Перемена лиц в обязательстве и ответственность за нарушение обязательства: комментарий к статьям 330–333, 380–381, 382–406.1 Г — страница 131 из 374

2. Момент перехода требования

Следует учитывать, что на практике распорядительное волеизъявление в большинстве случаев фиксируется в договоре, на основании которого происходит уступка, и при этом наступление распорядительного эффекта не откладывается. Так, в договоре купли-продажи права требования обычно указывается на то, что с момента заключения договора право считается перешедшим цессионарию. Это закономерно, так как распоряжение правом требования происходит посредством волеизъявления (цедент выражает волю передать право, цессионарий выражает волю принять право). Никаких наглядных действий наподобие передачи движимой вещи в случае цессии совершать по общему правилу не нужно. Учитывая эти реалии, законодатель в п. 2 комментируемой статьи вводит весьма удобную для оборота презумпцию: если стороны заключили договор, на основании которого происходит уступка требования, считается, что они тем самым имели в виду намерение совершить и распорядительную сделку цессии с немедленным распорядительным эффектом. Соответственно, общее правило предполагает, что право требования переходит в тот момент, когда заключен договор, на основании которого происходит уступка.

Однако это правило диспозитивно, и стороны могут предусмотреть иную процедуру перехода права. В частности, стороны могут отсрочить распорядительный эффект, поставив автоматический переход права в будущем под условие (например, в момент уплаты цессионарием цены уступаемого права, в момент доставки должнику уведомления о переходе права и т.п.) или в зависимость от наступления срока, либо использовать сочетание срока и условия (например, оговорить, что переход права произойдет по прошествии некоего срока после наступления установленного условия или что право перейдет при наступлении условия, но в любом случае по прошествии некоего срока). Кроме того, стороны могут договориться о том, что цедент и цессионарий будут обязаны подписать в будущем отдельное распорядительное соглашение или согласовать, что в будущем переход права произойдет в момент совершения одностороннего волеизъявления одной из сторон (п. 5 Постановления Пленума ВС РФ от 21 декабря 2017 г. № 54) (подробнее о таких опциях см. п. 1.2 комментария к настоящей статье).

При решении вопроса о том, на что была направлена воля сторон, следует руководствоваться правилами толкования договора (ст. 431 ГК РФ). Если стороны установили в договоре, что цедент обязуется в будущем уступить право требования, то очевидно, что стороны отступили от установленной в комментируемом пункте презумпции совпадения моментов заключения договора об уступке и перехода права и договорились об обязанности цедента совершить распорядительную сделку в будущем, оформив с цессионарием отдельное соглашение. Если соглашением предусмотрено, что право переходит в будущем при наступлении тех или иных обстоятельств, также не возникает сложностей в определении воли сторон. В тех случаях, когда стороны согласовали, что право «переходит» («считается уступленным», «уступается» и т.п.) к цессионарию, и не сделали никаких указаний насчет отсрочки такого распорядительного эффекта, следует исходить из того, что действует установленное в комментируемой норме диспозитивное правило, и право переходит в момент заключения соглашения об уступке.

Несмотря на наличие в п. 2 комментируемой статьи диспозитивной оговорки, в договоре невозможно согласовать, что право считается перешедшим к цессионарию ранее, чем заключен договор между цедентом и цессионарием. Этот вывод следует из того, что такая ретроспективность применительно к распорядительному эффекту сделки противоречит природе вещей и может в ряде случаев нарушать права кредиторов цедента. Аналогичный вывод, в принципе, применим, видимо, и к любым иным вариантам ретроспективного распоряжения имущественными правами (или правом собственности). Соответственно, охват диспозитивной оговорки, указанной в данной норме, должен быть сужен на основе телеологического толкования (в рамках методологии, предписанной в абзаце втором п. 3 Постановления Пленума ВАС РФ от 14 марта 2014 г. № 16).2.1. Уступка на стадии судебной защиты права и исполнения решения суда

Если право уступается на стадии судебного разбирательства или на стадии исполнительного производства по иску о его принудительном осуществлении, процессуальное законодательство требует процессуальной легитимации нового кредитора в форме замены стороны в арбитражном (гражданском) процессе, включая стадию исполнения решения суда, на основании соответствующего определения суда (ст. 44 ГПК РФ, ст. 48 АПК РФ, ч. 1 ст. 52 Закона об исполнительном производстве).

При этом переход права в материальном плане не привязан к удовлетворению ходатайства о замене истца / взыскателя. Правопреемник вначале приобретает материальное право, а затем обращается в суд с ходатайством о вступлении в процессуальные правоотношения вместо изначального истца / взыскателя. Если он докажет накопление соответствующего фактического состава для правопреемства, суд обязан удовлетворить ходатайство.

