При возмездной уступке в такой ситуации цессионарий сможет отказаться от договора в целом, если данное нарушение гарантии носит существенный характер, либо заявить о пропорциональном отказе от договора и снижении цены (ст. 475 ГК РФ). Возможно также взыскание убытков.
В сценарии инкассо-цессии возможны как отказ от договора (при существенности нарушения), так и взыскание убытков.
При обеспечительной уступке в случае существенности нарушения возможны как отказ от договора, если заемное финансирование не было предоставлено, так и акселерация долга по ст. 813 ГК РФ, если заем уже был предоставлен, а также взыскание убытков.1.7. Исключение ответственности цедента за недействительность уступленного требования
Вплоть до недавнего времени правило об ответственности цедента за действительность (существование) уступаемого требования не оговаривало возможность согласования в договоре иного.
Вопрос о том, допустимо ли исключение ответственности цедента за действительность уступаемого требования по соглашению между цедентом и цессионарием, вызывал споры. Телеологическое толкование рассматриваемой нормы в прежней редакции вполне позволяло прийти к положительному ответу на данный вопрос, но однозначная судебная практика отсутствовала.
В 2017 г. законодатель вслед за многими правопорядками внес изменения в п. 1 комментируемой статьи, прямо допустив возможность установления исключения гарантии действительности уступаемого права в соглашении между цедентом и цессионарием (эта новелла вступила в силу 1 июня 2018 г.). Такое исключение переносит на цессионария риск обнаружения недействительности (несуществования) уступаемого права. Подобные оговорки достаточно востребованы в контексте соглашений о возмездной уступке требования в ситуациях, когда уступаемое требование носит спорный характер, цессионарий готов приобрести его с дисконтом, а цедент готов обменять журавля в небе (шанс на получение исполнения в условиях неопределенности в отношении существования права) на синицу в руках (например, конкретное встречное предоставление, пусть и менее – с учетом дисконта – ценное, чем номинал уступаемого требования).
В тех случаях, когда дополнительные риски, вызванные таким договорным условием, понятны цессионарию, и он осознанно их принимает на себя, нет причин ограничивать свободу договора. 1.7.1. Ограничения диспозитивности: субъектный состав
В то же время эта опция допущена законодателем с определенными ограничениями.
Такое условие договора возможно лишь при уступке требования на основании договора, связанного с осуществлением его сторонами предпринимательской деятельности.
De lege lata данную норму следует толковать расширительно. Не должно быть проблем с включением в договор условия об исключении ответственности цедента на случай уступки недействительного права в ситуации, когда цессионарием является лицо, осуществляющее коммерческую деятельность, а цедентом – простой обыватель. Единственное, что, видимо, хочет запретить законодатель, – это согласование условий, переносящих риск приобретения несуществующего права на обывателя или иное лицо, для которого такая сделка не была связана с коммерческой деятельностью.
Например, наследник может получить по наследству некое право, которое должник оспаривает. Не будучи профессионалом и не желая связываться со сложными судебными разбирательствами, в которые он неминуемо будет вовлечен в случае попытки взыскания долга (тем более в ситуации, когда идут судебные процессы об оспаривании самого договора, из которого долг возник, либо в ситуации, когда должник прямо заявляет, что он давно погасил долг перед наследодателем), такой наследник может пожелать уступить этот проблемный (а возможно, и виртуальный) актив с дисконтом юридической фирме с условием о том, что в случае выявления отсутствия уступаемого права (его недействительности, погашения долга наследодателю и т.п.) он не отвечает перед цессионарием и не обязан возвращать ему уплаченные деньги и нести договорную ответственность. Как представляется, есть все основания подобные сделки признавать.
