Но более корректным представляется дифференцированный подход. Если речь идет о банковском счете – договоре синаллагматическом, в рамках которого клиент оплачивает услуги банка, следует признать невозможным субъектное расщепление прав и обязанностей клиента. Услуги по банковскому обслуживанию в виде исполнения платежных распоряжений не могут оказываться не тому лицу, на имя которого открыт банковский счет. Уступить же сам банковский счет, не производя передачу договора, невозможно. Иначе говоря, возможен лишь комплексный переход договорной позиции. Передача же договора (ст. 392.3 ГК РФ) требует согласия банка и без такового ничтожна. Суброгация также оказывается невозможной. В случае реорганизации или наследования договорная позиция переходит правопреемнику, если договор не оговаривает его прекращение при наступлении таких обстоятельств, но банк должен иметь право на отказ от договора, если личность правопреемника такова, что договор счета данного типа с таким лицом банк мог бы отказаться открывать. При отказе произойдет трансформация отношений в «чистый долг» банка в отношении остатка. Также можно обсуждать автоматическое прекращение договора в случае смерти и реорганизации клиента с трансформацией в «чистый денежный долг».
В то же время в Определении СКЭС ВС РФ от 13 декабря 2018 г. № 305-ЭС18-14111 Суд указал, что действующее законодательство не содержит положений, препятствующих передаче прав по договору банковского счета, в частности, ввиду отсутствия как неразрывной связи прав по такому обязательству с личностью кредитора, так и существенного значения личности кредитора для должника (банка) в рамках названной договорной конструкции (ст. 383, п. 2 ст. 388, ст. 845 ГК РФ), а потому такая уступка действительна. В данном деле речь шла о банкротстве банка и трансформации прав клиента в требование в отношении возврата остатка по счету, поэтому вывод Суда в контексте такого сценария уместен. Но его перенос в сценарий сохранения у банка лицензии вряд ли возможен.
Что же касается банковского вклада, вопрос, видимо, должен решаться иначе. Личность кредитора здесь может также иметь значение для банка, но вряд ли это значение личности вкладчика настолько велико, чтобы сделать права вкладчика не способными к обороту. Как представляется, права вкладчика вполне могут переходить по наследству без трансформации в очищенный от условий вклада денежный долг. А вот уступка таких прав, видимо, требует согласия банка по п. 2 ст. 388 ГК РФ.
Впрочем, все эти вопросы в полной мере в российском праве не прояснены.20.2. Переход прав арендатора, нанимателя, лицензиата в отношении владения и пользования или только пользования соответствующего объекта абсолютного права
Может ли арендатор уступить третьему лицу требование о передаче предмета аренды во владение или права в отношении обеспечения спокойного владения и пользования, вытекающие из договора аренды, а также само правомочие владеть и пользоваться (либо только пользоваться) соответствующей вещью, не переводя на цессионария обязательства по данному договору?
Российская судебная практика считает, что это невозможно. Закон в п. 2 ст. 615 ГК РФ допускает с согласия собственника комплексную передачу договорной позиции арендатора, включающую как уступку прав, так и перевод обязанностей (перенаем). Передача третьему лицу права арендатора на владение и пользование (либо только пользование) вещью, как представляется, в принципе не является уступкой обязательственного притязания, а представляет собой преемство в производном абсолютном праве, но вопрос о такой квалификации спорен. Как бы ни квалифицировали указанные права арендатора, их изолированная уступка не становится возможна. То же касается и бесспорно обязательственных по своей природе требований арендатора о передаче самой вещи во владение, об осуществлении капитального ремонта, обеспечении охраны, осуществлении арендодателем иных дополнительных предоставлений, направленных на обеспечение условий владения и пользования (только пользования). Вытекающие из таких обязательств обязанности арендодателя тесно связаны с наделением арендатора производным абсолютным правом владения и (или) пользования, функционально обеспечивают реализацию арендатором этих правомочий и не могут быть оторваны от комплексной программы договорных правоотношений и оборачиваться отдельно. Уступка всех этих прав возможна только с согласия арендодателя, если из закона или договора не следует отсутствие необходимости получения такого согласия, и в любом случае только вместе с переводом обязательств арендатора, т.е. в режиме перенайма (о недопустимости изолированной уступки прав арендатора без перевода обязанностей см.: п. 16 Информационного письма Президиума ВАС РФ от 11 января 2002 г. № 66; п. 6 Информационного письма Президиума ВАС РФ от 28 января 2005 г. № 90; постановления Президиума ВАС РФ от 28 февраля 2012 г. № 14850/11 и от 1 октября 2013 г. № 3914/13; Определение СКГД ВС РФ от 8 декабря 2015 г. № 83-КГ15-16).
