ация налицо, есть все основания считать, что волю на опубличивание распорядительного эффекта выразил исходный кредитор.
В связи с этим может быть выдвинута идея о том, что при наличии регистрации уступки направления должнику отдельного адресного извещения об уступке не требуется. Если идти по такому пути, то эффект уведомления (в том числе влекущий блокирование возможности исполнения исходному кредитору, отсечение возражений, ограничения прав должника на зачет и т.п.) наступает с момента регистрации.
Но целесообразность движения в данном направлении сомнительна. Так, распространение указанного подхода на случай уступки денежных требований, вытекающих из долгосрочного договора аренды, явно несправедливо. Вменять арендатору в вину то, что он не отслеживал на дату каждого очередного платежа данные ЕГРН о возможной регистрации подобных уступок арендодателем своих денежных требований нелепо.
В этом контексте следует упомянуть, что согласно п. 2 Постановления Пленума ВС РФ от 21 декабря 2017 г. № 54 «[н]есоблюдение цедентом и цессионарием указанного требования о государственной регистрации… не влечет негативных последствий для должника, предоставившего исполнение цессионарию на основании полученного от цедента надлежащего письменного уведомления о соответствующей уступке (статья 312 ГК РФ)». Должник не считается Судом тем третьим лицом, для противопоставления уступки которому предназначена регистрация, он вправе полагаться на уведомление и не обращать внимания на отсутствие регистрации. Из этого теоретически может быть сделан вывод о том, что если регистрация уступки не направлена на оповещение должника, то совершенная регистрация не может выполнять функцию уведомления.1.16. Уведомление при переходе права в ходе исполнения решения суда
Если по требованию исходного кредитора к должнику суд вынес решение и выдал исполнительный лист, это не препятствует дальнейшему правопреемству в обязательственном правоотношении. Согласно п. 35 Постановления Пленума ВС РФ от 21 декабря 2017 г. № 54, «[о]существляя процессуальное правопреемство на стадии исполнения судебного акта, суд производит замену цедента цессионарием по заявлению или с согласия последнего в той части, в которой судебный акт не исполнен». То же касается и иных оснований перехода права. Новый кредитор, к которому перешло требование, должен убедить суд в том, что правопреемство в материальном праве произошло, и если ему это удастся, то суд вынесет определение о замене взыскателя.
Но в законе нет прямого ответа на вопрос, кому должник обязан (и вправе) осуществлять предоставление в том случае, когда после вступления в силу решения суда должник получил уведомление о переходе права другому лицу, но замена истца в процессе еще не произведена. ВАС РФ признавал, что в случае, когда должник платит лицу, указанному в уведомлении о переходе права до замены истца / взыскателя в процессе, а не тому, кому выдан исполнительный лист, должник делает это на свой риск (см. Постановление Президиума ВАС РФ от 18 февраля 2014 г. № 5243/06).
Развивая эту мысль, Пленум ВС РФ в п. 35 Постановления от 21 декабря 2017 г. № 54 указывает, что «должник, получивший уведомление об уступке, вправе не осуществлять исполнение цессионарию до замены взыскателя».
По сути, данное разъяснение означает, что для должника как минимум после вступления в силу решения суда уведомление о переходе права прекращает возможность исполнения в пользу взыскателя не ранее, чем будет принято определение суда о замене взыскателя. Если должник осуществит исполнение в адрес указанного в исполнительном листе взыскателя, его исполнение будет считаться надлежащим и прекратит исполнительное производство, несмотря на то что взыскатель уже не был кредитором в материальном смысле и должнику было доставлено уведомление о переходе права.
Исполнительный лист представляет собой приказ суда, безусловно обязательный к исполнению. Пока суд не вынесет новый судебный акт, этот приказ обязателен для ответчика. И никакое уведомление о переходе права не может лишить исполнительный лист принудительной силы и предоставить должнику право исполнять третьему лицу или задержать исполнение.
Безусловно, ничто не мешает должнику, получившему простое уведомление о переходе права, на свой риск учинить исполнение в адрес указанного в уведомлении лица, не дожидаясь процессуального правопреемства, рассчитывая на то, что правопреемство действительно произошло и будет впоследствии подтверждено судом. «На свой риск» означает, что если суд откажет в утверждении процессуального правопреемства, то должник будет принужден к повторному исполнению в пользу взыскателя за счет исполнения решения суда. В этом случае должнику придется добиваться возврата уплаченного от указанного в уведомлении третьего лица, но не исключен риск его банкротства, а следовательно, риск того, что должник останется у разбитого корыта. Поэтому вряд ли разумный должник решится исполнять обязательство в адрес указанного в уведомлении лица, не дождавшись замены взыскателя в ходе исполнительного производства.
