Басин с Кузиным, синхронно наплевав на блестящую карьеру, кинулись в водоворот бизнеса. Оба с детства были фанатичными книголюбами, обоих грела мысль самим организовать в Москве некий Центр Книжного Изобилия и обоих не пугали соображения, что сначала работать придется далеко не в белых перчатках. Как-то так вышло, что оба они взялись перво-наперво за охрану «Олимпийца» – да так и не смогли потом остановиться, затянуло. Закономерное, кстати, явление. Быстро привыкаешь, что у тебя в подчинении сотня крепких парней, а потом уже нет сил отказаться. Паша Кузин и Боря Басин, организовав в «Олимпийце» очень надежную систему охраны, из книголюбов стали профессионалами в своем деле – и удовлетворились этим. Внутренний механизм книжного рая отныне работал, как часы, редко требовал смазки или ремонта (случай, когда я – при помощи Цокина – нашел в «Олимпийце» предателя, был из разряда ЧП). Теперь можно было, не торопясь, покуривать, тренировать новое пополнение, изредка устраивать учебные тревоги. И еще – со вкусом читать газеты. Точнее, одну газету.
– Что новенького пишут? – спросил я у Кузина с Басиным, хорошенько затянувшись своим «Кэмелом». Ответ мне был известен заранее.
– Дурость, как всегда, – иронично улыбаясь, ответил Кузин.
– Как и следовало ожидать, – согласно кивнул Басин.
– А все-таки? – полюбопытствовал я. Необходимо было полностью соблюсти ритуал.
– Дутые сенсации, – констатировал Кузин.
– Безмозглые комментарии, – радостно провозгласил Басин.
– Пол-на-я де-гра-да-ция! – со смаком проскандировали оба.
Эту маленькую сценку при встрече мы разыгрывали уже второй год. С тех самых пор, когда оба начальника охранной службы «Олимпийца» стали, ради развлечения, прилежными читателями московской «Свободной газеты». Удовольствие, которое они от этого получали, было мазохистского свойства. Оба ловили какой-то жуткий извращенный кайф, вчитываясь буквально в каждый материал этого, мягко скажем, не лучшего столичного издания. Виктору Ноевичу Морозову, главному редактору СГ, должно было икаться каждое утро, когда Кузин с Васиным разворачивали очередной номер. Парочка ввела для удобства своеобразное разделение труда: Кузин – как дипломат по образованию – брал на себя первые четыре полосы, а Васину, журналисту с филологическим уклоном, доставались культура и пестрая смесь.
Я досмолил одну сигарету и сразу же взял вторую. Перед серьезным делом необходимо было снять стресс, если он был. И, кроме того, меньше двух сигарет наша обычная болтовня с двумя охранными шефами никогда не продолжалась. Если бы я откланялся раньше, это бы выглядело подозрительным. А так – все, как всегда. Яков Штерн зашел в «Олимпиец» прогуляться по рядам и присмотреть себе клиентов. Нормальное дело.
– Как поживает наша внешняя политика? – спросил я у Кузина, кивая на газетный лист.
– Если верить Виктору Ноевичу, издыхает, – немедленно сообщил мне Паша Кузин – Господин Морозов дал нашему министру иностранных дел двадцать четыре часа, чтобы тот подал в отставку или застрелился. Есть тут, кстати, и ценный совет Виктора Ноевича лично президенту. Срочно снять с поста премьер-министра и назначить на его место… кого бы вы думали?
– Самого Витюшу Морозова, – ответил я, не задумываясь.
– А вот и не угадали, Яков Семенович, – сказал Кузин. – Виктор Ноевич – не эгоист какой-нибудь. Он не о себе, он о России печется…
– Ну, тогда совсем другое дело… – протянул я. – Тогда не знаю.
– Господина Иринархова, разумеется! – рассмеялся Кузин. – Нашего экономического гиганта. Выпустить из Лефортово – и сразу в премьеры.
– Круто, – присвистнул я. – А аргументы?
– Главных два, – произнес Паша уже серьезным тоном, хотя ироническая усмешечка по-прежнему оставалась у него на губах. – Во-первых, компания «ИВА» как символ российского просперити и всем образец. Во-вторых, господин Иринархов пользуется-де народной любовью и может сплотить нацию. Те, у кого есть хоть одна акция «ИВЫ», за родного Авдеича должны землю рыть и глотки рвать.
– Допустим, – хмыкнул я. – А у кого нет вообще ни одной акции? В России, как я слышал, таких большинство. Вдруг они не станут за Иринархова землю рыть?
– О-о, тут все продумано, – с такой же мефистофельской усмешкой разъяснил мне Кузин. – Каждого надо обязать купить, по крайней мере, по одной акции «ИВЫ». Административными методами. Вынужденная, но неизбежная мера.
– Ага, – наконец догадался я. – И тоже в двадцать четыре часа.
– Верно, – подтвердил Паша Кузин – И тогда возникнет новая единая историческая общность – акционеры компании «ИВА».
– Грандиозно, – вздохнул я. – Морозов сошел у ума. Клинический случай. Или весь мир сошел с ума?
– Это как посмотреть, – подал реплику Боря Басин. – Насчет всего мира – не уверен, но у Витюши Морозова точно есть компаньоны по психушке. – С этими словами он сунул мне под нос газетный лист и ткнул пальцем в одну из статей на культурной полосе. Статья называлась «Человек Возрождения» и подписана была двумя фамилиями – Лагутин и Раппопорт. Так, сообразил я. Обошлись без Властика Родина. Нашли-таки способных и небрезгливых. Статья была посвящена книге мемуаров дорогого Авдеича и вся выдержана, как я успел заметить, в каком-то непристойно-льстивом духе. Кажется, о покойном Брежневе – и то писали куда более сдержанно.
