Перемена лиц в обязательстве и ответственность за нарушение обязательства: комментарий к статьям 330–333, 380–381, 382–406.1 Г — страница 87 из 374

Если речь идет о вступившем в силу решении об аннулировании оспоримой уступки, быть полностью уверенным в незаконности уступки должник не может; в конечном итоге вступившее в силу решение суда может быть отменено в кассационной инстанции. Вопрос о том, будет ли правомерно поведение должника, исполнившего в адрес предполагаемого нового кредитора, ссылаясь на уведомление и игнорируя очевидные признаки того, что переход права не состоялся, в такой ситуации куда менее очевиден. Есть основания думать, что добросовестный должник в данном случае либо прибегнет к депонированию, либо вовсе приостановит исполнение. Если он исполнит указанному в уведомлении предполагаемому новому кредитору, а впоследствии выяснится, что переход права не состоялся, поведение должника может быть признано не вполне добросовестным. Впрочем, этот вопрос не прояснен в судебной практике и доктрине. Возможно, с учетом относительного эффекта судебного решения стоит проводить различие между судебным актом по делу, в которое должник был привлечен в качестве третьего лица, и судебным актом по делу, в котором должник не участвовал.

Что, если получивший уведомление должник знает о порочности сделки цессии или договора, на основании которой цессия происходит, или даже об уже поданном иске об оспаривании, но вступившего в силу решения суда об аннулировании цессии нет? Норма абзаца второго п. 1 ст. 167 ГК РФ гласит, что «[л]ицо, которое знало или должно было знать об основаниях недействительности оспоримой сделки, после признания этой сделки недействительной не считается действовавшим добросовестно», но справедливо ли ее применять не к стороне сделки цессии, а к должнику?

Уточнение общего правила в контексте субъективной недобросовестности должника подтверждается в практике ВС РФ. В одном из определений Суд пишет: «В случае признания судом соглашения об уступке права (требования) недействительным (либо при оценке судом данной сделки как ничтожной и применении последствий ее недействительности) по требованию одной из сторон данной сделки исполнение, учиненное должником цессионарию до момента признания соглашения недействительным, является надлежащим исполнением». Это в полной мере соответствует идее, согласно которой необходимо обеспечить защиту доверия должника видимости права. Но далее Суд уточняет, что данное правило не подлежит применению «при условии, если будет установлено, что должник, исполняя обязательство перед новым кредитором, знал или должен был знать о противоправной цели оспариваемой сделки». При этом такое знание Суд обосновал аффилированностью должника с одной из сторон цессии (Определение СКЭС ВС РФ от 28 октября 2019 г. № 304-ЭС19-9513; тот же подход см.: Определение СКЭС ВС РФ от 21 июня 2018 г. № 304-ЭС17-17716; Постановление Президиума ВАС РФ от 18 февраля 2014 г. № 14680/13).

Впрочем, этот вопрос можно смело отнести к категории спорных. Настораживает критерий «должен был знать», так как он ввергает должника в неопределенность. В ситуации с аффилированностью должника с первоначальным или конечным кредитором, как минимум если соответствующая сторона цессии, с которой должник аффилирован, отвечает за возникновение данного порока цессии, решение лишить должника привилегии защиты видимости представляется справедливым.

Но в иных ситуациях решение менее очевидно. Когда предметом обязательства являются уплата денег или передача ценных бумаг, должник может снять с себя риски, депонировав имущество у нотариуса, не дожидаясь исхода спора об оспаривании уступки. Но что делать должнику, которому очевидна порочность сделки цессии, если он не способен знать о перспективах подачи иска об оспаривании или с уверенностью предсказать исход начавшегося спора об оспаривании, в ситуации, когда обязательство носит характер, не предполагающий депонирование?

Приведем такую иллюстрацию: в вышеприведенном примере с уступкой прав по договору долевого участия супруг, узнав о совершенной без его согласия уступке, подает иск об аннулировании продажи требования и сообщает застройщику, что он против распоряжения таким правом и просит не передавать квартиру указанному в уведомлении третьему лицу до окончания судебного процесса. Будет ли в данных обстоятельствах добросовестным поведение застройщика, который решил все-таки передать квартиру указанному в уведомлении цессионарию? Вероятно, да, так как исход спора об оспаривании не предрешен, спор может затянуться на годы, депонирование недвижимости законом не предусмотрено, и должник не должен находиться в правовой неопределенности до окончания спора.1.14. Возможность учета точного или вменяемого знания должника о переходе права при отсутствии формального извещения

Вызывает споры вопрос о том, могут ли наступить характерные для уведомления должника правовые последствия в ситуации, когда должник узнал или должен был узнать о переходе права из иных источников (например, судебного решения, подтверждающего переход права, публикаций в СМИ, сообщений третьих лиц, данных некоего реестра и т.п.), но формального уведомления не получил ни от исходного кредитора, ни от предполагаемого нового кредитора. Этот вопрос в зарубежном праве решается по-разному. Некоторые правопорядки исходят из модели «строгого уведомления», которая исключает наступление характерных для уведомления правовых эффектов в ситуации, когда должник узнал о переходе права из иных источников. Другие же отказываются от такого формализма и допускают признание должника уведомленным о переходе права – со всеми вытекающими отсюда последствиями – даже в тех случаях, когда должник узнает о переходе права не из уведомления исходного кредитора (или нового кредитора), а из иных источников.

