Но возможно двинуться и иным путем. Главным ориентиром для суда при определении размера компенсации является принцип полного возмещения убытков. Если абсолютно точно подсчитать позитивный интерес затруднительно, следует приближаться к искомой точности настолько, насколько это представляется возможным. Курсовая разница в составе убытков должна быть определена так, чтобы кредитор, получив эту компенсацию, оказался в положении, ближайшем к тому, в каком он находился бы, если бы прежний договор не был нарушен и исполнялся надлежащим образом. Понять, какой курс будет в будущем, после присуждения или добровольного погашения убытков, невозможно. Поэтому здесь можно было бы взять за основу средневзвешенный курс соответствующей валюты за период с момента прекращения до момента присуждения убытков, дабы, насколько это возможно, исключить фактор случайных краткосрочных взлетов или падений курса на дату расторжения, заключения замещающей сделки, добровольного погашения или присуждения убытков.
Впрочем, все указанные вопросы однозначного решения в российской судебной практике пока не имеют и заслуживают специального исследования.1–4.20.4. Девальвация в период просрочки должника или кредитора
Если в договоре имеется валютная оговорка, нарушитель договора не может извлекать выгоду из факта выгодного колебания курса в свою пользу в период просрочки. Если, например, курс иностранной валюты в период просрочки падает, должник не может рассчитывать на оплату долга по курсу на момент платежа по общему правилу ст. 317 ГК РФ и выиграть от падения курса в этот период; в такой ситуации он должен платить по курсу на момент начала просрочки.
В равной степени, если должник по денежному обязательству был вынужден заплатить позже, чем та дата, в которую он планировал платить, по причине просрочки кредитора (например, уклонения от получения платежа) или неисполнения кредитором своего встречного предшествующего исполнения, к которому был привязан срок платежа (например, при просрочке поставщика в поставке товара и смещении срока платежа, который по условиям договора должен был производиться после поставки), и в период образовавшейся вынужденной задержки курс иностранной валюты вырос, должник должен иметь право заплатить долг по курсу, который был на момент, в который платеж должен был быть внесен, если бы кредитор вел себя корректно, а не на момент фактического платежа, как того требует ст. 317 ГК РФ. Кредитор не может своими неправомерными действиями создать такую ситуацию, в которой валютная оговорка приведет к возрастанию рублевого эквивалента долга.
Эта очевидная идея вытекает из правила п. 4 ст. 1 ГК РФ, согласно которому никто не вправе извлекать преимущества из своего неправомерного поведения, и находит поддержку в судебной практике (см. Определение СКГД ВС РФ от 8 августа 2017 г. № 5-КГ17-117).
Саму эту идею можно реализовать через взыскание соответствующей курсовой разницы в качестве мораторных убытков за просрочку должника (в первом примере) либо взыскания убытков с кредитора за просрочку исполнения встречного обязательства или просрочку кредитора (во втором примере). Но, возможно, логичнее и проще просто выводить из п. 4 ст. 1 ГК РФ право пострадавшей стороны сослаться на возможность пересчета размера самого долга с учетом иной даты определения курса. Пункт 3 ст. III.–2:109 Модельных правил европейского частного права решает первую из указанных проблем (падение курса в период просрочки должника), просто давая кредитору право выбора требовать оплаты либо по курсу на момент наступления срока платежа, либо по курсу на момент фактического платежа.1–4.21. Учет субъективной ценности объекта посягательств или предмета договорного предоставления
Далеко не всегда дефект в осуществленном предоставлении делает полученное объективно менее ценным с точки зрения рыночных цен, чем то, на что был вправе рассчитывать кредитор. Например, продавец может поставить автомобиль не того цвета, который был согласован. Дефект налицо, но рыночная цена такого автомобиля может не отличаться от цены автомобиля согласованного в договоре цвета. Более того, может случиться так, что рыночная цена исполненного даже выше, чем цена того, что было обещано. В подобной ситуации нарушение налицо, но выпадения возможности прирастить имущественную массу и какие-либо иные имущественные потери, измеряемые объективно, нет. Предоставление по договору может иметь чисто субъективную ценность для кредитора, но суд, рассматривающий спор, вынужден ориентироваться на объективные показатели (рыночные цены), так как адекватно и достоверно оценить субъективную ценность он, как правило, не может.
