Положение работника, умышленно спровоцировавшего нарушение своим работодателем обязательства, в такой ситуации не ухудшается, поскольку он все равно нес бы ответственность перед работодателем за соответствующий ущерб по правилам ст. 243 ТК РФ и отвечал бы в том числе в регрессном порядке за вещь ущерб, возникший в результате необходимости покрытия убытков кредитора.
Сам работодатель является по общему правилу щитом, защищающим своих работников от прямой деликтной ответственности перед кредиторами организации. Но этот щит не защищает тех работников должника, чье умышленное и злонамеренное поведение спровоцировало нарушение должником прав ее кредиторов. Если директор организации-подрядчика дает сотрудникам указание нарушить обязательство и скрытым образом использовать дефектные материалы при выполнении строительных работ, или директор компании, выполняющей функции доверительного управляющего, принимает решение укрывать причитающиеся учредителю управления доходы и не включать их в отчет, или юрист компании по заданию руководства разрабатывает схему по выводу некой недвижимости через цепочку притворных сделок, дабы оставить покупателя, оплатившего данную вещь и претендующего на ее получение, с пустыми руками, такие работники могут быть привлечены к прямой деликтной ответственности по прямому иску потерпевшего кредитора. Если им при этом осознанно и недобросовестно помогали иные сотрудники, данные лица также могут понести деликтную ответственность перед кредитором.
Примеры подобного рода в практике стали встречаться. КС РФ в Постановлении от 8 декабря 2017 г. № 39-П (так называемое дело Ахмадеевой) признал возможность привлечения к деликтной ответственности как бухгалтера, обслуживавшего организацию по гражданско-правовому договору, так и директора организации за соучастие в уклонении от исполнения обязательств организации по уплате налогов. Тот же подход применен в определениях СКГД ВС РФ от 2 марта 2021 г. № 73-КГ20-5-К8 и от 21 сентября 2021 г. № 18-КГ21-71-К4. В той степени, в которой поведение данных лиц было умышленным, с таким подходом следует согласиться. Та же логика применима и к любому руководителю, юристу или иному сотруднику, которые умышленно привели свою организацию к нарушению не только налоговых, но и гражданско-правовых обязательств. Например, ВС РФ допустил взыскание банком на основании деликтного иска убытков с директора заемщика в связи с нецелевым использованием выданного кредита (см. Определение СКГД ВС РФ от 10 марта 2020 г. № 34-КГ19-12).
Что касается порядка привлечения работников к такой деликтной ответственности за умышленное провоцирование нарушения работодателем его обязательства, то здесь возникает выбор между ординарной солидарностью (предполагающей право кредитора предъявить деликтное требование к работнику должника или договорное требование к самому должнику как солидарным должникам) и строгой субсидиарностью (в рамках которой требование к работнику можно заявить, только исчерпав возможности взыскать убытки с непосредственного должника). Могут быть выдвинуты аргументы в пользу солидаритета. Но судебная практика пока исходит из того, что в ситуации, когда нарушение обязательства спровоцировано умышленными и недобросовестными действиями работников организации-должника, прямые деликтные иски кредиторов к ним допускаются только в субсидиарном порядке, при условии что разумные средства защиты своего обязательственного права путем преследования самой организации оказались исчерпаны. Такой подход позволяет отступать от принципа относительности обязательств, давая кредиторам прямой деликтный иск к работникам должника, только в самых крайних случаях. В деле Ахмадеевой КС РФ поддержал именно такой подход. В других известных делах такого рода также в основном речь идет об удовлетворении прямых исков к работникам должника в ситуации, когда ординарные средства взыскания убытков с должника были исчерпаны. На необходимость предварительного исчерпания ординарных средств защиты посредством иска к должнику для обоснования прямого деликтного иска к его сотрудникам указывает и ВС РФ в определениях СКГД от 2 марта 2021 г. № 73-КГ20-5-К8 и от 21 сентября 2021 г. № 18-КГ21-71-К4, уточняя при этом, что в исключение из данного правила возможность предъявления прямого иска к сотрудникам до исчерпания ординарных средств защиты все-таки может быть признана, если судом установлено, что юридическое лицо служит лишь прикрытием для действий контролирующего его физического лица (т.е. de facto не является самостоятельным участником экономической деятельности).
