Днём снова приезжал Эдик с детьми, опять была беседа с психологом, мы снова играли. Мои дети в последний раз видели меня в моём привычном облике: доктор Жданова сообщила, что уже завтра у меня будет новое тело. Маша сидела у меня на коленях притихшая, Ваня тоже был серьёзен. Эдик ободряюще улыбался.
— Завтра ваша мамочка родится во второй раз, детки, — сказала доктор Жданова. — Ей будет непривычно, так что поддержите её.
После их ухода она сказала:
— Пора начинать подготовку вашего мозга к снятию информации. Процедура займёт три часа, придётся поскучать.
Голову мне всё-таки побрили. Потом её покрыли гелем без цвета и запаха, поверх которого нанесли прозрачную плёночку. Три часа я провела в кресле под колпаком, похожим на сушилку для волос в парикмахерской. По всей голове чувствовалось покалывание, по спине бежали мурашки, но больше ничего неприятного или странного я не ощущала. Лишь под конец мне стало слегка жарко. После этой процедуры меня сморил сон.
— Операцию мы назначили на девять утра, — сказала доктор Жданова. — Если желаете, чтобы ваши родные были рядом, можете им сообщить. При самой операции они присутствовать, конечно, не будут, но после неё они могут побыть с вами.
— А перед операцией мне можно будет с ними увидеться? — спросила я.
— На ваше усмотрение.
Я пощупала голову.
— Только дайте мне какую-нибудь косынку.
Есть мне больше не давали, разрешили только пить, предупредив, что с восьми вечера и пить будет уже нельзя. Вечером я позвонила домой.
Если бы не капсулы, я бы не сомкнула глаз. Ночь пролетела, как одно мгновение: я закрыла глаза, провалилась куда-то, а уже через несколько секунд услышала голос, ласково будивший меня.
— Доброе утро, Натэлла, просыпайтесь… Сегодня важный день.
Надо мной стояла доктор Жданова — ещё в костюме с блузкой.
— Который час? — встрепенулась я.
— Восемь. Мы дали вам поспать, это вам необходимо.
— А мой муж и дети? Их ещё нет?
Доктор Жданова улыбнулась.
— Ждут вас уже полчаса в комнате для посетителей.
Я подскочила.
— Что же вы меня раньше не разбудили!
— Ну, не надо так нервничать. — Доктор Жданова протянула мне две розовых капсулы и одну жёлтую. — Кстати, примите это.
Я бросила капсулы в рот, натянула носки, всунула ноги в тапочки. Уже в дверях я схватилась за лысую голову:
— Ой, а чем мне прикрыть?
Доктор Жданова протянула мне зелёную шапочку из здешней спецодежды, взяла меня под локоть и сказала строго:
— А вот бежать сломя голову не надо. От препарата, который вы сейчас приняли, вас слегка развезёт. Пойдёмте потихоньку. Если закружится голова, держитесь за меня.
Уже на полпути к комнате, где меня ждал Эдик с детьми, меня начало пошатывать. Мне вдруг стало хорошо, легко и радостно, мне хотелось скорее обнять Эдика и детей, расцеловать их, моё сердце таяло от любви к ним. Я была как будто слегка пьяная.
— Доктор, что за дурь вы мне дали? Я как будто улетаю…
Доктор Жданова, поддерживая меня под руку и за талию, ответила:
— Модулятор эмоций. Вы должны испытывать положительные чувства, а бояться и нервничать не должны.
— Отличная штука, доктор… Почему вы мне её раньше не давали?
— Мы даём этот препарат только непосредственно перед операцией и однократно сразу после неё. Длительный приём может вызвать зависимость.
Она довела меня до двери комнаты, но от дальнейшей её поддержки я отказалась. В комнату я вошла сама, изо всех сил стараясь не шататься. Сердце сжалось от нежности, когда я увидела моих детей и Эдика. Они сидели на диване, Эдик держал Машу на коленях, а она, кажется, дремала.
— Привет, мои родные, — сказала я.
Маша спала на отцовском плече. Эдик шёпотом сказал:
— Умаялся ребёнок. Всю ночь не спала, а в машине начала клевать носом.
— Ладно, пусть спит, — прошептала я.
Я села на диван и взяла к себе на колени Ваню, одной рукой обняла его, а другой — Эдика.
— Я вас люблю, мои родные.
Эдик посмотрел на меня.
— У тебя глаза пьяные, Натка. Тебе что, дали сто граммов для храбрости?
— Нет… — тихонько засмеялась я. — Это… как его… модулятор эмоций. Такая штука, чтобы испытывать положительные чувства. Это очень кстати, а то я сейчас дрожала бы, как осиновый лист.
Я просидела с ними до 8.55. Машка так и не проснулась. Когда за мной пришли, я поцеловала её в губки и поплелась туда, куда меня вела Элла.
Когда я вошла в операционную, слышалось монотонное гудение работающей установки. Доктор Жданова в белой спецодежде и зелёной шапочке ждала меня у стола с «аркой», а на втором столе, за ширмой, уже кто-то лежал. Я вздрогнула, увидев чьи-то босые ноги.
— Кто там? — шёпотом спросила я, садясь на стол.
— Сейчас там будете вы, — сказала доктор Жданова.
С моей головы сняли шапочку. Рука доктора Ждановой заботливо поддерживала меня под затылок, когда я ложилась, а Элла укладывала на стол мои ноги. За ширмой, у второго стола, стояли ещё две фигуры в белой спецодежде.
— Всё хорошо, — сказала доктор Жданова, склоняясь надо мной.
Красные огоньки пульсировали, бегая вдоль «арки» надо мной. Стол был тёплый.
