а) принудительное заключение с грантором по иску преферента в судебном порядке договора на приобретение соответствующего имущества на условиях заключенного с контрагентом договора или в некоторых случаях на заранее определенных условиях с правом отобрать данное имущество у контрагента (в рамках одной из версий – по причине аннулирования распорядительного эффекта заключенного в нарушение преимущественного права договора); либо
б) принудительный выкуп преферентом данного имущества у контрагента на тех условиях, по которым последний приобрел его у грантора с нарушением преимущественного права (или в ряде случаев на иных заранее определенных условиях).
Вариант «а» представляется более корректным.
В рамках любой из этих альтернативных концепций, удовлетворяя иск преферента о переводе прав и обязанностей, суд на самом деле не осуществляет перевод на преферента обязательственных прав контрагента на его передачу, взыскание неустойки в случае нарушения и т.п. и встречных обязательств контрагента перед грантором (транслятивная концепция реализации преимущественного права), а вводит в принудительном порядке в действие новый договор между преферентом и грантором или преферентом и контрагентом (конститутивная концепция).
В ряде случаев это может иметь важное значение. Например, в рамках транслятивной концепции перевода ранее возникших у контрагента обязательственных прав грантор может противопоставить преференту, к которому якобы перешли требования контрагента, свои возражения, которые у грантора были против контрагента (ст. 386 ГК РФ). Есть и множество иных отличий, которые в рамках данного комментария не уместно подробно обсуждать.
Впрочем, вопрос о том, какая модель преимущественного права реализована в российском праве, не вполне прояснен.1.3. Суброгация
Иногда суброгацией называют любой случай перехода права в силу закона, т.е. за рамками ситуации цессии. Но это не вполне корректно. Суброгация – это вполне конкретный механизм, обладающей своей спецификой и опосредующий переход к третьему лицу требования кредитора в случае, когда третье лицо либо а) погашает за должника его долг путем осуществления того предоставления, к которому был обязан должник, или зачета (суброгация при исполнении обязательства третьим лицом на основании п. 2 и п. 5 ст. 313 ГК РФ), либо б) исполняет свое параллельное обязательство перед кредитором, объединенное с долгом должника единством погашающего эффекта (например, случаи суброгации на основании норм о поручительстве, страховании, возмещении потерь или исполнении обязательства одним из должников при кумулятивном переводе долга).
В ряде подобных ситуаций закон предписывает возникновение у третьего лица регрессного требования, т.е. нового обязательственного притязания, направленного на компенсацию уплаченного целиком или в той или иной части (например, регресс при погашении одним из солидарных должников всего солидарного долга в силу общих правил о пассивном солидаритете (п. 2 ст. 325 ГК РФ) либо при осуществлении выплаты по независимой гарантии (п. 1 ст. 379 ГК РФ)). В некоторых же других ситуациях восстановление имущественного баланса при погашении долга должника третьим лицом или осуществлении третьим лицом выплаты по своему параллельному долгу, лишающем кредитора права на иск к должнику, по воле законодателя происходит за счет суброгации требования исходного кредитора.
Иногда суброгацию рассматривают как особую форму регрессного требования, предполагающую преемство, но многие ученые эти конструкции принципиально разграничивают. Как бы то ни было, вариант суброгации имеет свои преимущества и недостатки для исполнившей стороны. Ключевое преимущество суброгации для осуществившего предоставление лица в сравнении с обычным регрессом – переход акцессорных обеспечений и дополнительных прав в силу п. 1 ст. 384 ГК РФ, а ключевой недостаток – сохранение у должника возможности выдвигать против требования нового кредитора возражения, основанные на отношениях с прежним кредитором (ст. 386 ГК РФ), и предъявлять к зачету свои требования к прежнему кредитору (ст. 412 ГК РФ), а также сохранение течения исковой давности. Если в ситуации с обычным регрессом в силу п. 3 ст. 200 ГК РФ давность по регрессному требованию течет заново с момента осуществления выплаты исходного возмещения, поскольку в момент такой выплаты появляется новое обязательство, то в сценарии суброгации происходит переход требования, а в силу ст. 201 ГК РФ перемена лица в обязательстве не влечет изменение срока давности и порядка его исчисления (см., например, п. 10 Постановления Пленума ВС РФ от 27 июня 2013 г. № 20).1.3.1. Залог третьего лица и поручительство
Подпункт 3 п. 1 комментируемой статьи упоминает ситуацию, когда право кредитора переходит к исполнившему обязательство поручителю либо залогодателю, не являющемуся должником, после обращения взыскания на предмет залога или удовлетворения кредитором залогодателем иным образом. О суброгации в контексте сценария с поручительством говорит и п. 1 ст. 365 ГК РФ.
