Перемирия не будет — страница 15 из 22

Самира опустила глаза:

– Я предпочла бы этого не делать.

Взяв ее за подбородок, шейх посмотрел ей в глаза:

– Я сделал тебе больно?

– Нет. – Покачав головой, Самира отступила от него.

– Я тебя напугал?

– Нет.

– Тогда почему ты убежала?

– Я не убежала. Просто я замерзла и поэтому вернулась в дом.

– Ты имела право испугаться, – сказал он.

– Я не испугалась.

– А зря. Дело в том, что… мне надо кое-что рассказать тебе. О том дне шестнадцать лет назад. Знаю, тебе это не понравится. Но я должен сказать тебе до того, как ты станешь моей женой. Хотя я уверен, что пожалею о своих словах.

– Так зачем тогда говорить? – слабо проговорила Самира. Внезапно ей стало страшно.

– Потому что ты должна знать. Понять, что меня следует бояться. Понять, почему мне нельзя терять контроль над собой. Почему на шестнадцать лет я посвятил себя лишь управлению моей страной, презирая страсти.

– Мы оба ее презираем, – откликнулась Самира. – Потому что она принесла смерть нашим родителям. Лишь твоя мать была ни в чем не виновна и все-таки тоже погибла.

– Да, она была ни в чем не виновата, – произнес шейх. – Она была верна своим брачным обетам. Она ни на кого не нападала. Она просто оказалась здесь, когда твой отец со своей бандой пришли, чтобы заставить моего отца заплатить за его поступок.

– Это было неправильно, Ферран. Все это было неправильно. Но я хочу, чтобы это осталось позади. Поэтому… пожалуйста, не надо отбирать у меня это желание.

– Когда мы впервые встретились, ты говорила о чести. Так вот, сказать об этом требует моя честь. Ты должна знать, на что способен человек, которому ты готова отдать свое тело на брачном ложе.

– Не надо пугать меня. Ты знаешь, сколько мне пришлось пережить. И теперь я не собираюсь бояться тебя, Ферран.

– Я убил твоего отца.

– Я знаю, – откликнулась Самира.

– Нет, ты не знаешь. Я не арестовывал твоего отца. Я не предавал его суду. Я прятался. В гардеробной. Я забился туда, когда услышал, что творится в коридоре. И в этот момент твой отец ворвался в покои родителей. Он ударил моего отца ножом. Я продолжал прятаться. Я ничего не сделал. Я испугался. Я смотрел через приоткрытую дверь, как умирает отец. Мать забилась в угол. Женщина, безоружная, ни в чем не виновная. Он подошел к ней… и я не мог больше прятаться. Она умоляла его, Самира. Умоляла сохранить ей жизнь. Просила отпустить ее ради меня. Ради своего сына и своего народа. Ради его собственной души. Но он отказался. Тогда я открыл дверь гардеробной, схватил вазу и ударил его по затылку. Но было слишком поздно. Я не смог спасти мать. Она умерла. И я… отнял у него оружие.

– Как и у меня, – сказала Самира. У нее кружилась голова.

– Да. Но в отличие от тебя он пустился бежать. Я побежал за ним.

Ей легко было вообразить себе эту картину. Она ведь тоже пережила день, полный жестокости. Слышала крики жертв, которые и поныне звучали у нее в ушах…

– Ферран…

– Я был быстрее. И… я хочу, чтобы ты знала. Я не дал ему даже шанса умолять меня оставить ему жизнь. Я ударил его ножом, едва успев нагнать. Ударил в спину.

Самира сделала шаг назад. Ее глаза были полны слез:

– Нет… Ферран, нет…

Она не знала, что хочет сказать. Ей хотелось, чтобы это было неправдой. Чтобы он замолчал…

– Это правда, Самира. Оказалось, я способен забыть о чести. Меня вели чувства. Вел гнев. И я не жалею об этом. Ты должна была узнать об этом прежде, чем выйти за меня. Я убил твоего отца, и я об этом не жалею.

Зарычав, она бросилась на него, изо всех сил колотя его в грудь кулаками.

– Зачем ты сделал это сейчас? – кричала она, захлебываясь от рыданий. – Зачем ты заставил меня желать, а потом отнял все, все?..

– Я был честен с тобой. – Схватив ее за запястья, Ферран удерживал ее руки. – Ты хочешь лечь в постель с таким мужчиной, как я?

Она продолжала вырываться, просто чтобы дать выход своей злости. Эмоции бурлили в ней, ища выхода. Скорбь, гнев, страдание, паника. Она не знала, как совладать с ними. Это ничуть не походило на шестнадцать гневных лет. Это было хуже. Это было очень больно. Она страдала из-за потери отца – того, которого она так любила в детстве. Оказывается, он был совсем другим человеком. Человеком, способным убить безоружную женщину, не виноватую в том, что он оказался обманут. Она страдала из-за Феррана. Это было ужасно – представить, что он тогда пережил. Мальчик, чью мать убили у него перед глазами и который отомстил за нее.

Она бы поступила так же.

И его бы она убила, если бы смогла. И что дальше? Остаться одной, с выжженной душой и чувством, что ее честь погибла, потому что она дала волю гневу, забрав чужую жизнь?

– Теперь ты знаешь, что я за человек, Самира, – глухо произнес Ферран. – И почему я не могу позволить чувствам взять надо мной верх. Я не лучше, чем он. И не сильнее.

Что ж, она тоже была не лучше. Она готовилась убить его – так же, как убивал ее отец.

