Но из этого ряда выбивается дарение права. Согласно п. 3 ст. 576 ГК РФ применение ст. 390 ГК РФ исключается в ситуации дарения права. Как представляется, в данном случае даритель, как минимум знающий или имеющий основания знать об отсутствии права, которое он уступает, но вводящий в заблуждение одаряемого, может быть привлечен к ответственности в форме возмещения убытков по модели защиты негативного договорного интереса. Но о гарантии существования права и ответственности по модели защиты позитивного интереса здесь речи идти не может.
Не меньшей спецификой может обладать и ситуация, когда оказалось недействительным требование, которое уступалось комиссионером комитенту на основании п. 2 ст. 993 ГК РФ, вносилось участниками общества в качестве вклада в уставной капитал, отчуждалось во исполнение реверсивного обязательства, вытекающего из факта расторжения договора или из неосновательного обогащения. Например, если комиссионер заключил с третьим лицом от своего имени, но в интересах комитента договор во исполнение комиссионного поручения и далее по требованию комитента на основании п. 2 ст. 993 ГК РФ уступил комитенту договорные требования, вытекающие из такого договора, будет ли комиссионер отвечать перед комитентом в ситуации, когда заключенный с третьим лицом договор оказался недействительным? Если комиссионер заключил с третьим лицом ничтожный договор или договор, который был эффективно аннулирован, это означает, что ему просто нечего уступать, не созревают условия для такой уступки, а само по себе отсутствие заключенного с третьим лицом договора само по себе не означает нарушение комиссионером своих обязательств перед комитентом.
В общем и целом регулирование данной проблематики в общих положениях об уступке не имеет ни догматического, ни иного оправдания.1.2. Соотношение правил п. 1 и 2 ст. 390 ГК РФ
Пункт 1 комментируемой статьи касается ситуации, когда совершена распорядительная сделка, которая, согласно содержанию волеизъявления, должна была перенести требование из имущественной массы цедента в имущественную массу цессионария, но этот распорядительный эффект не сработал по причине недействительности уступаемого права. В абзаце вторм п. 2 данной статьи законодатель defacto повторяет ту же гарантию, говоря о том, что по умолчанию цедент гарантирует существование уступаемого права. Существование и действительность права разграничивать не имеет смысла. Если сделка, из которой вытекало уступаемое право, недействительна, это означает, что она не породила правовых последствий (п. 1 ст. 167 ГК РФ), а значит, и само обязательство, требование из которого цедент попытался уступить. Но отсутствие уступаемого права может быть следствием множества иных причин (например, исполнения обязательства должником до уступки, прекращения обязательства до уступки по иным основаниям, отсутствия оснований для возникновения внедоговорного обязательства и т.п.). В этом плане ситуация, упомянутая в п. 1 комментируемой статьи, является частным случаем той ситуации, которая отражена в абзаце втором п. 2 этой статьи.
Также согласно абзацам третьему и четвертому п. 2 ст. 390 ГК РФ цедент отвечает, если на момент, когда должен был произойти переход права, данный распорядительный эффект не сработал по причине того, что уступаемое право хотя и существовало, но не принадлежало цеденту либо у него не было правомочий по распоряжению таким правом. Эта гарантия тесно примыкает к гарантии существования самого права, но смешивать их не стоит.
Кроме того, в силу абзаца пятого п. 2 ст. 390 ГК РФ обнаружение правомерных возражений, которые должник может выдвинуть против требования цессионария, может также в ряде случаев повлечь ответственность цедента перед цессионарием. При этом, если выдвижение возражений приводит к ретроактивной отмене существования обязательства, ситуация переходит в плоскость нарушения гарантии существования уступаемого права.
Далее в комментарии к п. 1 мы сконцентрируемся на гарантии существования самого права, независимо от того, идет ли речь об отсутствии права по причине недействительности сделки, якобы порождавшей такое право, или об иных причинах отсутствия права на момент уступки. Разбор остальных гарантий см. в комментарии к п. 2 настоящей статьи.1.3. Момент, на который определяется соблюдение гарантии существования уступаемого права
Согласно п. 1 ст. 390 ГК РФ цедент должен обладать действительным (существующим) правом к моменту его перехода. Если договор, на основании которого происходит уступка, предполагает немедленный распорядительный эффект, гарантия нарушена в случае, когда отчуждаемое право отсутствовало на момент его заключения (например, договор, из которого вытекало уступаемое требование, был ничтожен, либо он был аннулирован судом до перехода права или даже после перехода с ретроактивным эффектом).
