Ответственность директора за нарушение своих «фидуциарных» обязанностей перед организацией носит договорный характер, и поэтому здесь корректнее говорить об ответственности за нарушение обязательства, а не о деликтной ответственности (вопреки некоторым сомнениям, которые иногда звучат). Такая ответственность должна подчиняться правилам п. 1 и 2 ст. 401 ГК РФ и строиться на началах вины, а не строгой ответственности по п. 3 ст. 401 ГК РФ, поскольку директор, работающий по найму, в рамках данной деятельности не осуществляет собственную коммерческую деятельность. Но что, если функции директора в обществе выполняет управляющая компания, получающая за это вознаграждение от управляемого общества? Переведет ли это обстоятельство ответственность управляющей компании за нарушение своих «фидуциарных» обязанностей по разумному и добросовестному управлению из режима виновной ответственности в ответственность строгую? Пока данный вопрос не имеет ясного ответа.
Если в сфере обязательств, вытекающих из корпоративных отношений внутри коммерческой корпорации, вопрос о виновной или строгой ответственности может вызывать споры, ситуация представляется более ясной в случае нарушения обязательств вернуть имущество по реституции в связи с ничтожностью или аннулированием сделки, осуществить возврат имущества по правилам о неосновательном обогащении или возместить денежный эквивалент такого обогащения. Здесь относительно строгая ответственность по п. 3 ст. 401 ГК РФ представляется неуместной, пусть даже сама недействительная сделка и была заключена в связи с осуществлением предпринимательской деятельности.
То же касается нарушения обязанности устранить созданную угрозу причинения вреда или возместить вред в натуре в связи с совершенным деликтом, обязательства прекратить длящееся посягательство на объект права собственности, не связанное с лишением владения, или вернуть вещь собственника на основании виндикационного притязания, а также обязательств, вытекающих из отношений участников общей долевой собственности, или иных обязательств, возникающих на основании закона, в силу обычая или принципа доброй совести не в связи с реализацией договорных правоотношений между должником и кредитором. Во всех таких случаях, если обязательство нарушено, требование кредитора о взыскании возникших в связи с этим убытков или мораторных процентов должно исключаться, если должник докажет, что его вины в нарушении нет (п. 1 и 2 ст. 401 ГК РФ). Этот вывод справедлив, даже если такие обязательства возникают в той или иной степени в связи с осуществлением должником предпринимательской деятельности.
Соответственно, правило п. 3 ст. 401 ГК РФ об относительно строгой ответственности логично подвергнуть ограничительному толкованию и распространять только на случаи нарушения связанных с осуществлением должником коммерческой деятельности договорных обязательств или обязательств, вытекающих из совершенной должником односторонней сделки. Тот же формат относительно строгой ответственности логично применять к реверсивным обязательствам по возврату имущества на фоне расторжения договора по правилам п. 4 ст. 453 ГК РФ. Хотя в силу указанной нормы к таким обязательствам применяются субсидиарно правила о неосновательном обогащении, но само это требование является развитием программы договорных правоотношений на ее ликвидационной стадии. Иначе говоря, каузу такого реверсивного обязательства составляет договор. Это делает более логичным применение правила п. 3 ст. 401 ГК РФ об относительно строгой ответственности должника за нарушение.
Впрочем, следует иметь в виду, что обсуждаемый здесь вопрос ограничительного толкования п. 3 ст. 401 ГК РФ в полной мере в практике высших судов не прояснен.3.1.2. Связь с предпринимательской деятельностью
При применении комментируемой нормы необходимо учитывать, что ГК РФ устанавливает относительно строгую ответственность не по субъектному признаку (т.е. для специальных субъектов – коммерческих организаций и индивидуальных предпринимателей), а в зависимости от связи обязательства с предпринимательской деятельностью должника.
Поэтому п. 3 ст. 401 ГК РФ будет применяться по умолчанию к любым случаям нарушения своих обязательств коммерческими организациями, которые основаны на сделке, заключенной в рамках реализации такой организацией своей коммерческой деятельности. Если договор предусматривает обязательство коммерческой организации, но само задолженное предоставление данной организации носит безвозмездный характер, вряд ли логично говорить о применении относительно строгой ответственности. Например, если корпорация решила поддержать тот или иной благотворительный фонд и обещала осуществить пожертвование, применение правила п. 3 ст. 401 ГК РФ в случае нарушения такого обязательства должно блокироваться. Другой пример: в практике ВАС РФ ставилась под сомнение возможность применения правила п. 3 ст. 401 ГК РФ к случаям, когда коммерческая организация заключала нарушенный ею впоследствии договор покупки газа для выработки тепловой энергии, предназначенной для теплоснабжения жилищного фонда и объектов социальной и культурно-бытовой сферы поселка, оплата которой датируется из муниципального бюджета (см. Постановление Президиума ВАС РФ от 15 октября 2002 г. № 11135/01). Более того, есть определенные аргументы в пользу того, что в случае нарушения обязательств, принятых на основании безвозмездного договора в целях облагодетельствовать кредитора, ответственность должна наступать только в силу умысла или грубой неосторожности, а ответственность за простую неосторожность должна исключаться. В ряде случаев это прямо следует из закона (например, п. 1 ст. 693 ГК РФ), но данная идея должна быть универсализирована. То же решение реализовано и во многих зарубежных странах (например, в Германии). То, что должником по такому обязательству является коммерческая организация, не должно менять указанный вывод.
