Впрочем, в Гаотае тоже было на что полюбоваться.
Фонари были везде: они свисали со всех карнизов, с краёв и коньков крыш, с ветвей деревьев и крюков на столбах и заборах. Гроздья фонарей покачивались над улицами, удерживаемые натянутые поперёк верёвками. Круглые, продолговатые, квадратные, в виде рыб, зверей и цветов, всех возможных цветов и размеров. Пожалуй, если не силой свечения, то количеством и разнообразием они составляли достойную конкуренцию знакомой иномирцу-Андрею неоновой иллюминации. Он приостановился и, задрав голову, посмотрел на возвышающуюся над городом башню Божественных ароматов, похожую на новогоднюю ёлку.
Ученики, с которыми он вышел в город, давно уже разбрелись куда глаза глядят: кто полюбоваться на танцоров, акробатов и певцов, кто — запускать в каналах плавучие фонарики, кто — украдкой пробовать запретное для них вино. Оставшись в одиночестве, Линьсюань неторопливо брёл куда глаза глядят, рассчитывая в конечном счёте закончить ночь где-нибудь в винном доме, чайной, или, что скорее, во владениях Матушки Гу. От последнего удерживало только соображение, что там, должно быть, и так толпа народа, и Шуйсянь с товарками уже могут оказаться заняты.
Сестра Жоу благополучно поправилась, и сестра Лань не менее благополучно вернулась в Линьшань с порцией практического опыта. Как она относилась к способу его получения, Линьсюань не знал, да и в любом случае, с наставниками не спорят. Заклинатель пару раз навещал болящую, и в его последний визит та встретила его на ногах, с бесконечными поклонами и благодарностями. Линьсюань скромно переадресовал благодарности целителям, после чего подумал и навестил Ванъюэ, тоже с выражением благодарности и просьбой передать её ученице маленький подарок: кусочек шкуры очень редко встречающейся змеи люйжань. Наверняка целители, с их способностью сотворить снадобье из чего угодно, найдут ему применение, а если нет, пусть будет просто сувенир.
Подарок отыскался в доме Линьсюаня — перебирая содержимое шкафов, он наткнулся на множество вещиц, явно валявшихся без практического применения и, наверное, ценимых предыдущим хозяином за редкость и дороговизну. Настоящий Хэн Линьсюань, угодив из грязи в князи, так и не смог избавиться от комплекса выскочки.
Впереди показался очередной высокий помост, на котором пела и танцевала девушка в цветастом платье и с высокой причёской. А может и не девушка — её лицо было так густо покрыто белилами и румянами, что определить, как она на самом деле выглядит, было довольно сложно. Тонкий голосок тоже не давал представления о возрасте, уж слишком искусственными казались мяукающие интонации, когда она выпевала:
Как стерпеть, потеряв благосклонность твою?
У дворцовых ворот в горьких думах стою.
Не пойму: где же прежней любви твоей пыл,
Свои новые думы куда устремил?*
Собравшиеся внизу люди подпевали, чуть покачиваясь в такт. Женщина на помосте в последний раз взмахнула рукавами и застыла в позе, напоминающей статуэтки индийских богов: чуть присев на одной ноге, вторая согнута в воздухе с оттопыренной ступнёй. Тянуть носок в танце тут было не принято. Удивительно, насколько такая мелочь способна испортить впечатление от в целом красивых движений. Линьсюань отвернулся от исполнительницы и чуть не налетел на людей, неслышно подошедших и остановившихся прямо у него за спиной.
— А, мастер Хэн!
Похоже, для Е Цзиньчэна встреча тоже была неожиданностью. Рядом, как всегда скромно опустив глаза, стояла Сун Жулань. На этот раз она была с непокрытой головой, без вуали, сложная причёска поблёскивала золотыми украшениями, между которыми умостились явно искусственные цветы. Никаких цветных узоров на лице, если не считать скромного цветочка над переносицей и точек по углам рта, у неё не было, в отличие от большинства гуляющих женщин, так что ничто не мешало любоваться нежными чертами. Ну, кроме присутствия мужа, разумеется.
Мужчины раскланялись — поздороваться словами Линьсюаню помешали восторженно завопившие слушатели. Когда они смолкли, Линьсюань, уже подобравший приличествующую случаю фразу, открыл рот, но Е Цзиньчэн его опередил:
— Говорят, что мастер Хэн — знаток женской красоты. Почему же он так пристально разглядывает мою жену?
Линьсюань чуть не поперхнулся. Снова кинул невольный взгляд на госпожу Е, но та не отреагировала, словно бы и не слышала. И всё равно желание дать этому грубияну щелчок оказалось непреодолимым:
— Возможно, как раз поэтому?
Е Цзиньчэн уставился на него, а потом вдруг расхохотался:
— Так слухи врут? Или, быть может, вам просто не попадалось красивых женщин?
Он него явственно пахло вином. Наверно, лучше всё-таки не связываться, подумал заклинатель, сохраняя на лице вежливое выражение. Но если знаменитый Дракон Бэйцзяна так ведёт себя публично, каков же он дома?
Поистине, госпоже Е можно только посочувствовать.
— Этот Хэн просит прощения, — Линьсюань снова поклонился. — Он действительно позволил себе недопустимое, но больше это не повторится.
