Перемена лиц в обязательстве и ответственность за нарушение обязательства: комментарий к статьям 330–333, 380–381, 382–406.1 Г — страница 343 из 374

Ответ достаточно очевиден. Право не может допустить, чтобы договоры расторгались при малейшей просрочке только потому, что кредитор заявляет об утрате интереса. Кредитор, отказавшийся от договора, при возникновении спора о правомерности отказа должен быть готов доказать, что нарушение было существенным, и разумное лицо в аналогичных обстоятельствах на его месте утратило бы интерес к договору (например, из-за длительности просрочки как таковой, неоднократности нарушений, утраты доверия к должнику, возникновения серьезных убытков, отпадения цели заключения договора и т.п.). Иногда существенность нарушения и оправданность отказа могут быть налицо и в случае просрочки в один день: речь идет о случаях, когда своевременное исполнение имело принципиальное значение (например, поставка оборудования, которая была необходима покупателю для использования в рамках некоего проекта, назначенного на конкретную дату). Но в большинстве случаев объективная оправданность утраты интереса к договору сочетается с некой более длительной просрочкой.

Иначе говоря, утрату интереса как условие для допустимого отказа от договора следует понимать не как некое самостоятельное основание для расторжения, а как эвфемизм, означающий не что иное, как объективную существенность нарушения, ту самую, о которой говорит п. 2 ст. 450 ГК РФ. Недаром в известных нам европейских правопорядках примеров формирования такого конкурентного основания для расторжения нарушенного договора не встречается.

Подробнее о существенности нарушении см. комментарий к п. 2 ст. 450 ГК РФ в рамках другого тома серии #Глосса172.

Тот же, по сути, объективный тест должен применяться и к тем редким случаям, когда отказ от принятия просроченного исполнения выступает не в качестве варианта отказа от нарушенного договора, а как способ преобразовать просроченный неденежный долг внедоговорной природы в возмещение убытков вместо реального исполнения.2.3. Право на отказ от договора при освобождении должника от ответственности за просрочку

Право на расторжение договора на фоне просрочки не зависит от того, освобождается должник от ответственности за просрочку или нет. Условием для осуществления отказа от договора по п. 2 ст. 405 ГК РФ является объективный факт существенного нарушения срока исполнения. Безусловно, то, что просрочка исполнения могла быть связана с обстоятельствами, за которые должник не отвечает (например, с непреодолимой силой), может учитываться судом при оценке нарушения на предмет существенности, но извинительный характер нарушения сам по себе не лишает кредитора права на отказ от договора. Если поставщик не смог поставить товар по причине непреодолимой силы, это освобождает его от ответственности за просрочку, и взыскать с него убытки или пени у покупателя не получится, но это не лишает покупателя, потерявшего интерес в реализации договора на фоне затянувшейся на долгие месяцы просрочки, права на разрыв договора. Более того, при возникновении у кредитора значимых убытков на фоне такой просрочки то обстоятельство, что должник освобождается от ответственности за просрочку, является скорее аргументом в пользу существенности нарушения и оправданности отказа от договора. Ведь иначе кредитор будет оставаться в договоре, не сможет заключить замещающую сделку, дабы митигировать свои мораторные убытки и удовлетворить свой позитивный интерес альтернативным способом, и будет вынужден месяцами или даже годами нести мораторные убытки, не имея возможности их возместить за счет должника.

Право кредитора на отказ от договора в ответ на просрочку, за которую должник не отвечает, сейчас отражено во всех актах международной унификации частного права и однозначно признано в практике ВС РФ (п. 9 Постановления Пленума ВС РФ от 24 марта 2016 г. № 7) (подробнее см. комментарий к п. 2 ст. 450 ГК РФ в рамках другого тома серии #Глосса173).

Более того, несмотря на наличие оснований для освобождения от ответственности по смыслу п. 1–3 ст. 401 ГК РФ, пострадавшая в результате существенной просрочки сторона может не только отказаться от договора и прекратить как обязательство должника, так и свое встречное обязательство, но и потребовать возврата уже осуществленного встречного предоставления по правилам п. 4 ст. 453 ГК РФ. Так, если туроператор не смог обеспечить оказание потребителю туристических услуг в силу начала эпидемии или военных действий, которые могут быть квалифицированы как непреодолимая сила, это лишает потребителя права на взыскание с туроператора убытков или неустойки за просрочку и срыв договора, но не блокирует право потребителя на отказ от договора и возврат всей уплаченной цены по правилам п. 4 ст. 453 ГК РФ. Возврат цены при отказе от договора пострадавшей стороной (или при прекращении встречного обязательства по причине наступления постоянной невозможности исполнения) является не мерой договорной ответственности, зависящей от оснований освобождения от ответственности (п. 1–3 ст. 401 ГК РФ), а предметом «реверсивного обязательства», к которому в силу прямого указания в п. 4 ст. 453 ГК РФ применяются субсидиарно правила о неосновательном обогащении. Соответственно, даже если вся полученная оплата была туроператором истрачена, он все равно должен вернуть эти средства.2.4. Убытки вместо реального исполнения

Согласно комментируемой норме при отказе кредитора от принятия просроченного исполнения он вправе потребовать возмещения убытков. Под убытками здесь имеются в виду не мораторные убытки за сам факт просрочки, взыскание которых упомянуто в п. 1 ст. 405 ГК РФ, а убытки вместо реального исполнения за срыв программы обязательственного правоотношения.