Как представляется, данный вопрос лучше решать, воспринимая в качестве приоритетной задачи защиту должника от навязывания ему правовой неопределенности. Закон связывает соответствующие последствия (в том числе лишение права на исполнение в адрес первоначального кредитора, отсечение правовых оснований для возражений или ограничения прав на зачет) именно и только с письменным уведомлением о переходе права, и этого подхода следует придерживаться последовательно во имя правовой определенности положения должника. То, что должник мог узнать о переходе права из иных источников, прояви он должную заботливость и осмотрительность, по общему правилу аналогом формального уведомления являться не должно.

Но все же вряд ли справедливо давать должнику возможность исполнять обязательство в адрес исходного кредитора или совершить те или иные касающиеся обязательства сделки с таким кредитором или в его отношении, если достоверно установлено, что должник из иных источников точно знал о состоявшемся переходе права или со всей очевидностью не мог не знать об этом.

В тех случаях, когда установлено, что не уведомленный формально о переходе права должник получил из иных источников достойную доверия информацию о переходе права (например, в силу аффилированности с первоначальным или новым кредиторами), а исходный кредитор продолжает существовать, добрая совесть может потребовать от должника как минимум на время приостановить исполнение и запросить исходного кредитора подтвердить или опровергнуть переход права.

Что, если исходный кредитор в ответ на такой запрос промолчит? Возможно, в такой ситуации добрая совесть потребует от должника воздержаться от осуществления предоставления в адрес исходного кредитора и либо осуществить депонирование, либо продолжить приостановление исполнения со ссылкой на объективную неопределенность фигуры кредитора (при недоступности опции депонирования).

В случае прямо выраженного отказа исходного кредитора подтверждать переход права должник по общему правилу должен иметь возможность осуществить в его адрес исполнение, проигнорировав коллидирующую информацию о переходе права. В ряде подобных ситуаций должник, видимо, поведет себя правомерно, если депонирует причитающееся с него по обязательству имущество у нотариуса. Нельзя также исключить и такие ситуации, когда должник по доброй совести не вправе исполнять в адрес исходного кредитора, даже получив прямо отказ последнего подтверждать переход права. Подобный случай может иметь место в ситуации, когда вступило в силу решение суда, подтверждающее переход права, и при этом должник был привлечен к процессу в качестве третьего лица.

Впрочем, данный вопрос крайне неоднозначен. Есть сторонники предельной формализации решения и предоставления должнику возможности игнорировать любую сколь угодно достоверную информацию о переходе права, если должник не получил официальное уведомление о переходе права.1.15. Может ли регистрация уступки выступать в качестве суррогата уведомления?

Переход права требования может в силу закона подлежать правоустанавливающей или деклараторной государственной регистрации. Например, согласно закону подлежит регистрации сделка уступки требования о передаче помещений, вытекающего из договора участия в долевом строительстве, и при этом, согласно существующему регулированию, с момента внесения записи в ЕГРН в качестве кредитора застройщика по такому требованию указывается цессионарий. Согласно закону (п. 2 ст. 389 ГК РФ) государственная регистрация в принципе требуется для случаев уступки требований, вытекающих из договоров, подлежащих государственной регистрации (например, помимо договоров долевого участия речь может идти о долгосрочной аренде недвижимости). Доминирующий подход считает такую регистрацию деклараторной, направленной на возможность противопоставления перехода права всем третьим лицам (п. 2 Постановления Пленума ВС РФ от 21 декабря 2017 г. № 54), что, впрочем, небесспорно, поскольку идея распространить режим непротивопоставимости в качестве последствия отсутствия регистрации на случаи перехода прав собственности и имущественных прав нередко вызывает возражения (подробнее см. комментарий к п. 2 ст. 389, а также комментарий к п. 3 ст. 433 ГК РФ в рамках другого тома серии #Глосса53). В любом случае ключевая функция регистрации состоит в том, чтобы опубличить правовой эффект (в данном случае – распорядительный) и противопоставить его третьим лицам. По сути, это способ оповещения третьих лиц о переходе права, причем зарегистрировать сделку уступки, опубличив тем самым распорядительный эффект, нельзя без волеизъявления исходного кредитора. Соответственно, если регистр