Но что, если кредитор уже знает о нарушении своего права и том, кто его право нарушил, однако предъявить иск о взыскании убытков не может, поскольку сами убытки еще не сформировались? В контексте требования о возмещении убытков вполне возможна ситуация, когда убытки возникают позднее факта нарушения права.
Наиболее типична такая ситуация для случаев возникновения вреда здоровью. Сам этот вред может спровоцировать расходы на лечение или выпадение доходов намного позже даты нарушения права. Но здесь на помощь приходит ст. 208 ГК РФ, которая по требованиям о возмещении вреда здоровью и жизни ограничивает применение правил об исковой давности.
Тем не менее полностью данная проблема не теряет своей актуальности, поскольку проблема отложенной материализации убытков может проявлять себя и при причинении вреда имуществу или в связи с нарушением договора. К таким требованиям давность применяется, и если считать давность с момента, указанного в п. 1 ст. 200 ГК РФ, то возникает не вполне нормальная ситуация, когда иск о взыскании убытков кредитор предъявить еще не может, поскольку сами убытки еще не возникли, а давность уже течет. Такое положение вещей ненормально и противоречит сути исковой давности.
Представим, что поставщик материалов нарушил сроки поставки материалов субподрядчику, выполняющему строительные работы. Это привело к срыву сроков выполнения работ субподрядчиком, а также к нарушению сроков выполнения работ генподрядчиком по договору с заказчиком. Заказчик далее предъявляет иск о взыскании своих убытков в связи с просрочкой к генподрядчику и по прошествии долгих судебных разбирательств добивается успеха. После этого генподрядчик предъявляет к субподрядчику иск о взыскании компенсированных им заказчику, а также иных убытков, и на рассмотрение данного иска тоже уходит более года. И только после того, как субподрядчик возместил генподрядчику его убытки, субподрядчик узнает, каковы его собственные убытки, которые он вправе взыскать с поставщика материалов. Но к этому моменту, вполне вероятно, срок давности по такому требованию истечет.
Ситуация становится еще более драматической, если в силу закона установлен сокращенный срок давности (например, п. 1 ст. 725 ГК РФ в отношении требований, связанных с качеством работ, выполняемых по договору подряда, за исключением подряда строительного).
Другой пример: застройщик допускает просрочку в сдаче жилого дома, а покупатель, прождав более трех лет и потеряв надежду, заявляет отказ от договора, после чего предъявляет иск о взыскании убытков, вызванных вынужденным расторжением договора по правилам п. 5 ст. 453 и ст. 393.1 ГК РФ (например, убытков в виде разницы между ценой расторгнутого договора и ценой замещающей сделки, заключенной кредитором с третьим лицом после расторжения). До момента расторжения покупатель не только не страдает от такого вида убытков, но и не имеет оснований рассчитывать на их взыскание, поскольку ожидал просроченного исполнения и надеялся дождаться сдачи дома в эксплуатацию. С какого момента рассчитывается давность на взыскание таких убытков – с момента нарушения договора или с момента расторжения нарушенного договора?
Есть основания думать, что давность по требованиям о возмещении убытков не начинала течь ранее, чем потенциальный истец узнал или должен был узнать о том, что у него возникли убытки и определены их тип и размер. При этом такое требование в любом случае задавнивается по прошествии 10 лет объективной давности с момента, когда право было нарушено (п. 2 ст. 196 ГК РФ) (впрочем, данная объективная давность в силу п. 9 ст. 3 Федерального закона от 7 мая 2013 г. № 100-ФЗ начнет применяться только с 1 сентября 2023 г.).
Согласно ст. III.–7:301 Модельных правил европейского частного права течение давности приостанавливается на период, в течение которого кредитор не знает и не может разумно предполагаться знающим либо о личности нарушителя, либо о фактах, на которых основано требование, включая для требования о возмещении убытков вид причиненного вреда. Это решение задействует институт приостановления исполнения, но, возможно, в контексте российского права было бы логичнее просто смещать момент начала расчета срока давности.
Отсутствие упоминания данного критерия в ст. 200 ГК РФ само по себе не является абсолютным препятствием, поскольку до 1 сентября 2013 г. отсутствие в той же норме указания на такой субъективный элемент, как знание о надлежащем ответчике, не препятствовало судам выводить его из телеологического толкования закона (п. 12 Информационного письма Президиума ВАС РФ от 13 ноября 2008 г. № 126). Если признать, что ст. 200 ГК РФ пытается реализовать идею о том, что давность не начинает течь, пока будущий истец не узнал обо всех ключевых обстоятельствах, которые позволили бы ему рассчитывать на удовлетворение иска, то вполне возможны расширительная интерпретация п. 1 ст. 200 ГК РФ или обоснование обсуждаемого решения со ссылкой на аналогию права (п. 2 ст. 6 ГК РФ).