Если сконцентрироваться на случаях отказа от принятия просроченного исполнения по договорному обязательству (т.е. есть на случаях отказа от нарушенного договора), речь идет о взыскании убытков вместо реального исполнения договора по правилам п. 5 ст. 453, а также ст. 393.1 и ст. 524 ГК РФ. В частности, такие убытки могут взыскиваться в виде разницы между ценой расторгнутого нарушенного договора и ценой заменяющей сделки, которую кредитор заключил с третьим лицом, либо абстрактной разницы между ценой расторгнутого договора и рыночной ценой на аналогичное предоставление на момент расторжения (ст. 393.1 ГК РФ).

Взыскание указанных убытков несовместимо с сохранением требования об осуществлении реального исполнения в натуре. Более того, сам факт заявления к погашению таких убытков может быть истолкован как волеизъявление на односторонний отказ от договора в ответ на такую просрочку (подробнее см. комментарий к ст. 396 ГК РФ).

Кроме того, кредитор может на фоне срыва договорной программы в связи с просрочкой потребовать от должника выплаты штрафа за срыв договора (см. комментарий к ст. 330 ГК РФ) или воспользоваться охранительным эффектом задатка (ст. 380 и 381 ГК РФ). Эти договорные санкции в заранее определенном размере направлены на покрытие тех самых убытков вместо реального исполнения (убытков за срыв договорной программы).

Но при этом следует помнить, что эти меры договорной ответственности в тесном смысле могут быть реализованы только при отсутствии оснований для освобождения от ответственности по п. 1–3 ст. 401 ГК РФ. Если такие основания налицо, кредитор в ответ на существенную просрочку сможет отказаться от договора и потребовать возврата осуществленного встречного предоставления, но не сможет взыскать убытки, штраф за срыв договорной программы или реализовать охранительный эффект задатка.2.5. Диспозитивность

Норма п. 2 ст. 405 ГК РФ не содержит оговорки о праве сторон согласовать иное, но в ней и не указано прямо на императивность. Соответственно, для определения границ диспозитивности данной нормы требуется применение критериев телеологического толкования, закрепленных в п. 2–4 Постановления Пленума ВАС РФ от 14 марта 2014 г. № 16.

Так, из телеологического толкования нормы со всей неизбежностью следует, что стороны могут предусмотреть в договоре, что расторжение договора в ответ на просрочку возможно лишь в судебном порядке. Исключением является только случай включения таких условий в потребительский договор с целью усложнить для потребителя выход из договора по сравнению с тем внесудебным порядком отказа от нарушенного договора, который предусмотрен в комментируемом пункте и нормах законодательства о защите прав потребителей.

Кроме того, стороны могут исключить критерий существенности нарушения и допустить право на отказ при малейшей просрочке, независимо от того, насколько существенной объективно является такая просрочка. Данная возможность должна признаваться. Исключения могут составлять случаи, когда такое условие ущемляет права потребителя. В контексте сугубо коммерческого договора подобное проявление свободы договора должно признаваться, поскольку закон допускает возможность согласования и права на немотивированный отказ от договора (п. 2 ст. 310 ГК РФ). Если позволено большее, то тем более позволено и меньшее. Впрочем, нельзя исключить, что такие условия, отраженные даже в сугубо коммерческом договоре, могут контролироваться судами ex post на предмет справедливости в случае, если они были навязаны слабой стороне договора (ст. 10, ст. 428 ГК РФ) (подробнее см. комментарий к п. 2 ст. 450 ГК РФ в рамках другого тома серии #Глосса174).

Наконец, в ряде случаев стороны могут и вовсе исключить право на расторжение договора, оставив кредитора с иными средствами защиты. Если такое усечение средств защиты, доступных кредитору, не приводит к грубому и абсолютно неприемлемому нарушению баланса интересов сторон, данные условия могут быть допущены. Например, условие договора поставки в рассрочку о том, что продавец, поставивший товар, лишен права отказаться от договора и требовать возврата товара в случае просрочки в оплате и ограничен правом требовать погашения долга и взыскания мораторных санкций, не вызывает серьезных нареканий, за исключением случаев, когда данное условие пытается ограничить права потребителя. Такое условие отсекает одно из средств защиты, используемое на практике в подобных ситуациях крайне редко, но оставляет кредитору доступным наиболее эффективное и востребованное средство – взыскание денежного долга. Грубого и нетерпимого нарушения баланса интересов сторон не наблюдается. В то же время, если условия договора блокируют право на отказ (или судебное расторжение) в ситуации просрочки во внесении предоплаты или в поставке товара с отсрочкой платежа, то мы имеем грубый дисбаланс прав и обязанностей, обрекающий пострадавшего контрагента на бесконечное ожидание того, что должник соизволит осуществить открывающее предоставление. Свобода договора такие аномалии освещать не может и не должна. Впрочем, на практике столь странные и абсурдные условия и не встречаются.