Другой пример: в силу п. 4 ст. 401 ГК РФ должник не может ссылаться на оговорки об исключении или ограничении ответственности, если он допустил умышленное (а если принять расширительное толкование данной нормы, и грубо неосторожное) нарушение. В такой ситуации умысел презюмируется, и, чтобы такие оговорки сработали, должник обязан доказать принятие им хотя бы минимальной степени заботливости и осмотрительности (п. 7 Постановления Пленума ВС РФ от 24 марта 2016 г. № 7). Как следует в этом контексте решить спор, если должник докажет, что он пытался исполнять обязательство и проявил некоторую степень заботливости и осмотрительности, дав нужные указания своим работникам, но при этом будет установлено, что нарушение произошло в силу умысла или граничащей с умыслом беспечности привлеченного должником работника, который почему-то не выполнил данные указания или выполнил их ненадлежащим образом? Вменяется ли умысел или грубая неосторожность работника его работодателю? Если, например, руководство компании, выступающей в качестве подрядчика, не имело никакого намерения выполнить строительные работы с дефектами и в целом пыталось прилагать разумные усилия к качественному выполнению работ, будет ли компания считаться нарушившей договор умышленно в ситуации, когда дефект был допущен в силу умысла привлеченного подрядчиком прораба, который решил втайне от своего работодателя-подрядчика продать на сторону доставленный ему качественный материал, купил недорого некачественный товар и использовал его при производстве работ, оставив разницу в своем кармане? Если да, то договорная оговорка об ограничении объема ответственности в таком сценарии не сработает.
Вопрос, как мы видим, о вменении формы вины может в ряде ситуаций приобрести принципиальное значение.
При первом приближении в такого рода ситуациях логично исходить из вменения работодателю не только вины работника, но и соответствующей формы вины последнего. Если речь идет о поведении высокопоставленных работников организации (например, директора), это в принципе не вызывает сомнений, но, вероятно, тот же вывод можно оправдать и в тех случаях, когда соответствующая форма вины присутствует в поведении любого иного сотрудника. Впрочем, данный вопрос носит дискуссионный характер и заслуживает более серьезной проработки. В зарубежном праве встречаются и иные решения. Например, в немецком праве в силу абз. 3 § 276 и § 278 ГГУ признается вменение должнику вины его работника или иного привлеченного должником к исполнению обязательства третьего лица, но при этом умысел такого работника или третьего лица сам по себе не предопределяет вывод о наличии умысла в поведении должника для целей применения правила о блокировке условий об ограничении ответственности в сценарии умысла.5. Иск кредитора к работнику должника
Очень сложный вопрос касается вопроса о возможности привлечения работника должника к ответственности наряду с должником перед кредитором.
Наиболее логичным общим правилом является исключение прямой ответственности работника должника за провоцирование нарушения обязательства должника перед кредитором. Работники должны быть защищены от таких прямых исков, что предопределяется принципом относительности обязательственных отношений.
Более того, в силу ТК РФ должник, возместивший убытки кредитору в связи с нарушением, не сможет рассчитывать на удовлетворение своего регрессного иска к работнику о возмещении спровоцированного ущерба в полном объеме, поскольку ответственность работника перед работодателем за ущерб ограничена законом по объему размером среднего месячного заработка (ст. 241 ТК РФ), если только не присутствуют особые условия для возложения на работника полной материальной ответственности. К таким исключениям, в частности, относятся ситуации, когда работник занесен по основаниям, указанным в законе, в категорию работников, несущих полную материальную ответственность (ст. 242 ТК РФ), а также когда работник причинил ущерб умышленно (ст. 243 ТК РФ).
Соответственно, в той степени, в которой работник не отвечает в силу ТК РФ перед работодателем, к нему тем более не может заявить иск об убытках и кредитор. Более того, даже в той степени, в которой он отвечает перед работодателем за ущерб (например, в пределах среднего месячного заработка либо в полном объеме при полной материальной ответственности или при умышленном нарушении), кредитор не может как минимум в ординарной ситуации взыскивать свои убытки прямым иском, заявленным к работнику. Кредитору в такой ситуации следует обращаться с иском к должнику, а тот в регрессном порядке вправе требовать от работника частичного или в ряде ситуаций полного возмещения вреда, возникшего в результате удовлетворения первичного требования кредитора.
Но здесь можно обсуждать некоторые исключения.
