1.1.2. Реорганизация
Сложный вопрос касается реорганизации являющегося кредитором юридического лица.
Если в рамках реорганизации прежний кредитор прекращает статус юридического лица и все права и обязанности такого кредитора комплексно переходят к правопреемнику (что происходит в случае слияния или присоединения), мы имеем очевидное универсальное преемство.
Более спорные ситуации возникают в сценарии разделения и выделения. Здесь объем переходящих прав и обязанностей не предопределен объективно и не происходит комплексно в виде неделимой имущественной массы, а определяется по воле разделяемой организации или организации, из которой осуществляется выделение, выраженной в передаточном акте. В таком акте перечисляются те права и обязанности, которые переходят к соответствующему правопреемнику. В силу передаточного акта к правопреемнику могут перейти одно-единственное право требования или договорная позиция в конкретном договоре, не более того. Признаки универсальности преемства здесь размываются.
Особенно сомнительно называть универсальным преемством переход произвольно выбранных прав и (или) обязанностей в сценарии выделения. С точки зрения правового положения должника ситуация, при которой из общества выделяется новая организация, на баланс которой по воле кредитора по передаточному акту передается конкретное выбранное право требования, по сути, ничем не отличается от ситуации, когда из организации-кредитора выделяется новая организация, которой через день после ее создания организация-кредитор уступает данное право требования к должнику. В целом вопрос о том, действительно ли универсальное преемство происходит при такой форме реорганизации кредитора, является дискуссионным. В литературе нередко высказываются сомнения в отношении универсальности преемства при выделении. В некоторых странах в такой ситуации говорят о «частично универсальном преемстве».
Если допустить, что при выделении происходит не универсальное, а сингулярное преемство, то не следует ли признать, что это преемство происходит на основании распорядительной сделки, представленной в форме передаточного акта и содержащей указание на переход соответствующего права правопреемнику? Впрочем, этот вопрос явно уводит нас в плоскость корпоративного права и требует дополнительного анализа.
В практическом плане данный вопрос может иметь значение в контексте проблемы применимости к преемству в праве, передаваемом по воле организации-кредитора на основании передаточного акта в сценарии выделения, ряда правил о цессии, включая законодательные запреты на цессию или требования получения согласия должника на уступку. Например, представим, что договор с должником содержал запрет на уступку денежного требования под угрозой уплаты штрафа, но требование было передано кредитором по передаточному акту обществу, которое он создал путем выделения: наступят ли основания для уплаты штрафа?
Какой-либо ясности по указанным вопросам пока в российском праве нет. Иногда утверждается, что отказ в признании универсальности перехода прав при выделении и квалификация такого перехода в качестве совершаемого на основании сделки в режиме обычного сингулярного преемства повлекут серьезные затруднения на пути осуществления этой формы реорганизации. Ведь одно из преимуществ реорганизации состоит в возможности легкой передачи прав и обязанностей без соблюдения обычных правил о преемстве в правах и долгах. В то же время может ли этот аргумент сам по себе оправдать попрание интересов должника реорганизуемой организации?
Представляется, что должник в любом случае вправе потребовать при выделении как от исходной, так и от выделившейся организации возмещения убытков или уплаты оговоренного штрафа за нарушение запрета на цессию.
Еще более остро вопрос может встать в ситуации, когда уступка без согласия должника оспорима или цессия требования вовсе запрещена законом: может ли должник в такой ситуации оспорить ту часть передаточного акта, которая касается перехода соответствующего права, или ссылаться на ее ничтожность? Решение данного вопроса несколько менее очевидно, чем допущение солидарного взыскания убытков или штрафов при нарушении договорного запрета на цессию. Но исключить возможность применения законодательных запретов и ограничений на цессию в отношении подобного способа оформления преемства в праве требования нельзя. Есть веские аргументы не видеть здесь принципиальных различий между такой технологией и обычной цессией.
При этом несколько больше оснований говорить об универсальном преемстве при реорганизации в форме разделения. Как бы мы ни оценивали характер правопреемства при реорганизации в форме разделения организации-кредитора, должник не может заблокировать переход требования по передаточному акту, поскольку альтернативой будет либо блокирование всей реорганизации (что абсурдно), либо прекращение долга (что вряд ли может подразумеваться как разумное решение по умолчанию). Видимо, в такой ситуации права должника логично ограничивать возможность возмещения всех возникающих в связи с таким переходом права убытков (например, дополнительных расходов), причем потребовать солидарно от обеих новых организаций, образовавшихся в результате разделения.
Впрочем, вся эта проблематика требует более серьезного анализа.1.2. Перевод прав кредитора на основании решения суда
В силу подп. 2 п. 1 комментируемой статьи права кредитора могут переходить в силу судебного решения, вступившего в законную силу.