Та же проблема возникает и при повреждении имущества. Объективная рыночная стоимость поврежденного имущества может не отличаться от рыночной стоимости неповрежденного имущества или отличаться крайне незначительно, но субъективный интерес правообладателя может быть попран крайне серьезно. То же и с гибелью вещи: погибшая вещь может не иметь никакой рыночной стоимости, но иметь для правообладателя колоссальную субъективную ценность (например, как память о предках или семейная реликвия). Тот же вопрос встает и при изъятии государством недвижимости в публичных интересах. Компенсация неминуемо будет рассчитываться исходя из рыночных показателей, но в конкретной ситуации субъективная ценность данного объекта может быть намного выше.
В целом у объектов оборота нет априорной объективной ценности. Нельзя сказать, сколько объективно стоит галлон чистой воды и что он стоит меньше, чем золотая брошь. Все, что есть объективного в вопросах ценности, – это рыночная цена, которая может быть подвижна и меняться под воздействием спроса и предложения. Рыночная цена определяется по итогам сбора статистики совершения сделок по поводу того же предмета в определенном регионе и в определенное время. Легко представить себе обстоятельства, при которых рыночная цена галлона воды будет выше рыночной цены золотой броши. Но объекты и права для каждого конкретного лица в конкретных условиях могут иметь сугубо субъективную ценность, принципиально отличную от того, что мы увидим, взглянув на статистику рыночных цен в заданный период и в соответствующем регионе. Даже если объект объективно в глазах рынка неуникален, рыночная цена может не соответствовать той субъективной ценности, которую данный объект имеет для конкретного лица, так как у последнего в отношении него может присутствовать «интерес особого пристрастия».
Кроме того, если объект или право уникальны и нет развитого рынка абсолютных аналогов, статистика рыночных цен либо отсутствует, либо при обработке данных рынка неких отдаленных аналогов теряет свою убеждающую силу. Сколько стоит непубличная IT-компания либо тот или иной уникальный патент, участие кинозвезды в съемках блокбастера, конкретное право требования о взыскании спорного долга и т.п.?
В идеале возмещение убытков, чтобы реализовать свою функцию инструмента восстановления status quo или обеспечения денежного эквивалента попранного права, должно учитывать субъективную ценность нарушенного права, но проблема в том, что адекватно определить эту ценность суд не может. Субъективная ценность проявляется вовне в готовности обладателя произвести отчуждение блага или права по определенной цене. Если человек согласен продать семейную реликвию за 1 млн руб., значит, субъективная ценность этого объекта для него меньше данной величины: он бы не продал ее, если бы ценил ее выше. Но такое выявление субъективной ценности происходит только в рамках добровольных трансакций, сделок. В случае же нарушения права нет фактора добровольности, поскольку право нарушается или отнимается без согласия правообладателя. Поэтому субъективная ценность оказывается, как правило, скрытой.
Когда правообладатель обращается в суд и сталкивается с необходимостью доказать свои убытки, он практически неминуемо лишается возможности достоверно доказать утраченную субъективную ценность, и единственной альтернативой оказывается опора на объективные, статистические данные о рыночных ценах, которые далеко не всегда адекватно отражают субъективную ценность. Возможно, человек никогда бы не продал построенный его отцом дачный дом, к которому человек лично сильно привязан и с которым у него связаны ностальгические воспоминания о детских годах и умершем отце, менее чем за 10 млн руб., но если по вине арендатора дом сгорел, и истец вынужден доказывать свои убытки, ему будет сложно доказать эту субъективную ценность, и придется опираться на статистику цен продажи похожих домов или статистику цен на строительные работы по возведению такого же дома. Обе цифры могут оказаться куда ниже тех 10 млн руб., составляющих субъективную ценность.
Эта проблема практически нерешаема в рамках института возмещения убытков, если придерживаться принципа компенсационной природы ответственности. Попыткой минимизировать последствия данной проблемы является опция присуждения сверхкомпенсационных мер ответственности (например, по модели карательных убытков в США). Угроза применения такой кары вынудит претендента на некое право или потенциального нарушителя договора вместо циничного нарушения, вынуждающего потерпевшего обращаться в суд и доказывать свои убытки и почти неминуемо лишаться разницы между субъективной ценностью и рыночным измерением интереса, вступать в переговоры и предлагать выкупить соответствующий объект, согласие на расторжение или изменение договора. Если в ходе переговоров стороны ударят по рукам, это значит, что размер согласованной компенсации не меньше субъективной ценности. Но данная опция неуместна в сценарии неумышленного нарушения. Исключение может составлять ситуация взыскания неправомерно полученного нарушителем дохода: применение такой меры ответственности при отсутствии умысла может обсуждаться.
Другой ответной реакцией права могло бы быть более активное присуждение морального вреда, одной из функций которого могла бы быть компенсация за утраченную и недоказуемую в составе обычных убытков субъективную ценность. Но такая компенсац