Идея созревания прямого иска к работникам только после исчерпания возможностей по взысканию долга или убытков с работодателя остро ставит вопрос об исковой давности по деликтному иску: период, который уходит на попытку добиться взыскания убытков с должника, может быть достаточно долог, что создает риск пропуска давности по деликтному иску. Поэтому, если придерживаться модели строгой субсидиарности, может быть выдвинута идея о том, что здесь логично сдвигать момент начала течения давности по деликтному иску до момента исчерпания разумных мер по защите своего обязательственного права за счет иска к должнику. Впрочем, следует признать, что данный вопрос в российской доктрине и судебной практике не вполне прояснен.6. Расширительное толкование6.1. Предоставление недостоверных заверений
Согласно п. 34 Постановления Пленума ВС РФ от 25 декабря 2018 г. № 49 сторона, предоставившая недостоверные заверения, возмещает в связи с этим убытки реципиенту заверений по правилам гл. 25 ГК РФ об ответственности за нарушение обязательства. Следовательно, к такой ситуации применяется и правило комментируемой статьи.
Так, если работник стороны договора, имея на то соответствующие полномочия, дает контрагенту недостоверные договорные заверения, ответственность за это будет нести работодатель.
Там, где вина заверителя имеет значение, вина работника в предоставлении недостоверных заверений будет вменяться работодателю. Если работник, предоставлявший недостоверные заверения от имени работодателя, знал или должен был знать правду, его вина в обмане или неосторожном введении в заблуждение будет означать, что виновен в предоставлении недостоверных заверений и сам работодатель.
Вопрос о том, будет ли вменяться и форма вины, может быть предметом дискуссий. Так, если договор содержал, как это обычно встречается на практике, условие об ограничении ответственности заверителя по сумме, данное условие не сработает в силу п. 4 ст. 401 ГК РФ в случае обмана (в данной ситуации – умышленного предоставления недостоверных заверений). Вместе с тем, если будет установлено, что работник, предоставивший недостоверные заверения от имени работодателя, знал правду и совершал обман, будет ли считаться обманщиком и работодатель? Если да, то это повлечет исключение применения договорного условия об ограничении ответственности. Как представляется, с учетом того, что работник действовал при предоставлении таких заверений на основании полномочия, логично вменение работодателю формы вины.
Прямой иск к данному работнику, предоставившему от имени работодателя недостоверные заверения, возможен только в случаях, описанных в п. 5 комментария к настоящей статье.6.2. Провоцирование невозможности исполнения
Вышеуказанные правила и основанные на их толковании позиции применимы с необходимыми адаптациями к ситуациям, когда работник одной из сторон провоцирует наступление объективной и перманентной невозможности исполнения обязательства. Если поведение работника виновно, работодатель будет нести ответственность за наступление невозможности исполнения, даже если нет вины самого работодателя в найме и организации работы такого работника, поскольку будет производиться вменение вины. Если вины работника нет, но налицо вина работодателя в найме данного работника или в организации его работы, невозможность исполнения будет также считаться наступившей по вине работодателя, а это опять же откроет путь к привлечению такого работодателя как стороны обязательства к ответственности в виде возмещения убытков. Там же, где соответствующая сторона обязательства отвечает независимо от вины, она будет нести ответственность за наступление невозможности исполнения даже тогда, когда нет вины ни самой этой стороны как работодателя, ни ее работника: достаточно того, что невозможность исполнения наступила в результате того или иного поведения работника.6.3. Нарушение кредиторской обязанности
Правило комментируемой статьи и выводимые из его толкования правовые позиции с необходимыми адаптациям применимы и к случаям, когда речь идет о нарушении кредиторской обязанности, способном повлечь ответственность кредитора (напомним, что в силу ст. 406 ГК РФ кредитор, впавший в просрочку кредитора, обязан возместить должнику убытки).7. Диспозитивность
Комментируемая статья не содержит оговорки о ее диспозитивности. Тем не менее некоторые девиации от ее содержания, видимо, допустимы. Так, нет препятствий к тому, чтобы в договоре, который предусматривает виновную ответственность должника, стороны делали исключение из правила об объективном вменении вины работника должника самому должнику. В этом случае при безупречности поведения руководства должника в плане найма персонала и организации процесса его работы, контроля и мониторинга должник не будет отвечать за вину работника.
Также мыслимо согласование условия об исключении вменения формы вины работника его работодателю. Например, стороны могут договориться о том, что умысел работника не равен умыслу нанявшего его должника, что может иметь крайне важное значение для определения сферы применения оговорки об ограничении ответственности с точки зрения правила п. 4 ст. 401 ГК РФ.
Впрочем, несмотря на формальную законность таких условий, они могут быть с учетом конкретных обстоятельств заблокированы судом на основании ст. 10 и 428 ГК РФ как несправедливые в случае, если они были навязаны слабой стороне договора. Более того, данные условия, облегчающие положение нарушившего потребительский договор коммерсанта перед лицом пострадавшего в результате такого нарушения потребителя должны признаваться ничтожными по смыслу ст. 16 Закона о защите прав потребителей.