Чаще всего о переводе прав по суду идет речь тогда, когда на основании ранее заключенного соглашения (например, договора купли-продажи требования) цедент обязался совершить распорядительную сделку уступки, но неправомерно уклоняется от исполнения данной обязанности. Здесь судебное решение заменяет собой волеизъявление кредитора, направленное на переход права требования (абзац второй п. 5 Постановления Пленума ВС РФ от 21 декабря 2017 г. № 54). То же касается и случаев, когда у ответчика имеется внедоговорное обязательство произвести уступку, совершив соответствующее распорядительное волеизъявление, он уклоняется от его совершения, а суд по иску кредитора по такому обязательству выносит решение о принудительном переводе права (например, Постановление Президиума ВАС РФ от 30 июля 2013 г. № 1142/13). Но является спорным вопрос о том, можно ли здесь говорить о переходе права на основании закона, а не в силу распорядительного соглашения, заключаемого в судебном порядке.
Статья 445 ГК РФ, допускающая принуждение к заключению соглашений в случаях, указанных в законе или ранее заключенном договоре, говорит о заключении именно договора в судебном порядке. Получается, что в фактический состав такого распорядительного соглашения в нормальной ситуации входят волеизъявления обеих сторон, но при уклонении одной из сторон в структуре фактического состава место волеизъявления другой стороны занимает волезамещающее судебное решение.
В любом случае к переходу права в данной ситуации подлежат применению правила о цессии (например, правила о законодательных и договорных запретах цессии и последствиях их нарушения по ст. 388 ГК РФ, о необходимости получения требуемого в силу закона согласия на цессию должника или третьего лица, а также правила ст. 390 ГК РФ о гарантиях и обязательствах цедента). Можно сказать, что в таком случае речь идет о цессии требования в судебном порядке.
В качестве примера, когда судебный перевод права не является ответом на уклонение цедента от совершения распорядительной сделки цессии во исполнение своей ранее возникшей обязанности, иногда приводят ситуацию, когда продавец требования в ответ на просрочку в уплате цены не заявляет отказ от договора, а в судебном порядке требует расторжения договора купли-продажи и возврата требования. Здесь до вступления в силу решения суда о расторжении договора у покупателя нет обязательства вернуть право, но вступление в силу того же решения в части принудительного обратного перевода требования автоматически возвращает продавцу уступленное им ранее требование. Впрочем, эту ситуацию можно объяснить так: на логическую секунду после вступления в силу решения суда возникает обязательство произвести обратную уступку, и далее это обязательство исполняется волезамещающим судебным решением. Так что тут тоже можно говорить о цессии. В любом случае здесь было бы уместно применять как минимум ряд правил о цессии. Например, если уступка требовала согласования должником и он ранее согласовал уступку требования от продавца к покупателю, но покупатель нарушил обязательство по оплате и продавец требует расторжения договора и возврата требования, необходимо, видимо, получать новое согласие должника на обратный перевод права, как если бы речь шла об обычной обратной уступке.
Другим возможным примером перехода права на основании судебного решения является судебный раздел общего имущества супругов, в рамки которого могут входить и обязательственные права. Впрочем, в Определении от 6 апреля 2021 г. № 305-ЭС20-22249 СКЭС ВС РФ признала и судебный раздел имущества, осуществленный из-за неспособности сторон достигнуть соглашения о добровольном разделе, совершаемой в судебном порядке сделкой. Данный тезис небесспорен. Но, как бы то ни было, применение как минимум ряда положений о цессии вполне возможно в подобной ситуации (например, о запретах уступки или необходимости согласования уступки с должником там, где этого требуют закон или договор). Так, если в силу закона уступка требовала согласия должника, последнее, видимо, потребуется и в тех случаях, когда кредитор будет меняться в связи с разделом общего имущества в судебном порядке.
Также обычно для иллюстрации комментируемого основания перевода права приводится пример удовлетворения иска обладателя преимущественного права о переводе прав и обязанностей приобретателя соответствующего имущества при нарушении преимущественного права (например, п. 3 ст. 250 ГК РФ). Но этот пример спорен, поскольку в литературе часто предлагается считать, что упоминаемый в п. 3 ст. 250 ГК РФ, а также ряде иных норм закона, устанавливающих преимущественное право, судебный «перевод прав и обязанностей» на обладателя преимущественного права (преферента) на самом деле не означает правопреемство и перевод договорной позиции того третьего лица (контрагента), который приобрел соответствующее обремененное преимущественным правом имущество у стороны, обязанной к соблюдению преимущественного права (грантора). Выдвигаются, в частности, точки зрения, согласно которым такой «перевод» представляет собой: