Из комментируемой нормы следует, что факт перехода прав кредитора к другому лицу возлагает на должника обязанность провести тщательную проверку всех имеющихся у него возражений против перешедшего требования, которую он в отсутствие смены кредитора вряд ли бы предпринял по крайней мере до возникновения спора, а далее по собственной инициативе отчитаться перед новым кредитором на сей счет, причем отчитаться, даже не получив соответствующий запрос. Можно ли признать обоснованным такое обременение для должника, особенно если он является простым обывателем? Отрицательный ответ очевиден. В Кодексе найдется немного столь же абсурдных и вопиюще несправедливых норм.
Представим себе такую ситуацию: покупатель получил от продавца некачественный товар, который покупатель потребовал продавца отремонтировать. Сразу после поставки денежное требование по оплате товара перешло к другому лицу. В разумный срок после получения уведомления о переходе права покупатель не заявил новому кредитору о наличии дефектов в товаре. Возможно, он рассчитывал на то, что дефект будет исправлен поставщиком. Лишается ли он в таком случае права на выдвижение данного возражения против цессионария? Допустим, он потребовал от поставщика устранить дефект и желает приостановить оплату до его устранения. Неужели он не может этого сделать и все равно обязан уплатить новому кредитору цену просто в силу того, что не предупредил его о возражениях в разумный срок после получения уведомления о переходе права? Это было бы в высшей степени несправедливо, но норма подталкивает к применению такого несправедливого решения.
Распространяется ли комментируемая норма на те возражения, которые должны быть известны новому кредитору (например, бесспорный факт истечения исковой давности по перешедшему требованию)? С точки зрения цивилистической логики на данный вопрос можно ответить только отрицательно. Однако рассматриваемая норма не знает исключений. Значит ли это, что должник не сможет выдвигать даже очевидные кредитору возражения? Например, неужели, если должник по задавненному требованию, получив уведомление о переходе права, сразу же не заявит новому кредитору о том, что ранее давность истекла, он потеряет право сослаться на истечение давности в ответ на предъявление к нему новым кредитором иска? Неприемлемость такого подхода даже не нуждается в обосновании.
Кроме того, неясно, что в данной норме понимается под возражением – только ли возражение в узком смысле (например, о несоразмерности неустойки или истечении давности), или речь идет также об утрате возможности реализовать секундарные права, осуществление которых блокирует принудительное взыскание долга (например, право на зачет, на оспаривание сделки, на отказ от договора). Или «теневые» разработчики этой странной новеллы имели в виду, что молчание должника лишит его возможности ссылаться в суде на отсутствие долга как такового? Если идти по пути такой широкой интерпретации, степень абсурдности данной новеллы превысит все мыслимые пределы.
Более того, абсолютно непонятно, что, собственно, должник обязан по своей инициативе раскрывать новому кредитору – наличие доступных должнику созревших возражений, о которых должнику известно, или наличие правового основания для выдвижения возражения, коим чаще всего является договор. Разработчики данной нелепой новеллы явно имели в виду первое. Какой смысл должнику сообщать цессионарию, купившему требование об оплате, что имеется договор с цедентом, который может выступить правовым основанием для всевозможных возражений? Такое прочтение нормы абсурдно. Но тогда получается, что понятие «основание для возражения» в предложениях первом и втором данной статьи используется в разных смыслах.
Критический разбор комментируемой нормы можно продолжать еще долго. Ее цивилистическая несостоятельность налицо.
Остается надеяться на то, что данная ошибка законодателя будет исправлена либо им самим, либо КС РФ, либо в судебной практике. Последнее можно сделать, например, с помощью предельно ограничительного толкования комментируемой нормы. В частности, можно было бы разъяснить, что речь идет только о таких ситуациях, когда должник получил от предполагаемого нового кредитора запрос о раскрытии возможных возражений, вступил в переписку и при этом явно недобросовестно, в целях введения нового кредитора в заблуждение умолчал о некоем ключевом возражении, тем самым сформировав у нового кредитора веру в то, что оснований для соответствующего возражения нет, и простимулировав его приобрести такое обремененное этим возражением требование. Иначе говоря, можно было бы представить данную норму в качестве проявления правила эстоппель, блокирующего использование должником возражений против требования нового кредитора в ситуации, когда ранее, до совершения сделки цессии, должник своим поведением сформировал у нового кредитора разумные основания исходить из отсутствия оснований для соответствующих возражений (см. п. 1.4 и 1.5 комментария к настоящей статье). В рамках такой интерпретации там, где оснований обвинить должника в явной недобросовестности и злонамеренном умолчании нет, не должно быть и оснований для применения комментируемого пункта.
