Влияние советской разведки на ход военных действий в этом регионе сказалось в организации и проведении операции «Снег», стратегический замысел которой преследовал ускорение втягивания США в войну с Японией. Операция зародилась в недрах штаб-квартиры разведки в Москве, и к ее разработке имели прямое отношение сотрудники американского отдела: легендарный разведчик-нелегал Исхак Ахмеров и один из первых выпускников Школы особого назначения (ШОН) в 1938 году Виталий Павлов (активный разведчик и в будущем руководитель разведки). Курировал эту операцию лично Л. П. Берия.
Знаток Америки, нелегал с десятилетним стажем Ахмеров понимал, что необходимо в прямом смысле слова Японию припугнуть. И сделать должны это американцы. Япония находилась в «подбрюшье» нашего Приморья, и, как ни странно, именно американцы в годы Гражданской войны отстранили Японию от Дальнего Востока (естественно, в своих интересах). Расчет был на то, что эта «сила» могла быть направлена против Японии и в годы Второй мировой войны.
Подтолкнуть США к серьезной конфронтации, вплоть до военных действий, означало отвлечь японскую военщину от СССР. И Ахмеров, и Павлов искали в Америке человека, который мог бы прислушаться к аргументированным доводам: «Японию за разбой в ЮВА следует припугнуть».
Среди связей Ахмерова оказался такой человек – Гарри Уайт, выходец из Литвы и ближайший советник министра финансов США. В свое время, работая в Штатах с нелегальных позиций, Ахмеров заинтересовал собой Уайта, представившись китаистом и знатоком Дальнего Востока.
Ветеран разведки Павлов вспоминал: «Мы понимали, что Уайт может в Америке сделать то, что мы хотим предложить. Вопрос в том, кто с ним переговорит». Ахмеров к тому времени был отозван из Штатов по приказу Берии. Поэтому было принято решение: для встречи с высоким правительственным чиновником поедет Павлов как приятель «китаиста», белоэмигрант, осевший в Китае. Сам «китаист» все еще в Китае, но у него возникла идея: хватит поощрять аппетиты японской военщины в этом регионе мира. Это значит, американскому правительству нужно договориться со Страной восходящего солнца на следующих условиях: прекращение агрессии и вывод войск с оккупированных территорий. Это, по мнению «китаиста», путь к надежному миру и упрочению позиций Америки в регионе.
Когда план операции был детально подготовлен, Павлов доложил его наркому внутренних дел Берии. Дав согласие на ее проведение, нарком, как вспоминает Павлов, приказал готовить операцию в полной тайне и, кроме того, еще и подчеркнул: «После операции вы забудете про нее навсегда. И чтобы не осталось никаких следов – ни в едином деле, ни клочка бумаги…» Павлов говорил: «Это был странный приказ, и выполнили его досконально» («доскональность» в скрытии факта существования этой судьбоносной акции продлилась до 1996 года, когда суть и некоторые детали акции были приведены в книге Павлова «Операция „Снег“»).
Итак, весной 1941 года Уайт получил от «китаиста» «шпаргалку-тезисы», а принесшему ему эту записку Павлову высказал согласие с «идеей» в отношении Японии.
В конце ноября 1941 года японский МИД был встревожен, получив памятную записку от США. Это была известная «нота Халла» (по имени американского госсекретаря того периода). В Японии требования американцев восприняли как ультиматум: вывод войск из Китая и Французского Индокитая, прекращение поддержки правительства Маньчжоу-Го и выход из Тройственного пакта «Берлин – Рим – Токио».
«Нота» помогла «морской партии» в Японии определиться в отношении войны с США на Тихом океане. И японские авианосцы скрытно направились к Гавайским островам. 7 декабря японские самолеты двумя волнами уничтожили американский флот в бухте Пёрл-Харбор.
В Москве, у стен которой только за день до этого началось величайшее контрнаступление, нападение японцев на Америку воспринято было как весть стратегического значения: вовлеченная в войну Япония больше не сможет напасть на СССР, имея три фронта – в Китае, Юго-Восточной Азии и на Тихом океане. Теперь она не решится открыть четвертый фронт в Советском Приморье. Советско-японский фронт на Дальнем Востоке так и не был открыт, и в Битве за Москву участвовали снятые оттуда тринадцать сибирских дивизий. Несмотря на сильнейшее давление на правительство Японии со стороны Гитлера, Страна восходящего солнца пойти на открытие этого фронта не смогла, объективно не смогла.
И снова в этой акции тайного влияния, как и в операциях двадцатых – тридцатых годов, разведка проявила особенности своих действий: предвидение и упреждение намерений противника, а в данном случае – ускорение военной конфронтации между США и Японией с целью ликвидации стратегической напряженности на наших восточных границах (а значит, использование хорошо подготовленных и вооруженных дальневосточных армий на советско-германском фронте).