Первым исключением может являться случай ликвидации или банкротства должника, когда кредитор теряет возможность взыскать убытки с самого должника. В такой ситуации было бы справедливо предоставить кредитору право на прямой иск к работнику. Если работник, относящийся к категории лиц, которые несут полную материальную ответственность, или отвечающий в пределах своего месячного заработка, своим неправомерным неосторожным поведением спровоцировал нарушение обязательства работодателя перед кредитором, что причинило убытки последнему, такой кредитор должен иметь право на заявление прямого иска к работнику, если работодатель-должник ликвидирован. Если умысла в поведении работника нет, давать кредитору прямой иск к работнику справедливо, только если добиться удовлетворения своего требования за счет должника кредитор уже не сможет, причем в сценарии неосторожного поведения работника было бы логично исходить из того, что данный прямой иск не является деликтным, а обосновывается переходом к кредитору вытекающего из трудового договора регрессного требования работодателя к работнику (см. п. 3.6–3.8 комментария к ст. 308 ГК РФ в рамках другого тома серии #Глосса158). В этом случае последний получает право на прямой иск к регрессному должнику, пусть в догматическом плане данная ситуация и не вполне тривиальна. В ситуации выпадения основного должника в связи с ликвидацией, блокирующей возможность скатывания «регрессного кома» обратных взысканий убытков на соответствующего работника, несправедливо оставлять потерпевшего кредитора без защиты при наличии способного ответить за свое поведение работника, а последнего освобождать от ответственности просто из-за того, что промежуточное звено цепочки взысканий убытков выпадает. В связи с этим было бы логично исходить из идеи о том, что в момент ликвидации должника происходит автоматический подразумеваемый переход к кредитору регрессного притязания должника к своему работнику на сумму неудовлетворенного притязания кредитора о возмещении убытков, но не выше, чем то, что должник мог бы взыскать сам с работника в регрессном порядке, если бы сработал базовый сценарий скатывания «снежного кома» обратных взысканий.
Более того, возможно, имело бы смысл признать, что у кредитора в силу закона имеется опцион на «перехват» такого регрессного требования в сценарии объявления должника банкротом и до завершения конкурсных процедур: если кредитор столкнулся со сценарием признания должника банкротом, он может отказаться от установления своего требования о взыскании убытков в РТК должника и простить долг должника в целом или в части, конвертировав его в присвоение регрессного требования должника к своему работнику, исходя из принципа рубль за рубль.
И автоматический подразумеваемый переход регрессного требования в момент ликвидации должника исключительно к кредитору, который пострадал в результате нарушения, а не ко всему коллективу кредиторов должника и лиц, обладающих правом на ликвидационную квоту в соответствии с правилами п. 5.2 ст. 64 ГК РФ о распределении обнаруженного имущества ликвидированного должника, и «перехват» регрессного требования в обмен на прощение всего или соответствующей части долга должника в случае признания должника банкротом, но до ликвидации должника приводят к преимущественному удовлетворению требования данного кредитора за счет регрессного требования должника к своему работнику, но это не причиняет ущерб другим кредиторам должника, так как те в принципе не могли бы претендовать на помещение регрессного требования в конкурсную массу, если пострадавший кредитор не заявляет свое первичное требование о взыскании убытков в РТК должника: если первичное требование кредитора конкурсной массе удовлетворять не придется, то и нет оснований для помещения в эту массу регрессного требования, так как оно возникает только при исполнении первичного требования. Впрочем, ясного подтверждения данных выводов в российской судебной практике пока нет.
Также, если налицо признаки умышленного недобросовестного провоцирования работником должника нарушения обязательственных прав кредитора (что открывает путь для полной материальной ответственности работника перед работодателем), обоснование прямого иска кредитора к работнику может опираться на правила о деликтной ответственности. Простой неосторожности работника для привлечения его к прямой деликтной ответственности недостаточно для того, чтобы кредитор смог «достать» его прямым деликтным иском «через голову» работодателя. Если же налицо умысел (особенно в случае преступления), такой работник не только в силу ст. 243 ТК РФ несет полную материальную ответственность перед работодателем и в том числе в силу п. 1 ст. 1081 ГК РФ обязан возместить работодателю в регрессном порядке сумму, которую тот выплатил кредитору в качестве возмещения убытков, но и должен стать открытым для прямого деликтного иска потерпевшего кредитора. Если, например, охранник, работающий на винодельне, украл сданную на хранение в винный погреб винодельни редкую бутылку вина или умышленно ее распил с друзьями во время долгого ночного дежурства, поклажедатель вправе взыскать убытки как с винодельни (за нарушение договора хранения), так и с работника (за деликт).