К сожалению, пока правоприменительная практика ВС РФ по рассматриваемому вопросу не сформировалась. Нижестоящие же суды в своей практике расходятся. Некоторые применяют комментируемую норму чисто формально, игнорируя порождаемую явную несправедливость, другие же пытаются найти пути для ее предельно ограничительного толкования.
Оптимальным вариантом решения данной проблемы является немедленная отмена этой абсурдной и несправедливой нормы или признание ее неконституционной.
2. Переход прав на основании закона
Статья 387. Переход прав кредитора к другому лицу на основании закона
1. Права кредитора по обязательству переходят к другому лицу на основании закона при наступлении указанных в нем обстоятельств:
1) в результате универсального правопреемства в правах кредитора;
2) по решению суда о переводе прав кредитора на другое лицо, если возможность такого перевода предусмотрена законом;
3) вследствие исполнения обязательства поручителем должника или не являющимся должником по этому обязательству залогодателем;
4) при суброгации страховщику прав кредитора к должнику, ответственному за наступление страхового случая;
5) в других случаях, предусмотренных законом.
2. К отношениям, связанным с переходом прав на основании закона, применяются правила настоящего Кодекса об уступке требования (статьи 388–390), если иное не установлено настоящим Кодексом, другими законами или не вытекает из существа отношений.
Комментарий1. Общие положения о переходе прав кредитора в силу закона
В п. 1 комментируемой статьи указаны случаи, в которых происходит переход прав кредитора в силу закона. При этом указание на переход в силу закона является условностью, так как непосредственно на основании закона изменения в субъектном составе ранее возникшего обязательства обычно не происходят. В собирательную категорию «переход прав на основании закона» попали все правовые ситуации, когда правопреемство в обязательстве на стороне кредитора вызвано иными юридическими фактами, нежели сделочным распорядительным волеизъявлением сторон, направленным на уступку требования.1.1. Универсальное правопреемство в правах кредитора
Универсальное правопреемство предполагает комплексный переход всех прав и обязанностей правопредшественника к правопреемнику (или правопреемникам). Согласно п. 1 ст. 129 ГК РФ к универсальному преемству относится наследование и реорганизация.1.1.1. Наследование
Универсальное преемство в обязательственном праве происходит в результате наследования. Если в наследство вступает одно лицо, к нему право требования и переходит наряду с иным имуществом наследодателя и с «нагрузкой» в виде долгов наследодателя в пределах стоимости унаследованного имущества. При множественности наследников по общему правилу принадлежащее наследодателю имущество переходит нескольким наследникам в «общую долевую собственность» (ст. 1164 ГК РФ), что применительно к наследованию прав требования означает переход требования к наследникам в соответствующих долях при делимости предмета обязательства. Более сложным может оказаться вопрос о характере образующихся у сонаследников прав при преемстве в требовании с неделимым предметом (например, об оказании некоей услуги, передаче в собственность уникальной вещи и т.п.). Видимо, здесь будет образовываться совместная активная множественность лиц в обязательстве (о таком виде множественности лиц и его отличии от активного солидаритета см. комментарии к ст. 321, 322 ГК РФ в рамках другого тома серии #Глосса57).
По умолчанию все принадлежащие наследодателю обязательственные права переходят к наследникам. В то же время исключение составляют права, неразрывно связанные с личностью кредитора, или права, чей переход по наследству запрещен законом (ст. 393, 418 и 1112 ГК РФ), а также права, поставленные в силу условия обязательства под отменительное условие смерти кредитора (п. 2 ст. 157 ГК РФ): такие обязательственные права прекращаются в случае смерти кредитора.
При этом российский закон позволяет распоряжаться правами на случай смерти путем оформления завещания, при котором конкретное право перейдет конкретному указанному в завещании наследнику, вступающему в наследство (ст. 1120 ГК РФ). В этом случае все равно принято говорить об универсальном преемстве, так как наследник, принявший право, которое было ему завещано, будет отвечать и по долгам наследодателя в пределах стоимости унаследованного имущества (п. 1 ст. 1175 ГК РФ), и при этом данный переход права и обязанностей к указанному в завещании лицу является элементом общего преемства в правах и обязанностях наследодателя. Завещание лишь обеспечит отступление от общего правила перехода прав в долевую собственность всех наследников.