Как известно, преддоговорная ответственность, в российском праве квалифицируется как деликтная (п. 19 Постановления Пленума ВС РФ от 24 марта 2016 г. № 7). Несмотря на такую квалификацию, чувство справедливости может потребовать применения в этом контексте подхода, закрепленного в ст. 403 ГК РФ, а не в ст. 1068 ГК РФ.
Например, представим, что потребитель заказал доставку некоего товара с целью ознакомления с ним и возможного приобретения на месте, но курьер, нанятый продавцом, при заезде на участок потенциального покупателя по неосторожности повредил ворота. В этот момент между сторонами еще не было договора. Справедливо ли позволять продавцу избежать ответственности со ссылкой на то, что он использовал услуги автономной курьерской службы (аутсорсинг) и поэтому в силу ст. 1068 ГК РФ не отвечает за случившееся при отсутствии своей собственной вины в выборе и контроле? Если бы данный курьер сбил пешехода, исключение ответственности такого продавца перед потерпевшим было бы вполне справедливо, но продавца и конкретного покупателя связывают преддоговорные отношения, и здесь может показаться более уместным возложение ответственности за вину привлеченного продавцом курьера на самого продавца.
Другой пример: сторона переговоров отвечает за недобросовестное поведение лица, привлеченного ею к ведению переговоров, или своего представителя, уполномоченного на заключение договора, если это привлеченное лицо вводит контрагента в заблуждение, обманывает его, применяет насилие или угрозы либо вступает в сговор с представителем контрагента. Это следует из абзаца третьего п. 2 и п. 4 ст. 179 ГК РФ. Важно лишь, что сторона предполагаемого договора либо выразила волю на делегацию проявившему недобросовестность лицу полномочия на заключение договора, либо выдала поручение вести от своего имени переговоры.
Но действительно ли вина такого привлеченного к ведению переговоров лица (далее для краткости будем называть его представителем, не оглядываясь на то, что чаще всего полномочия заключать договор у него отсутствуют) должна вменяться самой стороне переговоров, от лица которого данный представитель действует при ведении переговоров? Справедливо ли привлекать представляемого за недобросовестные методы ведения переговоров, примененные его представителем, при безупречности поведения самого представляемого на этапе выбора такого представителя и контроля за его поведением?
Если этот представитель является сотрудником организации или индивидуального предпринимателя, от имени которых велись переговоры, или действует под его непосредственным контролем, ответственность за его недобросовестное поведение на стадии переговоров, согласно позиции ВС РФ, основывается на ст. 1068 ГК РФ, и вменение вины налицо. На это прямо указано в п. 19 Постановления Пленума ВС РФ от 24 марта 2016 г. № 7. Потому сторона-работодатель должна нести ответственность за недобросовестное поведение как директора, так и иных своих сотрудников, допустивших то или иное недобросовестное поведение на стадии переговоров, причем согласно ст. 1068 ГК РФ ответственность работодателя не зависит от вины самого работодателя в выборе такого работника или организации его работы. Но что, если недобросовестно себя ведет на переговорах представитель, который не состоит в штате стороны предполагаемого договора, не находится под полным ее контролем, а является относительно автономным агентом, привлеченным к переговорам в качестве фактического посредника как с полномочиями, так и без полномочий подписывать договор (например, риелтор, брокер и т.п.)?
Например, должен ли продавец квартиры отвечать за обман (или неосторожное введение в заблуждение), который совершил риелтор, нанятый им для ведения переговоров с потенциальными покупателями, если сам продавец никаких инструкций на сей счет риелтору не давал и тот, совершая обман, действовал по своей инициативе? То же и со случаем применения таким риелтором угроз или подкупа представителя покупателя.
Нет никаких сомнений в том, что, если сделка была заключена, покупатель вправе оспорить ее по правилам п. 2 ст. 174, ст. 178 или ст. 179 ГК РФ, независимо от наличия вины самого продавца, если налицо некорректные действия его представителя на переговорах (на что прямо и указано в п. 2 ст. 179 ГК РФ). Но что насчет деликтной ответственности? Носит ли здесь ответственность продавца за вину риелтора столь же строгий характер, как и в случае с контролируемым работником?
Возможны различные решения.
С одной стороны, может быть выдвинута идея о том, что ответственность стороны, которая привлекла к переговорам некоего не контролируемого полностью ею агента – риелтора, иного посредника, внешнего юриста и т.п., за его недобросовестность должна строиться на началах собственной вины данной стороны (т.е. наступает, если представитель действовал недобросовестно по поручению стороны, с ее согласия, при ее попустительстве или сторона проявила неосторожность в привлечении нечистоплотного представителя к переговорам). В таком случае должна действовать строгая презумпция того, что представитель действовал по поручению или с ведома нанявшего его лица, и опровержение данной презумпции возможно только при представлении очень весомых доказательств. Но в рамках этой концепции опровержение теоретически возможно. Например, если речь идет о ведении переговоров от имени несовершеннолетнего его родителем, усыновителем, опекуном или попечителем либо от имени лишенного дееспособности или лица, чья дееспособность ограничена, опекуном или попечителем соответственно, может показаться справедливым, что сторона, от имени которой ведутся переговоры, отвечать за поведение своего недобросовестного законного представителя не должна. Или представим, что квартиру пенсионера выставляет на продажу риелторское агентство, оно подыскивает покупателей, общается с ними и содействует в заключении договора, и это агентство обманывает покупателя путем намеренного умолчания о значимых обстоятельствах, которые принцип доброй совести требует раскрыть. Справедливо ли привлечь к деликтной ответственности пенсионера в ситуации, когда суду будет очевидно, что сам пенсионер в переговорах участия не принимал, риелторскому агентству всю информацию раскрыл и не был в курсе того, что покупатель был введен в заблуждение? Не будет ли справедливым, чтобы перед пострадавшим за убытки в таких ситуациях отвечал сам представитель?
С другой стороны, может обсуждаться и альтернативная концепция, в рамках которой представляемый всегда несет строгую ответственность за вину привлеченных им к переговорам лиц. Это решение было бы легче обосновать, если бы ответственность за недобросовестное ведение переговоров в российском праве регулировалась общими нормами об ответственности за нарушение обязательства по гл. 25 ГК РФ, так как в рамках ст. 403 ГК РФ должник отвечает за действия привлеченных им к исполнению обязанностей третьих лиц. И действительно, в некоторых зарубежных странах (например, в Германии) считается, что на этапе ведения переговоров между сторонами возникают квазиконтрактные обязательства, вытекающие из закона и доброй совести, и взыскание убытков в рамках преддоговорной ответственности подчиняется правилам об ответственности за нарушение обязательства, а не деликтной ответственности (подробнее см. комментарий к ст. 434.1 ГК РФ в рамках другого тома серии #Глосса164). Но в рамках деликтной концепции преддоговорной ответственности данный подход обосновать сложнее.
Наконец, возможны и некоторые комбинированные решения, например строгое вменение вины любого представителя нанявшему его юридическому лицу, независимо от вины последнего в выборе и контроле, но при этом исключение строгой ответственности в сюжетах с законными и даже, возможно, добровольными представителями физических лиц, не действующими в качестве предпринимателя.
Данный вопрос решается в разных странах по-разному и в целом требует серьезной доктринальной проработки.Дополнительная литература
Зикун И.И.Договор субподряда: комментарий к ст. 706 ГК РФ // Вестник гражданского права. 2021. Т. 21. № 4. С. 130–176.
Тузов Д.О., Саргсян А.М.Общие положения об обязательствах Гражданского кодекса Италии (перевод и постатейный комментарий ст. 1173–1320) (часть 3) // Вестник экономического правосудия РФ. 2021. № 3. С. 105 и далее.
Brox H., Walker W.-D. Allgemeines Schuldrecht. 45. Auflage. München, 2021. S. 229 ff.
Commentaries on European Contract Laws / Ed. by N. Jansen, R. Zimmermann. Oxford, 2018. P. 1160 ff.
Giliker P. Vicarious Liability in Tort: A Comparative Perspective. Cambridge, 2010.
J. von Staudingers Kommentar zum Bürgerlichen Gesetzbuch mit Einführungsgesetz und Nebengesetzen. Buch 2: Recht der Schuldverhältnisse. § 255–304 (Leistungsstörungsrecht 1). Berlin, 2019. § 278.
Looschelders D. Schuldrecht: Allgemeiner Teil. 19. Aufl. München, 2021. S. 201 ff.
Malaurie Ph., Aynès L., Stoffel-Munck Ph. Droit des obligations. 11e éd. Paris, 2020. Р. 585 ff.
Medicus D., Lorenz S. Schuldrecht I: Allgemeiner Teil. 22. Aufl. München, 2021. S. 157–164.
Münchener Kommentar zum Bürgerlichen Gesetzbuch. Bd. 2: Schuldrecht – Allgemeiner Teil I (§ 241–310). 8. Aufl. München, 2019. Einleitung (Rn. 1–81), § 278.
Terré F., Simler Ph., Lequette Y., Chénedé F. Droit civil: Les obligations. Paris, 2019. P. 910ff.
Статья 404. Вина кредитора
1. Если неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательства произошло по вине обеих сторон, суд соответственно уменьшает размер ответственности должника. Суд также вправе уменьшить размер ответственности должника, если кредитор умышленно или по неосторожности содействовал увеличению размера убытков, причиненных неисполнением или ненадлежащим исполнением, либо не принял разумных мер к их уменьшению.
2. Правила пункта 1 настоящей статьи соответственно применяются и в случаях, когда должник в силу закона или договора несет ответственность за неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательства независимо от своей вины.