Она посмотрела в пустые, безжизненные глаза Феррана, и ей показалось, что она видит в них шрамы души, оставшиеся после того дня. Раньше ей было легко думать, что он выбрался из того ужаса не пострадав. Он сохранил страну. Сохранил дворец. Остался победителем. А значит, был в долгу перед ней за то, что было у нее отнято.

Но сейчас, глядя на него, она чувствовала в глубине души, что в тот день он многое потерял и ничего не приобрел. Да, этот мальчик, которого обстоятельства вынудили стать мужчиной, унаследовал трон. Да, у него был дворец, у него была власть.

Но он потерял собственную душу.

Вот почему теперь он совсем не походил на себя прежнего. Дело было не только в годах.

Она все еще пыталась выдернуть руки из его хватки, но он держал ее крепко, глядя ей прямо в глаза.

– Как ты смел заставить меня себя жалеть? – Слезы текли по ее щекам, сердце раздирали гнев и боль. И желание. Куда более отчаянное, чем тогда, в оазисе.

Теперь она все понимала. Она почувствовала желание с первого мгновения, когда глаза их встретились там, в полумраке спальни. И больше не покидало ее, оставаясь с ней каждый день, проведенный во дворце. Но пока его скрывали стыд и гнев, ей было сложно распознать его. Но теперь она знала точно. Знала, потому что любое его прикосновение заставляло ее воспарять в рай и снова падать на землю.

– Как ты смел? – срывающимся голосом повторила она. – Как смел ты позволить мне желать тебя? Я должна ненавидеть тебя. Должна убить тебя.

Она потянулась к нему губами. Выпустив одну ее руку, он пропустил пальцы сквозь ее волосы и потянул ее голову назад, отворачиваясь.

– Зачем ты это делаешь, Самира? – прорычал он.

– Я не знаю, что еще могу сделать, – откликнулась она.

– Ты должна бежать от меня, малышка.

– Я не побегу, – упрямо сказала Самира. – Я готова встретить любую угрозу лицом к лицу.

Она вновь потянулась к нему. На сей раз он поддался, крепко прижавшись к ней, почти впечатав ее спиной в стену. Она видела в его глазах страсть.

– Ты не испугаешь меня, Ферран Башар.

Ее сердце колотилось как бешеное, каждый его удар отзывался болью. Если бы хотела, она бы вырвалась из его хватки в одну минуту. Но она не хотела отталкивать его. Даже теперь.

– Хочешь, чтобы я сбежала, трус? – спросила Самира. – Потому что ты боишься меня? Потому что боишься устоять перед искушением?

Это было уже слишком.

Он жадно набросился на ее губы. Его поцелуй не был нежен – нет, он был страшен, словно Ферран все-таки стремился напугать ее. Да, его страсть была опасной. И все же она не боялась.

Она ответила на его поцелуй со всей силой чувств, бурливших в ее душе, вложив в поцелуй все свое сексуальное желание, жившее в ней с того дня, как она впервые вошла во дворец с сердцем, пылавшим жаждой мести. Раньше она была слишком невинна, чтобы распознать его. Но теперь пелена спала с ее глаз. Она больше не могла ненавидеть его. Она могла лишь вложить все свои противоречивые чувства в поцелуй. По крайней мере, он не угрожает им смертью.

Наконец Ферран оторвался от ее губ и, сжав ее кисти, поднял их высоко над головой, прижав ее к стене и глядя на нее потемневшими глазами.

– Почему же ты не бежишь?

– Потому что ты мне кое-что должен, – задыхаясь, ответила Самира. – Я никогда раньше не целовала мужчину, потому что мне было страшно. Ведь защитить меня было некому. Я никогда не дерзала желать ничего, помимо воды и пищи. А теперь у меня есть желание. И ты должен его удовлетворить. Я хочу тебя. Ты заплатишь долг своим телом.

– Ты хочешь моей любви, Самира? После того, что я сказал тебе?

– Я ее требую.

Он склонился над ней, обжигая ее шею своим дыханием. Его шершавые губы коснулись ее уха.

– Ты понимаешь, о чем просишь, маленькая гадюка?

– Я прошу тебя, – ответила Самира, – чтобы ты вошел в меня. Как мы договаривались. Ты, кажется, считаешь, что я не знаю, чего хочу. Но я не позволю тебе столь неуважительно обращаться со мной.

– Ты не права, Самира. Я думаю, ты всегда знаешь, чего хочешь. Но я уверен еще и в том, что не всегда ты хочешь того, что действительно хорошо для тебя.

– Мы все хотим того, что несет нам вред. Торта, например. Или мести.

– Или секса, – произнес Ферран.

– Да. Или секса.

– Ты хочешь этого? Хочешь, чтобы я выплеснул в тебя желание, накопившееся за шестнадцать лет?

– Я требую этого.

Одним движением Ферран подхватил ее на руки и понес. Она прижала руки к его груди. Его сердце колотилось, словно хотело выпрыгнуть из груди.

– Ты получишь то, чего требуешь. – Бросив ее на кровать, он сдернул через голову рубашку, обнажив перед ней свое тело. Ей оно казалось совершенством. Оно было красиво не утонченной, рафинированной красотой, а своей дикой, устрашающей мужской мощью. – Но помни, дорогая, что здесь твои требования заканчиваются. Теперь ты принадлежишь мне. – Он провел пальцами по ее щеке, не сводя с нее горящего взгляда. – Если хочешь, ты получишь это. Но на моих условиях.