В указанных ситуациях основанием перехода права требования является факт получения кредитором удовлетворения не от должника, а от обеспечителя (платеж поручителя или удовлетворение требования залогодержателя посредством обращения взыскания на предмет залога, предоставленного третьим лицом, его присвоения в рамках оговорки lex commissoria или в результате погашения залогодателем обеспеченного долга путем платежа). В таком случае вместо перехода права кредитора могло бы возникать новое, регрессное обязательство компенсационного свойства (как, например, при осуществлении гарантом выплаты по гарантии в пользу бенефициара), однако законодатель посчитал необходимым сохранить обязательство должника и указывает на суброгацию.1.3.2. Страхование
Подпункт 4 п. 1 комментируемой статьи предусматривает суброгацию при выплате страховщиком, с которым заключен договор страхования имущества, страхователю (выгодоприобретателю) страхового возмещения в связи с причинением ему убытков третьим лицом. О суброгации в сценарии имущественного страхования говорит и ст. 965 ГК РФ. При этом в договоре страхования суброгация может быть запрещена или ограничена (исключая требования, возникшие вследствие умышленного причинения убытков, п. 1 ст. 965 ГК РФ).
Суброгация также возможна и при страховании предпринимательского риска (см. п. 10 Информационного письма Президиума ВАС РФ от 28 ноября 2003 г. № 75).
Кроме того, суброгация в ряде случаев может происходить и при страховании ответственности, поскольку ст. 965 ГК РФ говорит о суброгации в рамках отношений по имущественному страхованию, а страхование ответственности – это разновидность страхования имущественного (наряду со страхованием имущества и страхованием предпринимательских рисков). Это возможно, например, в ситуации, когда страхователь отвечает за вред, причиненный третьим лицом, либо имеет на случай удовлетворения потерпевшего регрессное требование к сопричинителю или совершенный страхователем деликт в отношении третьих лиц был спровоцирован нарушением обязательства контрагентом страхователя, и страховая компания погасила ущерб потерпевшему за страхователя: в такой ситуации к ней в силу суброгации перейдет соответствующее требование страхователя к тому, кто соучаствовал в деликте или спровоцировал его (похожий пример см. в Определении СКЭС ВС РФ от 1 декабря 2021 г. № 305-ЭС21-15028).
Но может ли суброгация при этом сработать таким образом, что страховщик, выплатив возмещение потерпевшему, приобретет деликтное требование последнего к самому причинителю (страхователю или застрахованному лицу)? Этот вопрос носит спорный характер, но, в принципе, из ст. 965 ГК РФ следует положительный ответ. В то же время по логике в такой ситуации суброгация по умолчанию должна быть доступна только в ситуации умышленного деликта страхователя (застрахованного лица) или иного явно предосудительного его поведения при совершении деликта, поскольку иначе такой правонарушитель (например, преступник) избегал бы гражданской ответственности, что противоречит соображениям публичного порядка. Но вряд ли уместно допускать такую суброгацию в иных ситуациях, поскольку страхование ответственности оформляется в том числе и для защиты самого страхователя (застрахованного лица) от риска несения ответственности за простую неосторожность; иначе страхование ответственности перестает выполнять эту функцию.
В то же время в ряде специальных законов об обязательном страховании ответственности при условии подобного умышленного или предосудительного поведения страхователя (застрахованного лица) говорится не о суброгации, а о регрессе. В качестве примера можно привести п. 9 ст. 24.1 Закона о банкротстве применительно к страхованию ответственности арбитражного управляющего. В некоторых же других законах законодатель и вовсе запутывается. Например, в п. 1 ст. 14 Федерального закона от 25 апреля 2002 г. № 40-ФЗ «Об обязательном страховании гражданской ответственности владельцев транспортных средств» для ряда случаев причинения вреда, связанных с умышленным и иным предосудительным поведением причинителя вреда (если, например, речь идет об умышленном причинении вреда жизни или здоровью потерпевшего, вред был причинен при управлении транспортным средством в состоянии опьянения и др.) говорится о переходе права к страховщику (т.е., казалось бы, о суброгации), но при этом в самом названии статьи употребляется термин «регресс». В п. 72 Постановления Пленума ВС РФ от 26 декабря 2017 г. № 58 Суд подтверждает, что в п. 1 ст. 14 указанного Федерального закона речь идет именно о переходе права требования к страховщику, но в определениях по конкретным делам он de facto исходит из того, что здесь речь идет именно о регрессе: данный вывод следует из того, что Суд определяет момент начала течения давности по требованию страховщика к причинителю вреда не по правилам ст. 201 ГК РФ, как это следовало бы делать в сценарии преемства в обязательственном праве, а с момента выплаты потерпевшему страхового возмещения, т.е. по правилам п. 3 ст. 200 ГК РФ о течении давности при регрессе (Определение СКГД ВС РФ от 25 февраля 2020 г.