Но могут быть и более спорные случаи. Представим, что компания предоставляет широкому кругу пользователей определенный интернет-сервис (мессенджер, сервис электронной почты, социальная сеть и др.), не взимая плату, но рассчитывая на переход своего сервиса в режим платной подписки в будущем, после того как число пользователей превысит тот или иной пороговый уровень. Корректно ли здесь применять п. 3 ст. 401 ГК РФ при нарушении обязательств такой компанией? Меняется ли что-то, если компания, не получая оплату от пользователей, получает доход, демонстрируя потребителям рекламу и получая деньги от рекламодателей либо предоставляя третьим лицам агрегированные и обезличенные персональные данные пользователей данного сервиса? Очевидно, что компания здесь не действует с альтруистической мотивацией, но и назвать такие отношения соответствующей архетипу классической синаллагмы и возмездности непросто. Ясного ответа на данные вопросы пока нет, но при первом приближении режим относительно строгой ответственности здесь может показаться не вполне справедливым.
Правило относительно строгой ответственности будет по умолчанию применяться к нарушению договорного обязательства индивидуальным предпринимателем, если договор заключался в рамках реализации этим предпринимателем коммерческой деятельности. Тот же формат ответственности должен применяться и к тем гражданам, которые ведут предпринимательскую деятельность, незаконно не регистрируясь в качестве индивидуальных предпринимателей, и нарушают договор, заключенный в рамках такой «теневой» предпринимательской деятельности. Это в полной мере следует из п. 4 ст. 23 ГК РФ, согласно которому такие «теневые» предприниматели «не вправе ссылаться в отношении заключенных им при этом сделок на то, что он не является предпринимателем», и «суд может применить к таким сделкам правила ГК РФ об обязательствах, связанных с осуществлением предпринимательской деятельности.
Но спорным является вопрос об уместности применения режима относительно строгой ответственности к обязательствам, принятым на себя самозанятым гражданином, который в силу специально принятого закона вправе осуществлять предпринимательскую деятельность без регистрации в качестве индивидуального предпринимателя (например, п. 6 ст. 2 Федерального закона от 27 ноября 2018 г. № 422-ФЗ «О проведении эксперимента по установлению специального налогового режима „Налог на профессиональный доход“»). Формально оформившие себе налоговый режим самозанятости нянечка или репетитор ведут предпринимательскую деятельность, оказывая платные услуги клиентам. Но действительно ли уместно в отношении их деятельности применять строгие стандарты ответственности, характерные для архетипического предпринимательства? Здравый смысл протестует против применения к таким отношениям правил о строгой ответственности.
Что касается некоммерческих организаций, то и они отвечают за нарушение своих договорных обязательств, принятых в рамках реализации некоммерческой деятельности, на началах вины (постановления Президиума ВАС РФ от 16 декабря 1997 г. № 4884/97, от 30 октября 2001 г. № 633/01). Но такие организации могут при определенных условиях нести ответственность и на началах относительно строгой ответственности. Так, в силу п. 21 Постановления Пленума ВС РФ от 23 июня 2015 г. № 25 при осуществлении некоммерческой организацией приносящей доход деятельности на нее «в части осуществления приносящей доход деятельности распространяются положения законодательства, применимые к лицам, осуществляющим предпринимательскую деятельность». Соответственно, некоммерческие организации в случае нарушения ими договора, связанного с осуществлением ими приносящей доход деятельности, отвечают за нарушение даже при отсутствии вины, если только речь не идет о непреодолимой силе. Это касается, в частности, образовательных организаций, заключающих со слушателями договоры на оказание платных образовательных услуг.
Принцип относительно строгой ответственности должен применяться к должникам, которые хотя и не являются коммерческими организациями или индивидуальными предпринимателями, но совершают сделку, связанную с созданием коммерческой корпорации, осуществлением прав по принадлежащей им доле участия в капитале хозяйственного общества либо с отчуждением или приобретением такой доли участия. Если гражданин имеет значимый корпоративный контроль в ООО, ведет бизнес через участие в данном обществе и заключает корпоративный договор с партнером, продает или закладывает свою долю, обеспечивая обязательства общества по привлеченному кредиту, данная сделка носит явно предпринимательский характер по своей целевой направленности, пусть сам гражданин индивидуальным предпринимателем по смыслу ст. 23 ГК РФ не является. Этой связи сделки с предпринимательской деятельностью вполне достаточно для того, чтобы должник нес относительно строгую ответственность в случае нарушения своих обязательств по таким договорам (например, по корпоративному договору). То же касается и случаев, когда гражданин решает войти в некий бизнес, приобретая корпоративный контроль.