Иначе говоря, цессионарий, помимо вступления в материальное гражданско-правовое обязательство, должен для вступления в правоотношения процессуальные получить с санкции суда соответствующий процессуальный статус. Пленум ВС РФ указал, что при совершении цессии на стадии судебного разбирательства суд производит замену истца по заявлению заинтересованного лица и при наличии согласия цедента и цессионария. При отсутствии согласия цедента цессионарий вправе вступить в дело в качестве третьего лица, заявляющего самостоятельные требования относительно предмета спора. При частичной же уступке цессионарий может получить статус соистца (п. 33 Постановления Пленума ВС РФ от 21 декабря 2017 г. № 54). На стадии же исполнительного производства, по мнению Суда, замена взыскателя осуществляется по заявлению или с согласия нового кредитора (п. 35 Постановления Пленума ВС РФ от 21 декабря 2017 г. № 54).

Если по тем или иным причинам не произойдет замена стороны участника процесса, возможен конфликт между материальным и процессуальным статусами, который может существенно затронуть интересы должника. Речь идет о ситуации, когда должник получает уведомление о переходе права до замены истца / взыскателя в процессуальном правоотношении, решение уже подлежит исполнению, и ответчику необходимо понять, в адрес кого решение суда исполнять (подробнее об этой проблеме см. комментарий к ст. 385 ГК РФ).

Кроме того, может возникать множество иных сложных вопросов на стыке материальной и процессуальной динамики правоотношений при уступке (или переходе права по иным основаниям). Например, что делать суду, если должник сообщает о получении уведомления о переходе права и выясняется факт такого перехода, но ни цедент, ни цессионарий не ходатайствуют о замене истца? Может ли суд присудить ответчика к исполнению в пользу исходного истца, зная точно, что он уже не является кредитором, или в такой ситуации следует отказать в иске? Что, если переход права состоялся, исходный кредитор желает выйти из процессуального правоотношения, но новый кредитор почему-то против, апеллируя, например, к недействительности уступки? Если процессуальная замена истца не состоялась, несмотря на материальное преемство, в какой степени цессионарий будет связан процессуальными последствиями действий истца-цедента (например, отказом от иска, подписанием мирового соглашения и т.п.) и обязательной силой вынесенного судебного акта? Разбор этих процессуальных вопросов выходит за рамки настоящего комментария.

Все вышесказанное с необходимыми адаптациями применимо к иным основаниям перехода права (суброгация, наследование, реорганизация и т.п.).3. Возврат цессионарию того, что цедент получил от должника

Пункт 3 комментируемой статьи содержит правило, которое давно сформировалось в правоприменительной практике (п. 10 Информационного письма ВАС РФ от 11 января 2000 г. № 49). Действительно, поскольку цедент после перехода требования более не является кредитором, у него нет правовых оснований для получения от должника исполнения по обязательству. Соответственно, если должник все же предоставил исполнение цеденту, а не цессионарию, у цедента возникает неосновательное обогащение, которое должно быть выдано цессионарию. Но в той степени, в которой стороны цессионной сделки связывает некий договор-основание, логично рассматривать это возникающее обязательство как договорное, вытекающее из восполняющего программу договорного правоотношения правила (которое в комментируемой норме и закреплено) передать все полученное от должника.

Это правило рассчитано прежде всего на те ситуации, когда должник к моменту исполнения не был уведомлен о состоявшемся переходе права и, соответственно, его доверие к видимости того, что право принадлежит исходному кредитору, защищается (см. комментарий к п. 3 ст. 382 ГК РФ; аналогичные правила содержатся в п. 6 ст. III.–5:112 Модельных правил европейского частного права и в п. (f) ст. 9.1.15 Принципов УНИДРУА).

Но что, если должник был надлежащим образом уведомлен, но вопреки этому почему-то осуществил предоставление цеденту? Применима ли данная норма, обязывающая цедента передать полученное цессионарию? В такой ситуации должник не освобождается от обязательства, поскольку не имел оснований платить цеденту после получения уведомления о переходе права, и цессионарий может адресовать свое требование должнику, а не цеденту. Если цессионарий взыщет причитающееся с должника, цедент в данном случае также получит неосновательное обогащение, но уже за счет должника, а не цессионария. Соответственно, должник после удовлетворения требования цессионария может предъявить иск цеденту, получившему неосновательное обогащение и обязанному его вернуть.

Но буквальное толкование данной нормы не исключает и в такой ситуации иск цессионария к цеденту. Как представляется, это не случайно. Из принципа доброй совести следует, что цедент должен немедленно перечислить полученное от должника цессионарию, независимо от того, получил ли должник уведомление к моменту платежа или нет.