Я ошеломленно потряс головой, пытаясь сосредоточиться.
– Но ведь подозрения – не факт, – проговорил я. – Мало ли кто кого в чем подозревал.
– Не факт, – подтвердил Родин. – Вполне возможно, господин Иринархов чист, как младенец. И биографию себе придумал просто ради поэтического удовольствия. Как Черубина де Габриак. Только я почему-то никак не могу себя заставить взяться за раскрутку тома его великих мемуаров. Пусть за это берется кто-нибудь с более крепкими нервами. Я пас. Боюсь, что теперь я просто не смогу отделаться от мыслей, что мне надо отмыть для публики Потрошителя. Это тебе ведь не Фердика Изюмова с Боккаччо сравнивать. Я же не полное дерьмо, пойми…
– Я тоже пас, – задумчиво сказал я. – Лучше всего придумайте благовидный предлог и откажитесь. Тем более что господин Иринархов при желании найдет исполнителей и без тебя. Лагутина, скажем, из «Свободной газеты». Или Раппопорта оттуда же. Они за небольшие премиальные любого Джека-Потрошителя оформят как Марию Магдалену. И наоборот.
Лицо Родина просветлело. Видно было, что он, в конце концов, решился.
– Согласен, – произнес он. – К черту. Сегодня же пойду к нашему главному и посоветую ему отказаться. Не сошелся же свет клином на ивиной рекламе! А потом, есть надежда, что настанет мир среди книжников. И бизнес тогда вернется в наши коридоры. Я прав?
– Ты оптимист, Слава, – улыбнулся я. – Но, конечно, надежда всегда есть. Куда нам без надежды?
– Вот и прекрасно, – тоже улыбнулся Родин, переходя со своего шепота на нормальный тембр голоса. – Спасибо за бесплатный совет. А теперь скажи мне, старичок, какое У ТЕБЯ ко мне дело? Я ведь не поверю, что ты явился ко мне просто так, услышав мой телефонный зов. Обычно тебе приходится перезванивать и два, и три раза. И все время вместо тебя отвечает этот дурацкий механизм…
– Он не дурацкий, – коротко возразил я. – Он мой компаньон. Впрочем, дельце небольшое у меня к тебе и вправду есть. Вернее, вопросик.
– Всегда к твоим услугам, – с готовностью сказал Родин. – Валяй свой вопросик. Можешь хоть два. – Покончив с неприятной темой иринарховских мемуаров, Слава стал сама любезность.
– Ответь мне, Слава, – неторопливо начал я. – Ты последнюю книжку Макдональда уже видел?
– Какого из Макдональдов? – по привычке уточнил Родин. – Их, к твоему сведению, не меньше четырех. Который тебе нужен – Росс, Джон, Грегор или Стивен?
– Стивен, – сказал я.
Родин закатил глаза и пожевал губами.
– В общем, так, – произнес он, вернувшись в нормальное состояние через минуту. – Книгу я, конечно, видел. Вышла она в целлофанированном переплете, в традиционном серийном оформлении «Меркурия». Тираж пятьдесят тысяч. В Книжную палату уже пришли обязательные экземпляры, однако тиража в «Олимпийце», как ты понимаешь, не будет. Между прочим, «Меркурий» обещает совсем новый роман Макдональда. Самый, можно сказать, свежак.
– Очень интересно, – проговорил я, притворившись, будто книгу с анонсом я не держал в руках час назад, а только что все узнал у Славы. – А теперь скажи мне, кто, по-твоему, обладает у нас правами на издание Стивена Макдональда?
Родин пожал плечами:
– «Меркурий» издал – значит, наверное, и права имеет.
– Обязательно он?
– Совсем даже не обязательно! – ответил Слава с чуть заметным раздражением. – Ты же знаешь: «Меркурий» есть «Меркурий», ему закон не писан. Хочет – покупает, хочет – так берет. Если бы я мог понять логику этих господ, давно бы стал миллионером…
– Или покойником, – негромко добавил я.
– Или покойником, – не стал спорить Родин. Сегодня они могут издать Стивена Макдональда, а завтра – сборник проповедей преподобного отца Бориса Карасева. А послезавтра – «Мою жизнь» Иринархова, а послепослезавтра выпустить Джерома К.Джерома или стенографический отчет последней сессии Государственной думы с иллюстрациями Глазунова, в золоте и в бархате… Неисповедимы пути «Меркурия». И что дальше?
– Ничего, – согласился я. – Ровным счетом. Но кто-то ведь в Москве должен точно знать, кем именно закуплены права на романы Макдональда или «Меркурий» просто корсарствует?
– Наверное, кто-то знает, – равнодушно ответил Слава. – Пряник, допустим. Или Франкфурт. Но все это, пойми, не имеет значения. Если «Меркурий» решил взять Стивена Макдональда – значит, он его возьмет… Ты что? – вдруг испуганно спохватился Родин. – Неужели ты собираешься с «Меркурием»?…
– Ну, что ты, Слава, – дипломатично соврал я. – Я ведь не самоубийца. Просто один мой знакомый переводчик перевел для своего удовольствия пару книг этого Макдональда. И теперь пытает меня, где бы их можно было пристроить…
– А-а, это другое дело, – сейчас же расслабился Родин. – Только лично я твоему знакомому в «Меркурий» соваться не посоветую. Там, допустим, его переводы возьмут, но денег просто могут и не дать. Ну, а будет твой этот знакомый права качать или судом грозить – так ему еще и голову оторвут.