Ограничение законодателем возможности принятия риска приобрести несуществующее право (т.е., говоря точнее, осуществить встречное предоставление за правовой ноль и столкнуться с разрывом синаллагмы) простым гражданином продиктовано тем, что исключение ответственности за недействительность уступленного требования – инструмент, связанный с повышенными рисками, и законодателю показалось неприемлемым допускать принятие на себя такого риска гражданином, не действующим в качестве предпринимателя. Наш законодатель действительно нередко склонен позволять использование правовых инструментов, сопряженных с правовыми рисками, только в отношениях, связанных с осуществлением предпринимательской деятельности. В ряде случаев такой патернализм может быть оправдан, но в данном конкретном случае он вряд ли уместен. Нет причин для запрета заключения соглашения об уступке требования о возврате займа между гражданами, в рамках которого цессионарий примет на себя риск признания займа безденежным. Например, абсолютно непонятно, почему в вышеописанном примере с отчуждением спорных унаследованных активов с условием о принятии цессионарием риска приобрести несуществующее требование цессионарием не может быть другой гражданин (например, другой родственник наследодателя). Так что de lege ferenda решение законодателя кажется несколько более осторожным, чем требовалось. De lege lata же, возможно, комментируемую норму стоит истолковать в следующем ключе: закон для случаев, когда цессионарием является лицо, не осуществляющее коммерческую деятельность, запрещает блокирование расторжения договора и возврата осуществленного встречного предоставления, но не исключает возможности блокирования ответственности в узком смысле (возмещение убытков) на случай субъективной добросовестности цедента. Этот вывод следует из прочтения данной нормы в системном единстве со ст. 400 и п. 4 ст. 401 ГК РФ.1.7.2. Ограничение диспозитивности: блокирование недобросовестности
Кроме того, законодатель, допуская подобные оговорки, исключает для недобросовестного цедента возможность воспользоваться ими. Поэтому, согласно комментируемой норме, устранение ответственности цедента за действительность уступаемого права допустимо лишь при наличии либо добросовестного незнания цедентом об обстоятельствах, в силу которых уступаемое право не существует, либо добросовестного раскрытия цессионарию всех известных цеденту обстоятельств, в силу которых право может оказаться недействительным.
Таким образом, договорное условие об исключении гарантии действительности уступаемого права сработает, если недействительность (отсутствие) уступаемого требования, а следовательно, несрабатывание распоряжения были вызваны обстоятельствами, о которых сам цедент не знал и не мог знать. Если же недействительность вызвана обстоятельствами, о которых цедент знал или должен был знать, исключение гарантии действительности права будет иметь силу только при условии, что цедент перед заключением договора, на основании которого происходит уступка, предупредил цессионария о таких обстоятельствах, т.е. раскрыл все известные ему риски (в том числе риски недействительности прав, обеспечивающих исполнение обязательства, или прав в отношении процентов).
Например, на фоне процесса оспаривания сделки, из которой проистекало уступаемое право, цедент и цессионарий договариваются об уступке этого права, но оговаривают, что в случае аннулирования вышеуказанной сделки и обнаружения отсутствия уступаемого права данный риск на себя принимает цессионарий. В таком случае условие об исключении ответственности цедента сработает, несмотря на то что цеденту было известно об обстоятельствах, ставящих под сомнение действительность права, если цедент раскрывает все известные ему обстоятельства, способные привести к аннулированию, а цессионарий осознанно принимает все риски на себя, допуская, что эти риски могут и не материализоваться.
Данное ограничение кажется при первом приближении уместным. Ведь речь идет о допустимости оговорки о перераспределении риска, а не о легализации обмана или неосторожного введения в заблуждение. Исключение договором ответственности цедента в ситуации, когда цедент знал о ничтожности (отсутствии) уступаемого права и скрыл эту информацию от цессионария, было бы равнозначно освобождению от ответственности за умышленное нарушение и не может быть признано законным в системном единстве с нормой п. 4 ст. 401 ГК РФ, а также в силу соображения о том, что право не должно поощрять участников оборота к недобросовестному поведению.
Но стоит сделать лишь одно уточнение. Норма сформулирована таким образом, что оговорка об исключении ответственности цедента за действительность уступаемого права не сработает как тогда, когда цедент знал об обстоятельствах, опосредующих недействительность, но сокрыл данную информацию от цессионария, так и в случае неосторожного незнания цедента о таких обстоятельствах. Как представляется, это избыточное ограничение свободы договора. Там, где цедент не знал о соответствующих обстоятельствах в силу как минимум простой неосторожности, было бы логично сохранять в силе действие условия договора об исключении ответственности.1.7.3. Какие средства защиты исключаются при возмездном отчуждении права?
В чем состоят последствия выявления недействительности (несуществования) уступленного требования при наличии в договоре, на основании которого происходит возмездная уступка, условия об исключении гарантии действительности уступаемого права?
Если допустить, что соблюдены все ограничения, установленные абзаце втором п. 1 комментируемой статьи, необходимо признать, что цессионарий, который приобретал требование на возмездных началах, не вправе отказаться от договора и потребовать возвращения того встречного предоставления, которое он осуществил в обмен на подлежащее уступке право. Более того, если цессионарий не исполнил свою обязанность по встречному предоставлению в целом и