Если такой договор предполагал автоматический переход права в будущем при наступлении отлагательного условия или срока, у цедента должно иметься отчуждаемое право не к моменту заключения такого договора (т.е. распорядительной сделки, осложненной отлагательными условием или сроком), а на момент наступления соответствующего условия или срока (ст. III.–5:111 Модельных правил европейского частного права).
Если договор обязывал цедента заключить с цессионарием распорядительное соглашение или за счет выставления безотзывной оферты предоставлял одной из сторон секундарное (преобразовательное) право своим односторонним волеизъявлением заключить его, уступаемое право должно существовать на момент заключения такого распорядительного соглашения.1.4. Сохранение договора, на основании которого происходит уступка, в силе, несмотря на отсутствие уступаемого права
Как правило, ответственность цедента на случай нарушения гарантии существования (действительности) уступаемого права носит договорный характер, т.е. опирается на действительный договор. Недействительность (отсутствие) уступаемого права (так же как и отсутствие у цедента распорядительной власти над данным правом в связи с его принадлежностью третьему лицу) не означает недействительность договора, на основании которого происходит уступка. То же и в случаях, когда обязательство совершить уступку вытекало из некоего иного правового основания: недействительность уступаемого права не отменяет факт возникновения и существования обязательства уступить.
Эта идея давно укоренилась в практике (см. п. 1 Информационного письма Президиума ВАС РФ от 30 октября 2007 г. № 120, п. 8 Постановления Пленума ВС РФ от 21 декабря 2017 г. № 54). В Определении СКГД ВС РФ от 23 марта 2021 г. № 45-КГ20-30-К7 указано, что действительность требования, за которую отвечает цедент, означает, что данное требование должно перейти к цессионарию в результате исполнения договора, на основании которого производится уступка. Если объектом уступки является ничтожное (несуществующее) на момент цессии право, это означает отсутствие какого-либо распорядительного эффекта цессии. Вместе с тем действительность обязательственных последствий самого договора, на основании которого осуществляется уступка, не ставится под сомнение. Соответственно, когда вопреки условиям договора требование к цеденту не перешло по причине его отсутствия, по общему правилу цедент должен по требованию цессионария возместить ему убытки за нарушение договора по модели расчета позитивного договорного интереса и в сценарии купли-продажи права вернуть цену, полученную за уступку, если она была цессионарием уплачена, уплатить проценты годовые на уплаченную сумму с момента ее уплаты, неустойку, если такая была оговорена (см. комментарий к п. 3 ст. 390 ГК РФ).1.5. Гарантия существования уступаемого права и ответственность за неисполнение обязательства произвести отчуждение права1.5.1. Природа гарантии в ситуации немедленного распоряжения
Если сам договор, на основании которого происходит уступка, содержит распорядительное волеизъявление, срабатывающее немедленно в момент заключения договора, мы имеем классический пример подразумеваемой гарантии существования права. Если цедент совершает распорядительное волеизъявление, которое, казалось бы, должно перенести право на цессионария, но распоряжение не приводит к заявленному эффекту по причине отсутствия самого уступаемого права, цедент может столкнуться с применением к нему санкций. В такой ситуации нелегко обнаружить регулятивную стадию обязательства как правоотношения, в рамках которого должник обязан что-то делать или не делать по смыслу ст. 307 ГК РФ: если уступаемое право существует, не возникнут и охранительные притязания, связанные с нарушением гарантии существования права, а если право не существует, налицо нарушение гарантии, и открываются условия для применения к цеденту средств защиты, набор которых предопределяется характером договора, на основании которого происходит уступка.
При этом необходимость обоснования применения правил гл. 25 ГК РФ об ответственности за нарушение обязательства на фоне того, что регулятивная стадия обязательственного отношения de facto отсутствует, темпорально неразличима, означает, что нам надо либо ее фингировать и исходить из того, что договор на логическую секунду порождает обязательство совершить уступку, которое исполняется немедленно, либо выводить особый институт гарантии, нарушение которой влечет ответственность по правилам гл. 25 ГК РФ даже при отсутствии нарушения ранее существовавшего обязательства. Подобную же ситуацию, когда ответственность за нарушение обязательства наступает при неразличимости регулятивной стадии обязательственного правоотношения с поведенческим содержанием, мы можем наблюдать и в ряде иных случаев (например, предоставление недостоверных договорных заверений по ст. 431.2 ГК РФ, ответственность должника за качество предоставленного отступного, ответственность должника в ситуации изначальной перманентной и объективной невозможности исполнения и др.) (подробнее см. комментарий к п. 1 ст. 307 ГК РФ в рамках другого тома серии #Глосса).