В судебной практике ВС РФ в последние годы стали встречаться определения, в которых применяется похожий подход к расчету давности по требованиям о взыскании убытков (см. определения СКЭС ВС РФ от 29 января 2018 г. № 310-ЭС17-13555, от 19 ноября 2018 г. № 301-ЭС18-11487 и от 9 сентября 2021 г. № 302-ЭС21-5294; определения СКГД ВС РФ от 11 мая 2021 г. № 16-КГ21-4-К4 и от 10 августа 2021 г. № 22-КГ21-4-К5). Но пока окончательной ясности по данному вопросу нет.
При этом, естественно, если в качестве убытков заявляются расходы, понесенные после того, как право было нарушено, или выгода, упущенная после нарушения, но сами эти суммы истец мог бы относительно точно рассчитать и предъявить к взысканию до их материализации, начало течения давности не должно откладываться до момента, когда расходы были фактически понесены, а выгода – упущена. Статья 15 ГК РФ допускает возмещение будущих неизбежных расходов, а возмещение упущенной выгоды также позволяет перспективный гипотетический расчет. Поэтому, если, например, нарушение привело к тому, что кредитор в течение нескольких лет после нарушения недополучал те или иные доходы, начало расчета давности не смещается по каждому случаю неполучения соответствующего дохода до момента фиксации их выпадения по сравнению с ожиданиями в бухгалтерском учете кредитора. Если выпадающие доходы вполне были предвидимы истцом и могли быть им рассчитаны на будущее с достаточной степенью точности, давность должна начинать течь с момента, когда истец получил реальную возможность рассчитывать на признание подобного предварительного расчета соответствующим стандарту доказывания (в качестве примера см. Постановление Президиума ВАС РФ от 16 марта 2004 г. № 6065/03). Поэтому обсуждаемое здесь решение смешения момента начала давности до момента, когда истец узнал или должен был узнать о своих убытках, надо понимать с учетом данной оговорки.
Если материализация убытков обусловлена осуществлением кредитором тех или иных преобразовательных правомочий (например, убытки за срыв контракта в сценарии его нарушения и последующего расторжения), неразумное затягивание осуществления таких правомочий не должно влечь откладывания момента начала исчисления давности. Последняя должна начинать исчисляться с момента, в который разумное лицо на месте кредитора их осуществило бы (подробнее см. комментарий к ст. 393.1 ГК РФ).
Наконец, необходимо обратить внимание на то, что в ситуации, когда речь идет о взыскании убытков за нарушение обязательства, которое еще не исполнено, следует отличать давность по самому основному регулятивному требованию и давность по дополнительному охранительному требованию о возмещении убытков (например, мораторных убытков). Исковая давность по этим притязаниям исчисляется сепаратно. И дело не только в том, что, если принять вышеуказанную позицию, момент начала исчисления давности по этим требованиям может быть разным. Дело в том, что сам ход течения давности может быть различным. Например, если должник признает свой основной долг, это влечет прерывание давности по основному регулятивному требованию (ст. 203 ГК РФ), но само по себе не прерывает давность по охранительному требованию о возмещении мораторных убытков. Так, согласно п. 25 Постановления Пленума ВС РФ от 29 сентября 2015 г. № 43, «[п]ризнание обязанным лицом основного долга, в том числе в форме его уплаты, само по себе не может служить доказательством, свидетельствующим о признании дополнительных требований кредитора (в частности, неустойки, процентов за пользование чужими денежными средствами), а также требований по возмещению убытков, и, соответственно, не может расцениваться как основание перерыва течения срока исковой давности по дополнительным требованиям и требованию о возмещении убытков».
В указанном выше разъяснении ВС РФ противопоставляет требование о возмещении убытков и дополнительное требование (например, по уплате мораторных процентов или пени), но, как представляется, это нелогично: мораторные проценты и мораторные убытки – явления однопорядковые, первые просто являются упрощенным способом расчета вторых. В этом плане охранительное требование о возмещении убытков, вызванных просрочкой, или убытков за срыв контракта по причине просрочки можно рассматривать в качестве дополнительного охранительного притязания. Если это так, то открываются условия для применения п. 1 ст. 207 ГК РФ, согласно которому, если истекает давность по основному требованию, принудительно пресекается течение давности по дополнительным требованиям, когда бы последняя ни начинала исчисляться. Соответственно, если давность истекла по основному обязательству, то она должна считаться истекшей и по охранительным притязаниям о возмещении связанных с просрочкой убытков. То же и с убытками за срыв контракта. Если сам срыв (например, наступление объективной невозможности исполнения по обстоятельствам, за которые отвечает должник, или отказ от договора в ответ на просрочку) происходит после того, как давность по основному требованию истекла, возникающее в связи со срывом договорной программы охранительное притязание по взысканию убытков за срыв контракта (убытков вместо реального исполнения договорной программы) сразу же возникает в качестве задавненного требования.