В искренности своих слов он был не уверен — красота Сун Жулань притягивала взгляд, так что ему приходилось прилагать усилия, чтобы не смотреть на неё хотя бы сейчас. Но приличия были соблюдены, оставалось только выслушать ответ и уйти. Однако Е Цзиньчэн неожиданно благодушно махнул рукой:
— А, дело молодое. В юности многие готовы глазеть вслед любой юбке, был бы под ней женский пион, а лицо не так важно. Но приятнее всё же, когда женщина ласкает не только тело, но и глаз. Может, сходим в винный дом Ло И? Там есть действительно красивые девушки, подберём вам на сегодня подружку под стать.
Линьсюань согласился — скорее, от неожиданности, хотя некоторая доля любопытства, каких же женщин считает красивыми Е Цзиньчэн, если жена ему нехороша, тоже присутствовала. Они вместе зашагали по улице, женщина шла следом. Опуская глаза и косясь назад, Линьсюань видел мелькающие носки её обуви, так высоко загнутые вверх, что невольно возникал вопрос, а удобно ли вообще в таких передвигаться.
Винный дом скорее можно было назвать рестораном или даже клубом: там можно было заказать не только вино, но и еду, посетителей развлекали музыкой, танцами и играми, и Линьсюань сильно подозревал, что получить определённые услуги от хорошеньких подавальщиц тоже проблем не составит. В общем, разница с парчовым домиком, говоря по чести, была только в основном профиле заведения.
Слуги с поклонами проводили их к отдельному столику, и Сун Жулань опять уселась у мужа за спиной.
— Принесите вина, — махнул рукой Е Цзиньчэн. Линьсюань едва схватил себя за язык, прежде чем спросить: «Не довольно ли?»
— Почтенные господа желают что-нибудь ещё? Наш повар готовит такую хрустальную свинину, что пальчики оближешь…
— Ты меня не слышал? — господин Е поднял на слугу потяжелевший взгляд.
— Несите свинину, — сказал Линьсюань.
— Вам хочется есть? — удивился Е Цзиньчэн.
— Я предпочитаю закусывать.
— Хм, должно быть, господа заклинатели не так устойчивы к вину, как о том говорят…
— Где уж нам сравниться с бывалыми воинами, — развёл руками Линьсюань.
Хрустальная свинина оказалась мясом в желе типа холодца. Е Цзиньчэн, вопреки своим же словам, цапнул кусок первым, пока принёсшая еду и вино девушка расставляла блюдо, кувшинчик, пиалы и чарки. Пиал и чарок было только две, словно мужчины пришли сюда одни, и Линьсюань снова лишь с большим трудом подавив порыв спросить, а не желает ли госпожа Е тоже чего-нибудь заказать. Мало ли, опять чего-нибудь нарушишь…
— Кстати, а как вам эта девушка? — Е Цзиньчэн, не переставая жевать, кивнул на опустившуюся на колени подавальщицу, что как раз разливала вино. Та стрельнула на Линьсюаня подведёнными глазами и, опустив кувшинчик, в притворном смущении прикрылась рукавом.
— Излишне полная.
— Вот как? Вам нравятся кости?
— Между «толстая» и «костлявая» есть множество вариантов.
— А разве не лучше, когда тела много? — Е Цзиньчен изобразил в воздухе руками что-то большое и округлое. — Обнимешь, и рука прямо тонет…
— Как в квашне с сырым тестом, вы хотите сказать?
Подавальщица поспешила уйти. Е Цзиньчэн двинул челюстью и опрокинул чарку.
— Ну, а вон та? Вроде похудее, маленькая такая, как статуэточка…
— Низкорослая, — вынес вердикт Линьсюань.
— А низкий-то рост вам чем не угодил?
— А что в нём хорошего?
— Господин бессмертный предпочитает смотреть на женщин снизу вверх?
— Не преувеличивайте, — Линьсюань отпил из своей чарки. — Таких женщин я ещё не встречал. Но и приседать на корточки, чтобы поцеловать — тоже радости мало.
— А в остальном она вам как? Смотрите, круглолицая, как луна, кожа белая, как овечий жир…
— Это пудра.
— А хотя бы и так?
— Я не повар, чтобы радоваться круглой лепёшке, обсыпанной мукой.
Это продолжалось ещё какое-то время. Е Цзиньчэн пил и предлагал Линьсюаню одну девушку, мелькавшую в их поле зрения, за другой, а Линьсюань в каждой находил какие-нибудь недостатки. Он ничего не имел против этих девиц, которых они сейчас так бесцеремонно обсуждали, но ему было обидно за ту женщину, что сидела рядом с ними, в то время как они оба старательно делали вид, будто её не существует. Хотя, может, Е Цзиньчэн и не делал вид, а действительно о ней забыл. И, как нарочно, каждый раз предлагал Линьсюаню полюбоваться качествами, которые в его жене отсутствовали.
— Вон, взгляните, и глаза как ивовые листочки.
— Ещё чего, — отрезал Люньсюан, чувствуя, что выпитое начинает сказываться и на нём. — Предпочитаю женщин, у которых глаза на лице не надо искать на ощупь.
— Да, чтоб вас! — Е Цзинчэн стукнул рукой по столу, так что посуда подпрыгнула. — Ничем вам не угодишь!
Сун Жулань на мгновение вскинула на них глаза, чтобы тут же снова их потупить. Она не произнесла ни единого слова, казалась спокойной и отрешённой, но Линьсюань всё равно отвёл взгляд. Испанский стыд, как говорят у него на родине, когда фигню делает или несёт кто-то другой, а стыдно тебе. За этого муженька, лютые мертвецы б его разодрали, который словно задался целью оскорбить свою жену как можно больше.