Басин, сам того не ведая, перевел разговор на нужную мне тему.
– А что, – небрежно осведомился я. – В «Олимпиец» уже завезли этот потрясающий бестселлер? Надо бы прочитать. Вдруг я проникнусь…
Кузин с Васиным, не сговариваясь, пожали плечами. Видимо, за время совместной работы они научились выражать свои чувства одинаково.
– Яков Семенович, – укоризненно произнес Паша Кузин. – Это же «Меркурий» издал. Они нам свой товар никогда не завозят. Они – сами с усами. Заставляют московских дилеров брать у них на базе.
– Я слышал, что с несогласными, – добавил Боря Васин, – у них разговор короткий. Не берешь тираж – отправишься на дно Москвы-реки.
– Говорят, топят они людей в бочках, – с мрачной гримасой уточнил Кузин.
– С бетоном, – подтвердил Басин.
Эти истории про «Меркурий» я уже слышал и даже пару дней назад сам пугал «Меркурием» обворованную Жанну Сергеевну. Но сейчас, после убийства Генпрокурора и Гоши Черника, эти гангстерские истории все больше стали казаться мне киношной выдумкой. Вроде столичной Коза Ностры, специально сочиненной мною самим для Алеши Цокина. В реальной жизни все не так, как в американском кино. Гораздо страннее и страшнее.
Тем не менее я кивнул Кузину с Васиным.
– Мафия, – сказал я скорбным голосом. – Убьют и не поморщатся.
– Дело не в том, что убьют, – возразил мне Басин. – Всякие бывают обстоятельства, сами знаете. Но беспредельничать-то зачем?
– Сначала ведь надо договориться по-хорошему, – проговорил Кузин. – Но с такой репутацией, как у «Меркурия»…
Оба шефа охранников развели руками. Опять-таки одновременно и не сговариваясь. Лично они, насколько я знал, своими руками людей не убивали. По крайней мере, без очень серьезных на то оснований.
Признаться, я и раньше знал, что «Меркурий» не дает свои книги «Олимпийцу», и закинул удочку скорее для проверки. Мое предположение подтвердилось Итак, на сегодняшней встрече с людьми из особнячка Щусева у меня будет целых три преимущества. Первое – что я отлично знаю здание комплекса, а они нет. Второе – что посланцев «Меркурия» (и тем более «ИВЫ») здешние охранные гоблины в лицо узнать не могут, а потому, если что случится, примут их за обычных обнаглевших рэкетиров. Каковыми эти друзья, между прочим, и являются. Что касается третьего моего преимущества…
Я вытащил из кобуры свой «Макаров» и протянул его шефам охраны.
– Да ладно, – раздвинул губы в улыбке Боря Басин. – Не валяй дурака, Яша.
– Мы и так не беспокоимся, Яков Семенович, что вы при оружии, – подтвердил Паша Кузин. – Вы же в курсе. Вы ведь не будете тут стрелять, правильно?
– Черт его знает, – задумчиво сказал я. – Человек я вспыльчивый, а люди здесь ходят разные. Вдруг не сдержусь и пущу кому-нибудь пулю в лоб?
Кузин с Васиным дружно рассмеялись. Поверить в такую возможность они абсолютно не могли. Я, как и все завсегдатаи «Олимпийца», знал главный здешний неписаный закон. Все оружие, как и во время визита в «Книжный вестник», следовало сдать при входе. Посетитель, обнаживший ствол на территории комплекса, навсегда изгонялся отсюда, а его данные (или данные его фирмы) заносились в охранный компьютер. Посетитель, выстреливший в «Олимпийце», живым отсюда не выходил.
– Спасибо, ребята. Но правило есть правило, – серьезно проговорил я. – Закон – для всех. И я ничем не лучше других…
Эта традиционная наша пикировка тоже была частью ритуала. Кузин с Васиным предлагали мне, как дорогому гостю, поблажку. Дорогой гость благодарил за оказанную честь, но отказывался. Я передал Кузину свой пистолет, подумав при этом, что гости из особнячка с улицы Щусева скорее всего не посчитают нужным последовать моему примеру. О чем очень скоро крупно пожалеют.
Оставив обоих охранных начальников и дальше измываться над бедной «Свободной газетой», я спустился в подвал, где уже шла оживленная торговля. Встреча наша должна была состояться через четыре с лишним часа на третьем этаже, и я обязан был, не торопясь, обойти все здание в поисках чего-то подозрительного. Чисто теоретически я не исключал, что эти ребята, пришедшие за дискетой, уже тут и присматриваются к месту встречи.
Другое дело, что всех хитростей «Олимпийца» за один раз они все равно бы не сумели изучить. Кроме того, до самого момента встречи они не могли знать, что звонивший им – это именно я и есть. До тех пор, пока я не вытащу из кармана дискету, я – человек-невидимка. Делаю, что хочу.
Обходя подвальный ярус, я не смог отказать себе в удовольствии бросить беглый взгляд на разложенные новинки. Вдобавок, объяснил я своему внутреннему голосу, это необходимо и для конспирации. Посетитель, который здесь не торгует или не рассматривает книги, выглядит настораживающе и вызывает подозрения. Понятно? Внутренний голос мой на это довольно ехидно заметил, что человек без сумки в руках здесь тоже вызывает известные подозрения. Правда, у моего бежевого плаща были огромные вместительные карманы. В них можно было бы поместить трилогию Дюма. Вместо этого на дне одного из карманов бултыхалась одна-единственная дискетка. Карман, кстати, был потайной, пришивал я его сам в одном хитром месте. При беглом обыске найти на мне искомый предмет – если это не трехтомник того же Дюма! – было бы крайне затруднительно.