— Доктор, побудьте со мной, пожалуйста, — прошептала я. — Мне с вами спокойнее…
Доктор Жданова кивнула Элле:
— Эллочка, давай сама. — И, ласково взяв мою руку, сказала: — Я здесь, я никуда не ухожу.
Элла отошла куда-то за «арку», я её больше не видела. Она что-то делала там, красные огоньки бегали, за ширмой вполголоса переговаривались, а доктор Жданова, спокойная и доброжелательная, стояла рядом, поглаживая мою руку. Мне хотелось спать.
— Уже начинается? — спросила я.
— Сейчас начнём, — ответила она. — Элла программирует транслятор.
Послышался голос Эллы:
— Готово. Я приступаю, мам.
— Начинаем, Натэлла, — сказала доктор Жданова. — Расслабьтесь.
Красные огоньки начали бегать быстрее, ускоряясь с каждой секундой, пока не слились в сплошную светящуюся полосу. Гудение стало чуть громче. Непреодолимо хотелось спать. Из-за ширмы кто-то сказал:
— Луч пошёл.
Меня выкачивают из моего тела.
Часть 2. Незнакомка
Впереди маячит какой-то огонёк, мне не хватает воздуха, как будто мою грудь стискивают железные обручи. Дышать, господи, дайте мне дышать! Мне надо вздохнуть! Освободите мою грудь!
— Стимуляция дыхания, — говорит странный голос, как будто обработанный и изменённый на компьютере. — Увеличить приток кислорода. Натэлла, вдох!
В груди кольнуло, и в лёгкие мне льётся поток воздуха. Длинный, судорожный, хриплый вдох.
— Так, хорошо, Натэлла, ещё! Дышите!
Я дышу с трудом: грудь как будто ещё не совсем свободна.
— Хорошо, молодец! Дыши, дыши, моя хорошая.
Я дышу, груди становится постепенно легче. На лице у меня маска, в неё с тихим свистом струится воздух. Под затылком у меня чья-то рука, мне придают полусидячее положение, поднимают головной конец стола, и он принимает форму шезлонга. Тело тяжёлое, но я себя чувствую. Меня кто-то держит за руку. И настойчивый огонёк мельтешит впереди.
— Натэлла, смотрите на меня!
Рядом со мной доктор Жданова и Элла, а у ног — двое ассистентов. Доктор Жданова светит мне в глаза фонариком.
— Реакция зрачка хорошая. Так, стимуляция щекоткой.
Мне щекочут ступни. Я дёргаю ногами, у меня вырывается вскрик и смех. Дышать становится ещё легче.
— Хорошо, достаточно, — говорит доктор Жданова. — Ширма!
Ассистенты чуть отодвигают ширму, загибают её буквой «Г», полностью закрывая тот стол. Доктор Жданова говорит:
— Ну, с днём рождения вас, Натэлла.
Она держит меня за руку. В её руке — не моя рука, другая, с другими пальцами, бледная, ногти длинные. Я вижу свои ноги — тоже длинные, а пальцы на них — не мои. Раньше у меня большой палец был длиннее всех остальных, а сейчас следующий за ним палец стал длиннее большого.
— Так, Натэлла, следите за фонариком.
Доктор Жданова водит выключенным фонариком вправо-влево, я слежу за ним глазами.
— Хорошо. Теперь давайте проверим вашу речь. Повторите за мной: «Шла Саша по шоссе и сосала сушку».
Я двигаю губами, языком, я говорю, но слышу странный, чужой голос:
— Сла Шаша по шоссе…
— Так, сделайте вдох, — говорит доктор Жданова. — И несколько раз высуньте и спрячьте язык.
Я вдыхаю, высовываю язык.
— Пробуйте ещё раз. Медленно, проговаривая каждый звук.
Я говорю:
— Шла Саша по шоссе и сосала сушку.
— Хорошо, — улыбается доктор Жданова.
Странно, как будто я где-то уже слышала этот голос. Вот только где? Мне очень хочется пить. Рот сухой, язык шершавый. Мне дают выпить воды, я выпиваю всё и прошу:
— Ещё…
Мне дают выпить ещё несколько глотков, и доктор Жданова говорит:
— Пока хватит. Чуть позже попьёте ещё.
Мне дают капсулы. Пока они тают во рту, мне помогают сесть и спустить ноги на пол. Ассистент надевает мне белые носки и тапочки. Подкатывают кресло-каталку.
— Куда мне сейчас? — спрашиваю я.
— В палату, — отвечает доктор Жданова.
Мне помогают встать, поддерживая под руки. Выпрямившись во весь рост, я смотрю на доктора Жданову сверху вниз. Раньше у нас была не такая большая разница в росте.
В кресле-каталке меня везут в палату. Несмотря на слабость, на душе у меня светло и радостно, хочется смеяться и всех любить. Приятный хмель слегка ударяет в голову, я улыбаюсь доктору Ждановой, идущей рядом, и беру её за руку. Она сжимает мои пальцы и провожает меня так до самой палаты.
Это точно такой же прозрачный бокс, в котором мы видели того мужчину лет сорока. Мне помогают забраться на кровать, доктор Жданова прикрывает мне ноги одеялом. Она такая заботливая и внимательная, и мне хочется её обнять и заплакать от чувств. Я притягиваю её к себе, она смеётся и похлопывает меня по лопатке.
— Ну, ну…
Я лезу под шапочку. Моя голова больше не лысая, там целое море волос. Я стаскиваю шапочку, и мне на плечи падает золотая волна, укутав меня до пояса, кончики даже лежат на одеяле.