Если арендатор желает передать вещь во владение и пользование (только пользование) третьему лицу, оставаясь вместе с тем обязанным лицом по договору аренды перед арендодателем, для этого используется конструкция субаренды, на которую согласно п. 2 ст. 615 ГК РФ требуется согласие арендодателя. Но субаренда не представляет собой уступку требования арендатора к арендодателю в пользу субарендатора. Субарендатор не получает прямых обязательственных требований к арендодателю: возникающее у субарендатора право владения и пользования (либо только пользования) вещью, как отмечалось в комментарии к ст. 307 ГК РФ, является не классическим обязательственным правом на поведение должника, а производным абсолютным правом, и сопровождающий такое право субаренды «обязательственный эскорт» (например, обязательства арендатора о проведении текущего ремонта, оказании тех или иных услуг субарендатору, обеспечении спокойного владения и т.п.) представляет собой обязательственные требования субарендатора к арендатору, а не к арендодателю.
Думается, здесь уместно говорить о неразрывной связи самого права владения и (или) использования и стандартных обязательственных требований арендатора к арендодателю с личностью арендатора и невозможности сепаратного, изолированного перехода таких прав третьему лицу на основании ст. 383 ГК РФ.
Иное может касаться обязательств арендодателя уплатить штраф или убытки за нарушение договора: требования в отношении таких обязательств могут быть арендатором свободно уступлены третьим лицам.
В принципе, эти выводы применимы и к договору найма жилья, а также к лицензионному договору.
То же касается и перехода прав арендатора в связи с реорганизацией или наследованием – возможен лишь комплексный переход договорной позиции арендатора, нанимателя, лицензиата. Применительно к наследованию см. комментарий к ст. 418 ГК РФ в рамках другого тома серии #Глосса44.20.3. Переход прав из предварительного договора
Вытекающее из предварительного договора право одной из сторон требовать заключения основного договора в большинстве случаев не может перейти изолированно. Возможен лишь переход всей договорной позиции.
Уступка такого права невозможна в контексте двустороннего предварительного договора без перевода на третье лицо обязанности заключить основной договор в ответ на требование партнера, поскольку существо договора не предполагает (если иное в нем прямо не указано), что одна из сторон будет нести обязанность заключить основной договор по требованию одного лица, а при этом последнее будет нести встречную обязанность заключить аналогичный основной договор с неким третьим лицом. Здесь возможна лишь передача предварительного договора третьему лицу с согласия всех его сторон (ст. 392.3 ГК РФ). Естественно, в отступление от общего правила в самом предварительном договоре может быть согласована возможность такой уступки. Такая позиция отражена и во многих европейских странах (например, в немецком праве).
Но даже если речь идет об одностороннем предварительном договоре, уступка управомоченной на заключение договора стороной своего права востребовать заключение основного договора третьему лицу невозможна при отсутствии согласия обязанной стороны, выраженного абстрактно и заранее или ad hoc. Если бы такая уступка без согласия другой стороны предварительного договора была возможна, то требование о заключении основного договора к данной стороне могло бы предъявить незнакомое ей лицо, а удовлетворение данного требования судом приводило бы к вступлению основного договора в силу и возникновению у ответчика встречных требований по исполнению этого основного договора в отношении такого незнакомого лица. Иначе говоря, подобная уступка фактически создает условия для возникновения ситуации, мало отличимой от перевода будущего долга. Это естественным образом могло бы существенно нарушить права стороны предварительного договора, чье согласие на уступку и замену потенциального должника не было испрошено, примерно в той же степени, в которой нарушает права контрагента перевод уже существующего долга без его согласия. Соответственно, такая уступка без согласия обязанной стороны одностороннего предварительного договора должна признаваться ничтожной. Обосновать данный вывод можно, применяя по аналогии закона норму п. 2 ст. 391 ГК РФ о ничтожности перевода долга без согласия кредитора. Это представляется куда более логичным решением, чем применение режима оспоримости такой уступки.
Иначе говоря, поскольку возможна лишь комплексная замена стороны предварительного договора в целом с переходом к третьему лицу и прав, и обязанностей по предварительному договору (ст. 392.3 ГК РФ), такая замена стороны предварительного договора (передача договора) по общему правилу возможна только с согласия контрагента, а при его отсутствии – ничтожна. Это согласие может быть выражено и заранее в самом предварительном договоре.
Исключением может быть лишь экзотический случай, когда заключен односторонне обязывающий предварительный договор, направленный на