– Ясно, – сказал я. – Вопрос закрыт… – На самом деле вопрос только открывался, но Родину знать это было не обязательно. Он уже сделал главное – подтвердил все мои опасения и попутно назвал два имени. Другие ему, как и мне, в связи с Макдональдом в голову не пришли. Пряник и Франкфурт. Если и они не в курсе, кто на самом деле владеет правами на издание у нас Стивена Макдональда, – значит, кроме меня, у Жанны Сергеевны Володиной вообще никакой защиты нет. Хотя, в принципе, можно и так предположить, что и Пряник, и Франкфурт в любом случае с «Меркурием» предпочтут не связываться. Себе дороже выйдет.
– И это все твои вопросики? – немного разочарованно поинтересовался Родин. Он, вероятно, воображал, будто я стану его расспрашивать о закулисных тайнах газеты «Книжный вестник». И даже расстроился, поняв, что мне нужна такая мелочь, как информация о Макдональде.
– Все, – кратко ответствовал я, сунул свою руку Родину, быстро пожал и отдернул, чтобы тот по ошибке не растянул процедуру прощания на длительный срок.
– Постой! – запоздало крикнул Слава, когда я уже находился в дверях. – Совсем из головы вылетело. Ты чем поддерживаешь форму?…
– В каком смысле? – переспросил я, обернувшись к Родину.
– В самом прямом, – развел руками Слава и ткнул пальцем в сторону своего животика. – Мы с тобой вроде ровесники, а у меня уже пузо отросло дай Боже. Ты бегаешь по утрам, да? Или гербалайф принимаешь?
– Бывает, что и бегаю, – ответил я. Если бы в тебя пуляли из гранатомета, про себя подумал я, ты бы тоже занялся бегом. Вслух же я сказал: – Есть одно надежное средство. Отлично поддерживает тонус. Меня этот продукт очень сильно выручил.
– И что же это за продукт? – заторопился Родин.
– Йогурт, – объяснил я.
– Обычный йогурт? – не поверил Слава.
Я понизил голос до уровня любимого родинского шепота и заговорщицким тоном сказал:
– Ну, не совсем обычный. Подходит только тот, что изготовлен Бусыгинским молкомбинатом по конверсионной программе.
Родин тотчас нацарапал что-то на листке своего календаря.
– Так-так, – произнес он деловито – И по сколь граммов употреблять в день?
– Достаточно одной упаковки, – сообщил я Славе. – Впрочем, главное тут не доза. Понимаешь меня, старик?
– Но что, что главное? – не отставал Родин, конспектируя мои рецепты на том же календарном листке.
– Главное здесь – точность попадания, – честно, объяснил я и быстро вышел за дверь, оставив Славу в состоянии полного замешательства.
Taken: , 1Глава 4«МЕРКУРИЙ» ПОЧТИ НЕ ВИДЕН
– Икры хочешь? – спросил меня Пряник. Не дожидаясь ответа, он шустро залез в свои холодильник, вытащил жестяную коробку, открыл, сам же пошуровал в банке ложкой и отправил икру себе в рот. Прямо без хлеба.
Дело происходило в офисе самого Пряника, в гости к которому я отправился сразу после того, как распрощался с Родиным. И приемная, и кабинет Пряника были оформлены в некогда популярном, а ныне уже прочно забытом стиле а-ля рюс. Стены кабинета, где мы сидели, были декорированы под дерево, и на стенах густо висели иконы – целыми гроздьями, все святые, угодники и пророки вперемежку. В красном углу теплилась электрическая свечечка, очень похожая на настоящую (Пряник трепетно относился к правилам пожарной безопасности). Стол-тумба в центра кабинета был весь изукрашен хохломской росписью, на столе рядом с телефоном и факсом громоздилась деревянная братина, откуда торчал целый букет великолепно очиненных цветных карандашей, авторучек, циркулей и линеек. Чувствовалось, что Пряник был бы не прочь украсить росписью заодно и телефон с факсом и что только недостаток времени заставил его пока отказаться от этой затеи. Впрочем, компьютер, стоявший в углу комнаты слева от стола, был все-таки полуприкрыт красно-черной ширмой, испещренной неразборчивой славянской вязью. Любопытно, что хозяин кабинета отнюдь не был помешан на русском стиле и относился к иконостасу, электролампадке и братине с известным юмором. Однако, по Пряникову убеждению, эта демонстративная русская самобытность хорошо действовала на зарубежных контрагентов. Те, устав от среднеамериканского дизайна всех наших офисов, с восторгом воспринимали пряниковскую экзотику, искренне полагая ее настоящей славянской самобытностью. На фоне братины и хохломы Пряник бойко обделывал свои дела. Икра из холодильника, естественно, предназначалась дорогим гостям. Кстати, и сам холодильник был кокетливо накрыт расписной парчовой накидкой.
– Что это ты расщедрился? – подозрительно спросил я Пряника, пододвигая к себе жестяную банку с нарисованным осетром. – Может, ты меня с кем-то из своих иностранных клиентов перепутал? Или взятку дать хочешь?
Пряник сунул мне в руку горбушку хлеба, чайную ложку (сам он орудовал столовой) и ласково сказал:
– Добрый я сегодня, Яшенька, только и всего. Тебя вот, нехристя, потчую, а мог бы и по сусалам…
– Но-но, – проговорил я, намазывая на горбушку икру. – Не переигрывай. А то еще войдешь в образ и потом оттуда не выйдешь. Тогда я тебя самого смажу по сусалам.