Возврат ошибочно уплаченных или переведенных без правовых оснований денег точно является реализацией требования, регулируемого правилами гл. 60 ГК РФ, а не гл. 25 ГК РФ или гл. 59 ГК РФ о договорной или деликтной ответственности, так как отсутствует факт правонарушения со стороны ответчика (Постановление Президиума ВАС РФ от 18 марта 2014 г. № 18222/13).
Но проблема возникает, когда имеется вина получателя в том, что он безосновательно получил деньги от истца. Если неосновательное обогащение спровоцировало деликт обогатившегося лица или нарушение им своих обязательств, мы имеем некоторое наложение сфер применения норм о кондикции, с одной стороны, и деликтной или договорной ответственности – с другой.
Например, если директор общества, действуя в нарушение своих «фидуциарных» обязанностей по разумному и добросовестному управлению обществом, продал активы общества неоправданно дешево, речь должна идти о взыскании с директора убытков. Но что, если он вывел часть денег общества на свои личные счета, осуществив тем самым хищение? Будет ли требование о взыскании с директора такой суммы притязанием о возмещении убытков или о возмещении неосновательного обогащения?
Согласно одной точке зрения, даже если речь идет об откровенном воровстве или присвоении денежных средств потерпевшего (контрагента), нарушитель должен вернуть деньги, и это требование должно регулироваться не правилами об убытках, а нормами о неосновательном обогащении. Сторонники такой позиции находят подтверждение в тексте ст. 1103 ГК РФ, согласно которой нормы о неосновательном обогащении применяются по общему правилу к требованиям о возмещении вреда, в том числе причиненного недобросовестным поведением обогатившегося лица. Иначе говоря, согласно этому взгляду, если деликт или нарушение обязательства спровоцировали неосновательное обогащение нарушителя, он должен вернуть его по правилам гл. 60 ГК РФ. Потому, например, проценты на взыскиваемые средства подлежат начислению не с момента присуждения (как, к сожалению, сейчас принято делать в российской судебной практике при взыскании убытков), а с момента получения денег недобросовестным ответчиком по правилам п. 2 ст. 1107 ГК РФ. О взыскании убытков речь пойдет только тогда, когда пострадавший захочет взыскать какие-то дополнительные расходы и упущенную выгоду. И только такое дополнительное охранительное требование будет удовлетворяться на основании правил об ответственности (например, при наличии вины делинквента). Иначе говоря, в подобной ситуации правонарушение порождает как требование о возврате неосновательного обогащения, так и требование о возмещении убытков.
Согласно второй позиции, если неосновательное получение денег спровоцировал деликт (или иное правонарушение) обогатившегося лица, к возврату полученных денег применяются правила о взыскании убытков из гл. 25 или 59 ГК РФ, а нормы гл. 60 ГК РФ о неосновательном обогащении применяются субсидиарно для регулирования тех вопросов, которые не урегулированы правовым режимом убытков (например, таким образом можно обосновать начисление процентов на убытки по п. 2 ст. 1107 ГК РФ с момента присвоения денег). В рамках данной позиции норма ст. 1103 ГК РФ толкуется как основание для субсидиарного применения отдельных норм о кондикции к деликтной или договорной ответственности (например, о начале расчета процентов), но не как аргумент в пользу того, что истребование украденных или присвоенных средств – это кондикция, а не взыскание убытков в результате деликта или нарушения обязательства.
Согласно третьей позиции, истцу можно предоставить право выбирать тот правовой режим (убытки или кондикция), который ему покажется наиболее удобным.
Иногда суды квалифицируют в качестве реального ущерба, взыскиваемого с казны, денежные средства, которые были уплачены лицом, обвиненным в административном правонарушении, в качестве штрафа, если впоследствии дело было прекращено судом в связи с отсутствием состава правонарушения (см. Определение СКЭС ВС РФ от 19 ноября 2015 г. № 305-ЭС15-8490). Если исходить из первой позиции, несмотря на то что штраф был уплачен в результате необоснованной попытки привлечь лицо к административной ответственности, более корректным было бы взыскание таких средств в качестве неосновательного обогащения, раз уж законодательство не предусматривает специального правового режима возврата необоснованно назначенных и уплаченных (списанных) штрафов. Если верна вторая позиция, то Суд прав, и речь идет об убытках. Если верна третья позиция, то истцу можно предоставить право выбора правового режима взыскания данных средств.
В целом более логичной кажется первая позиция: кондикция вытесняет деликтную или договорную ответственность в части возврата неосновательно полученного в результате нарушения, но вопрос является дискуссионным, и в науке высказываются и иные точки зрения.
