязательственных прав?
Так, режим защиты добросовестного приобретателя российским законом распространен на целый ряд имущественных прав, подлежащих правоустанавливающей регистрации. С рядом особенностей данный режим предусмотрен для бездокументарных ценных бумаг в п. 6 ст. 143, п. 1 ст. 147.1 и п. 1 ст. 149.3 ГК РФ, а также для долей в ООО в п. 17 ст. 21 Закона об ООО. Эти примеры с оборотом долей в ООО и бездокументарных ценных бумаг показывают, что подобную роль аналога владения в контексте оборота бестелесных объектов могут выполнять различные государственные или негосударственные реестры. В контексте оборота обязательственных прав такой внешний знак легитимации может быть обнаружен в сценарии уступки прав, вытекающих из долевого участия в строительстве (ибо подлежат регистрации как сам исходный договор участия в долевом строительстве, так и соглашения, задающие основания для уступки требования покупателя о получении помещений по итогам строительства). Если учтенное в ЕГРН требование по договору долевого участия в строительстве, основанное на действительном договоре с застройщиком, было уступлено изначальным дольщиком третьему лицу на основании зарегистрированного договора купли-продажи прав, а затем это третье лицо опять же на основании зарегистрированного договора переуступило права последующему возмездному приобретателю, последний мог добросовестно полагаться на то, что права принадлежат цеденту, ибо он указан в ЕГРН в качестве текущего обладателя прав по договору долевого участия. Он ориентировался на видимость управомоченности предыдущего звена цепи уступок. Если при этом запись в ЕГРН о регистрации первого договора в цепочке цессий была совершена на основе добровольного заявления исходного дольщика, можно увидеть в данной ситуации аналог добровольной передачи владения. При наличии добросовестного доверия видимости права открываются основания для защиты возмездного добросовестного приобретателя по аналогии с правилами, установленными в отношении оборота бездокументарных ценных бумаг или доли в ООО. Сущностно эти ситуации мало различаются.
Кроме того, в случае с уступкой требований, обеспеченных ипотекой или иной формой регистрируемого залога (например, залог акций или доли в ООО), может сложиться похожая ситуация. Представим, что заключен действительный договор кредита и по нему оформлена ипотека. Далее кредитор уступает обеспеченное ипотекой требование и подает в ЕГРН соответствующее заявление о смене залогодержателя, тем самым способствуя тому, что в ЕГРН появляется запись о принадлежности прав залога соответствующему цессионарию. Далее этот последний переуступает требование и права залога, о чем опять же вносится также соответствующая запись в ЕГРН. Далее договор о первой уступке признается недействительным по корпоративным основаниям, и оказывается, что промежуточное звено цессионной цепи право не приобретало. Но последующий цессионарий полагался на наличие в ЕГРН записи о наделении такого промежуточного звена правами залогодержателя, причем записи, внесенной по доброй воле исходного кредитора. Не было бы справедливо защитить добросовестного возмездного приобретателя в таком случае? Кажется, что это было бы логично. В чем смысл публичных реестров, если они не позволяют третьим лицам добросовестно полагаться на видимость права?
Иногда обсуждаемым, но куда более спорным фактором, иногда предлагаемым на роль аналога добровольной передачи владения при обороте вещей, является добровольная передача исходным кредитором первому цессионарию в цепочке уступок оригиналов документов, подтверждающих существование долга. Если последующий цессионарий, возмездно приобретающий требование, добросовестно полагался, помимо изучения цепочки предыдущих соглашений об уступке, на то, что у отчуждающей стороны на руках имеются оригиналы таких документов (например, договор исходного кредитора с должником, акты выполненных работ, акты сверки и т.п.), и не мог обнаружить отсутствие распорядительной власти у потенциального контрагента, предлагается обсуждать защиту видимости права, при условии что истинный кредитор отдал эти документы мнимому (в свете недействительности цессии) цессионарию добровольно.
Оба описанных аналога добровольной передачи владения, которые могут теоретически сформировать условия для защиты добросовестного возмездного приобретателя обязательственного права (как регистрация в публичном реестре, так и добровольная передача подтверждающих долг документов во владение не управомоченного на отчуждение права лица), в практике ВАС РФ или ВС РФ пока не выведены. Как представляется, защита видимости права в сценарии с регистрацией вполне достойна немедленной реализации. Сюжет же с добровольной передачей оригиналов документов кажется куда менее очевидным.