Особенностями операции «Снег» стали срыв открытия японско-советского фронта на Дальнем Востоке и возможность влияния ее на ход Московского сражения, главным достижением которого стала истина и для советского народа, и для всего мира: несомненно, «блицкриг» Гитлера в Советскую Россию не состоялся и «фашистов можно бить!».
Военно-политический аспект значения нападения Японии на американский флот достаточно полно осветил биограф И. В. Сталина Святослав Рыбас (Сталин. ЖЗЛ. 2002).
Естественно, он уловил главную тенденцию советской стороны в защите своих дальневосточных рубежей и ликвидации факта военных действий на два фронта. Он отмечал: «…Соединенные Штаты вошли в мировую войну, в которой уже давно принимали участие, поддерживая Англию и Советский Союз и оказывая давление на Японию…».
Рыбас подчеркивал, что Рузвельт хотел спровоцировать японское правительство на это нападение, оно развязывало ему руки. А Япония решала в этом случае свои стратегические задачи по созданию «всеобщей зоны процветания на Тихом океане». Целью японцев было решить военные задачи и подорвать волю американцев к сопротивлению. Война уже стучалась в двери Белого дома. «Впрочем, Рузвельт ее не боялся, а только желал вступить в нее в максимально выгодной обстановке… Но Рузвельт не знал, что американцам придется заплатить слишком дорогую цену за его политическую игру».
Казалось бы, к 11 декабря десятки стран объявили Японии войну, но… не СССР. Почему? Однако Сталин в послании Рузвельту объяснил, что это «ослабило бы силу сопротивления СССР гитлеровским войскам и пошло бы на пользу гитлеровской Германии». Рузвельт с его позицией согласился. Как выразился американский президент в телефонном разговоре с Черчиллем по поводу Пёрл-Харбора, «теперь мы все повязаны одной веревочкой». И Рыбас делает вывод: «Отныне союзники обладали военно-дипломатическим механизмом, в котором бесспорными лидерами были Рузвельт и Сталин… По словам Гопкинса (личный посланник Рузвельта при Сталине. – Прим. авт.), Сталин был «прекрасным руководителем, уверенным в себе, решительным, трезво мыслящим человеком…».
В цепочке дезинформационных усилий советской стороны под руководством главы нашего государства на примерах только двух событий – «Дезинфбюро» (1923–1927) и операции «Снег» (1940–1941) – прослеживается последовательная позиция И. В. Сталина в праве опоры на дезинформационное искусство в глубоко засекреченных переговорах с Германией о перемирии в феврале 1942 года.
Вероятность и возможность такого права сформулировал Уинстон Черчилль, который сам себя называл «самым ярым врагом коммунизма»:
«…В годы тяжелых испытаний Россию возглавил гений и непоколебимый полководец И. В. Сталин. Он был выдающейся личностью, импонирующей нашему жестокому времени.
Сталин был человеком необычайной энергии, эрудиции, несгибаемой силы воли, резким, жестоким, беспощадным как в деле, так и в беседе… Эта сила настолько велика в Сталине, что, казалось, он неповторим среди руководителей всех времен и народов… Сталин обладал глубокой, лишенной всякой паники мудростью. Он был непревзойденным мастером находить в трудную минуту выход из самого безвыходного положения».
Последние две строки наиболее созвучны с тем фактом, который имел место в Мценске при инициативном выходе на немецкое командование с целью переговоров о перемирии.
Не вдаваясь в детализацию того, что представляли собой последствия от указанных выше дезинформационных операций, следует отметить общность «формулы» их результативности: ДЗИ и как следствие – ДСКР, ДЗО, ДСТБ (дезинформация, дискредитация, дезорганизация, дестабилизация). И все это смогло иметь место как логическое развертывание событий в отношениях СССР и Германии после провала «блицкрига» и успехов Красной армии в Битве за Москву.
Итак, стратегическая, масштабная, судьбоносная ли операция «Мценская инициатива»?
Вопрос: ДЗИ – в отношении кого? В первую очередь в отношении наших неустойчивых союзников по антигитлеровской коалиции – США и Англии. Но и против Германии – ее военного, политического и экономического руководства, оказавшегося «на кризисном поле».
А почему ДЗИ? Ну не собиралась же советская сторона действительно заключать перемирие, особенно в условиях, когда фактор времени работал не на германские военные усилия и ее экономические возможности, а на наращивание всех сторон советского сопротивления и подготовку весьма вероятного разгрома гитлеровской военной машины.
Вопрос: как понимать связку ДЗИ – ДСКР? Произошла дискредитация двойственной политики наших неустойчивых союзников по антигитлеровской коалиции перед мировой общественностью в свете их саботирования оказания действенной помощи воюющей России.
ДЗИ – ДЗО? Для организации усилий сторонников Германии и противников СССР в занятых войной союзных странах. Особенно тех, кто ратовал за ослабление помощи СССР в войне.
ДЗИ – ДСТБ? Сторонники Гитлера оказались в дестабилизированном состоянии, ибо и в мире, и в Германии усилились позиции сторонников ликвидации нацизма и фашистского Третьего рейха.