Соответственно, если должник, получив уведомление о переходе, проигнорирует его и исполнит вступившее в силу решение суда в результате активных действий взыскателя или приставов либо даже добровольно, то будет полностью защищен. Даже если затем подтвердится, что требование в реальности на момент исполнения решения уже принадлежало третьему лицу, должник не может быть принужден к повторному исполнению. Ему не может быть поставлено в вину то, что он исполнил вступившее в силу решение суда.
Если новый кредитор не успел оформить процессуальное правопреемство к моменту, когда должник исполнил решение суда в пользу исходного взыскателя, на имя которого выдан исполнительный лист, новый кредитор будет требовать возврата неосновательного обогащения от исходного взыскателя (п. 3 ст. 389.1 ГК РФ). Осознавая данный риск, новый кредитор может согласовать с цедентом отсрочку оплаты цены уступаемого права до оформления процессуального правопреемства.1.17. Границы императивности правил об уведомлении должника. Скрытая уступка1.17.1. Девиации от правил ст. 385 ГК РФ по соглашению между прежним и новым кредиторами
Нормы п. 1 настоящей статьи не содержат прямого указания на их императивную или диспозитивную природу. Их функциональная направленность состоит в обеспечении интересов должника, не участвующего в договоре, на основании которого осуществляется уступка, или иных правоотношениях, обуславливающих переход права. Соответственно, любые условия договора между прежним и новым кредиторами, которые будут ущемлять интересы должника, обеспечиваемые правилами п. 1 комментируемой статьи, должны считаться ничтожными (п. 2 ст. 168 ГК РФ), а сами эти правила в данном контексте – императивными.
Но здесь следует оценивать конкретные условия на предмет затрагивания интересов должника. Иногда могут возникать спорные вопросы. Например, как оценить включение в договор, на основании которого осуществляется уступка, условия о том, что направление уведомления о переходе права не должно происходить, должник должен оставаться в неведении о том, что требование перешло, исходный кредитор управомочивается принять исполнение от должника и передать полученное исходному кредитору (на правах агента или комиссионера), а уведомление направляется только при необходимости обращения в суд с иском о взыскании долга или в случае впадения исходного кредитора в банкротство? Речь идет о практике так называемой скрытой уступки, используемой иногда при структурировании секьюритизации кредитных портфелей и широко известной многим зарубежным правопорядкам: банк уступает требования специализированным организациям, но согласно договору с цессионарием остается своего рода платежным агентом, принимая платежи по кредитам от не ведающих об уступке заемщиков и перечисляя полученное от должников цессионарию. Встречается такая практика и при уступке требования в обеспечительных целях.
Для нового кредитора подобная конструкция таит в себе определенные риски в плане увеличения доступных должнику возражений, основанных на отношениях с цедентом, которые он может противопоставить против требования (ст. 386 ГК РФ), и расширения возможностей для предъявления должником к зачету требований в отношении цедента против требования цессионария (ст. 412 ГК РФ), а также ввергает нового кредитора в риск впадения цедента-агента, получившего платеж от должника, но задержавшего перевод полученного цессионарию как истинному кредитору, в банкротство (ведь эти деньги окажутся в имущественной, а значит, и конкурсной массе такого цедента). Но в силу тех или иных причин для нового кредитора желание оставаться до некоторых пор в тени может перевесить все эти риски.
При первом приближении такая скрытая уступка вполне возможна, поскольку интересы должника в такой ситуации существенно не страдают, и, более того, от затягивания направления ему уведомления о переходе права он может даже выигрывать за счет увеличения возможностей для противопоставления новому кредитору возражений по правилам ст. 386 ГК РФ и круга требований должника к цеденту, которые он может предъявить к зачету против требования цессионария по правилам ст. 412 ГК РФ.
Впрочем, может возникнуть вопрос о том, не является ли ненормальной ситуация, когда прежний и новый кредиторы сговариваются держать должника в неведении в отношении того, в чьей имущественной массе находится требование и кто является истинным кредитором должника. Более того, незнание должника о фигуре своего нового кредитора может в некоторых случаях лишить его и ряда правовых возможностей. Например, теоретически у должника может быть требование к цессионарию, которое он мог бы предъявить к зачету против требования нового кредитора, знай он о преемстве, а сокрытие от должника фигуры нового кредитора лишает должника данной возможности. Безусловно, это не подрывает его разумных ожиданий, поскольку он не рассчитывал на подобный зачет, но все же получается, что сокрытие от должника факта перехода права может лишить должника реальной возможности осуществления права, которое он, не ведая того, на самом деле имел. Соответственно, вопрос о правомерности такого условия, которое запрещает прежнему кредитору информировать должника о фигуре нового кредитора, может быть предметом обсуждения.