Та же развилка возникает в отношении реституции уплаченных на основании недействительного договора (или отдельного недействительного договорного условия) денежных средств. Казалось бы, речь должна идти о реституции. Но суды начинают испытывать сомнения в ситуациях, когда налицо вина получателя платежа в заключении такого договора. Так, например, согласно абзацу второму п. 1 ст. 16 Закона о защите прав потребителей, «[е]сли в результате исполнения договора, ущемляющего права потребителя, у него возникли убытки, они подлежат возмещению изготовителем (исполнителем, продавцом) в полном объеме». Казалось бы, если потребителю были навязаны незаконные условия договора и потребитель их исполнял, внося на счет коммерсанта на основании таких условий некие платежи, то требование потребителя о возврате уплаченного на основании недействительных условий носит реституционный характер, а не является возмещением убытков, соответственно, упоминание в п. 1 ст. 16 указанного Закона возмещения убытков подразумевает покрытие дополнительных имущественных потерь. Но ВС РФ в п. 5 Обзора судебной практики по делам, связанным с защитой прав потребителей финансовых услуг (утв. Президиумом ВС РФ 27 сентября 2017 г.), указал на то, что возврат уплаченной незаконной комиссии подчиняется правилам о возмещении убытков. Такой подход кажется неверным.
Еще более сложная ситуация возникает с денежной компенсационной реституцией или возвратом денежного эквивалента натурального неосновательного обогащения (когда вернуть полученное в порядке реституции или кондикции неденежное обогащение в натуре невозможно и возмещается денежный эквивалент). Сложность в отграничении этой ситуации от взыскания убытков проступает, если в поведении ответчика, которое сопровождало получение предоставления или некоего иного обогащения, наличествует состав деликта или нарушения обязательства.
В п. 2 Информационного письма Президиума ВАС РФ от 11 января 2000 г. № 49 в отношении возмещения денежной стоимости неосновательно полученного в результате деликта в ситуации, когда полученное не может быть возвращено в натуре, одобрил следующую логику рассуждения неназванного суда: «Учитывая установленное статьей 1103 ГК РФ соотношение требований о возврате неосновательного обогащения с требованиями о возмещении вреда, суд констатировал, что требования истца подчиняются правилам, установленным параграфом 1 главы 59 ГК РФ. Вместе с тем суд пришел к выводу о возможности субсидиарного применения норм о неосновательном обогащении к требованию о взыскании стоимости строительных конструкций, поскольку присвоение чужого имущества в данном случае привело к обогащению ответчика. В указанной части иск был удовлетворен на основании статей 1102, 1105 ГК РФ». ВАС РФ признал верным с опорой на правила ст. 1064 ГК РФ взыскивать лишь дополнительные расходы, которые понес потерпевший.
Также обычно суды истребуют денежный эквивалент полученного по недействительной сделке на основании норм о реституции (п. 2 ст. 167 ГК РФ с субсидиарным применением правил о неосновательном обогащении), даже если ответчик так или иначе способствовал совершению недействительной сделки, не квалифицируя это требование в качестве взыскания убытков.
Впрочем, данный вопрос в доктринальном плане не закрыт, и нередко высказываются иные точки зрения.1–4.12.4. Убытки и возврат полученного по расторгнутому договору
В случае, если одна из сторон договора уплатила другой предоплату, но впоследствии договор был расторгнут до получения встречного предоставления, а также в случае, если в обмен на полученную оплату было предоставлено ненадлежащее исполнение и договор в связи с этим был расторгнут, при расторжении договора возникает обязательство по возврату уплаченной предоплаты (аванса).
Иногда в 1990-е гг. иски о возврате уплаченной цены как минимум в ситуации, когда расторжение было спровоцировано нарушением договора со стороны получателя цены, обозначались как иски о взыскании убытков. Но в начале 2000-х гг. судебная практика ВАС РФ и затем ВС РФ стала квалифицировать такие требования как подчиняющиеся нормам о неосновательном обогащении (см.: п. 1 Информационного письма Президиума ВАС РФ от 11 января 2000 г. № 49; п. 65 Постановления Пленумов ВС РФ и ВАС РФ от 29 апреля 2010 г. № 10/22 и др.). Позднее, в 2014 г., ВАС РФ указал, что к такому требованию применяются нормы гл. 60 ГК РФ, если иное не вытекает из специальных норм закона, условий сделки или существа отношений (см. п. 5 Постановления Пленума ВАС РФ от 6 июня 2014 г. № 35). О том же в итоге теперь с 1 сентября 2015 г. говорит и п. 4 ст. 453 ГК РФ.
В науке сейчас встречаются как точка зрения о том, что такой иск о возврате полученного при расторжении договора действительно кондикционный (независимо от оснований расторжения), так и позиция, согласно которой данное требование является договорным, образуясь в результате трансформации изначального договорного предоставления в возвращение полученного и реализуясь на ликвидационной стадии программы договорных правоотношений. Сторонники последней позиции исходят из того, что упомянутое в п. 4 ст. 453 ГК РФ применение правил о неосновательном обогащении является лишь юридико-техническим приемом, восполняющим пробелы в регулировании такого особого договорного ликвидационного (реверсивного) притязания, но не означает, что законодатель ставит точку в доктринальном споре о природе данного притязания. Последняя точка зрения представляется более корректной. Судебная практика ВС РФ в последнее время нередко использует понятие ликвидационной стадии обязательства (см. определения СКЭС ВС РФ от 22 ноября 2018 г.