в глубине страны. Потери стремительно росли.
Наступление немцев активно развивалось. Надо заметить, что такого быстрого проникновения танковых клиньев, стратегически разработанных Гудерианом, а затем и гитлеровской мотопехоты в глубь польской обороны не ожидали ни поляки, ни сами немцы. Танковый стилет входил в тело Польши, как горячий нож в брусок сливочного масла. Среди польских солдат и офицеров стали возникать и множиться панические настроения и слухи, вносящие неразбериху и путаницу в отдаче и выполнении приказов.
Интересно описал этот период мой старший товарищ по службе в органах госбезопасности во Львове Николай Струтинский, друг и соратник легендарного разведчика Николая Ивановича Кузнецова. В подаренной тогда майором мне — лейтенанту — книге «Шла война народная…» он описал один характерный эпизод:
«Долго рассказывал о своих скитаниях мужчина с задумчивым лицом — Давид Драхман.
— Летом 1939 года, — говорил он, — меня призвали в польскую армию. В последних числах августа солдаты нашего батальона задержали гитлеровских лазутчиков. Шпионы вели себя нагло, угрожали: «Скоро будете перед нами на коленях ползать». И вот 1 сентября на мирные села и города Польши посыпались бомбы…
Уже на третий день войны неожиданно исчез командир батальона. Солдаты возмущались: струсил! изменник! Затем исчезли младшие командиры. Батальон, брошенный на произвол судьбы, ежечасно «таял».
Драхман с небольшой группой воинов, жителей Варшавы, пошел к столице. Вражеские войска стремительно приближались. Мосты через Вислу уже взорваны. Солдаты метались по берегу и, наткнувшись на баркас, бросились в него. Оттолкнувшись от берега, гребли прикладами винтовок.
С трудом переправились на противоположный берег.
Из рабочих в столице формировались вооруженные батальоны. К ним примкнули отступившие воины.
Крупные части находились в варшавской цитадели. Они рвались защищать столицу, но предатели польского народа готовили ее сдачу врагу вместе с войсками, складами оружия, боеприпасами и продовольствием. На главных воротах крепости стояли патрули — офицеры, никого не выпускавшие в город.
А 24 сентября 1939 года Варшава выбросила белый флаг…».
Но вот что интересно. В некоторых средствах массовой информации за рубежом польские журналисты и политики того периода стали… упрекать руководство СССР, что оно не среагировало соответствующим образом — не защитило Польшу. Поздно пришло осознание опасности, поэтому причем тут Советская Россия?! Она предлагала помощь Польше, но барышня была слишком разборчива, а время шло… а потом и совсем ушло…
Руководители Англии и Франции в этот тяжелый для Польши период повели себя трусливо и подло. Они то предлагали созвать конференцию по событиям в Польше, то искали пути умиротворения Германии, а вот о конкретных действиях в оказании обещанной экономической и военной помощи стране — жертве агрессии почему-то упорно молчали.
В то же время давайте представим, если бы Франция и Англия сразу же после польской авантюры гитлеровцев объявили войну Третьему рейху и начали хоть как-то действовать, то от Второй мировой войны человечество было бы наверняка избавлено и нацизм был бы задавлен в своем логове на относительно ранней стадии, что не позволило бы ему совершить тех злодеяний, которые он совершил.
По оценке многих военных деятелей и историков, французская армия, находившаяся почти в соприкосновении с немецкими частями, состоящими практически только из охранных подразделений, могла легко взломать оборону гитлеровцев в первые же дни сентября 1939 года. Это обстоятельство заставило бы Гитлера снять часть войск с польского фронта и бросить их на запад, и таким образом поставило бы Германию под угрозу поражения, так как Третий рейх был бы зажат в тисках между Францией и Польшей. С севера бы ударили британцы и на гитлеровской Германии была бы быстро поставлена жирная точка.
Однако в истории отсутствует сослагательное наклонение и события в мире стали развиваться по другому сценарию, написанному Адольфом Гитлером с его далеко идущим планом покорения Советского Союза в ходе блицкрига по плану «Барбаросса».
Следует заметить, что в своих беседах с венгерскими друзьями глава Абвера адмирал Канарис еще в предвоенные годы пророчески предостерегал, что Германии хотя бы из инстинкта самосохранения ни в коем случае нельзя пускаться в военные авантюры. Любая война таит в себе опасность разрастись в мировой конфликт, в котором Германия не имеет шансов остаться победительницей. А осенью 1939 года после окончания войны с Польшей, глава Абвера сказал своему мадьярскому другу: «Знаешь, мы уже проиграли войну». Он знал, что говорил…
Тем временем немцы продолжали громить польскую армию, стремительно приближаясь к польской столице. И уже 5 сентября 1939 года, польское правительство в полном составе спешно выехало из Варшавы. А через двое суток ее покинул и главнокомандующий Э. Рыдз-Смиглы, который во время заигрывания с Гитлером планировал войти в Москву с доблестными войсками вермахта и участвовать в параде победы над разгромленными русскими.
Ставка сначала обосновалась в Бресте, с 10 сентября — во Владимир-Волынском (на Волыни), с 13 сентября — в Млынове (близ города Дубно на Ровенщине), а с 15 сентября — в Коломые (на Станиславщине — ныне Ивано-Франковская область).
17 сентября польское правительство фактически бросило народ на произвол судьбы и позорно бежало за границу, что усилило хаос и подорвало моральный дух и боеготовность польских войск.
Многие военные так отзывались о своих руководителях: в Польше сейчас пора политической шизофрении и командирской повальной трусости.
А через некоторое время началась и дезорганизация высшего командования. Так, вышестоящие штабы потеряли связь и нити управления с воюющими армиями и крупными частями. Отсутствовала информация о продвижении неприятельских войск и своих потерях.
И все же именно всеохватная трусость правительственных чиновников и верховного военного командования сыграли главную роль в молниеносном поражении Польши.
«Храбрец избегает опасности, — говорил Д. Дидро, — а трус, безрассудный и беззащитный, устремляется к пропасти, которой не замечает из-за страха; таким образом, он спешит навстречу несчастью, которое, может быть, ему и не предназначалось».
Тем не менее, как и во всякой войне обороняющиеся простые солдаты и офицеры проявляли примеры героизма, порой фанатичного. Как, если не такой формой проявления мужества и патриотизма, объяснить не единичные случаи, когда польские кавалеристы, вооруженные только пиками и саблями, бросались в атаки на фашистские танки-бронетранспортеры, идущие впереди пехоты.
Отмечались случаи, когда солдаты и офицеры с патриотическими песнями шли в пешем строю на неприятеля, осыпаемые огненными струями пулеметов. Самоотверженность поляков порой поражала немцев и приводила их в замешательство. Но все это были эпизоды стойкости, уничтожающейся навалом большей и грубой силы.
В данном случае — сильный попирал мораль. Слабого мораль успокаивала и ласкала. Она придавала ему силу, но эта сила всегда была, к сожалению, виртуальной.
Вот как об этом писал в книге «Бронированный кулак вермахта» офицер генерального штаба гитлеровской армии Ф. Меллентин:
«С самого начало наступления мы имели полное господство в воздухе, вследствие чего развертывание польской армии было сильно затруднено…
Лучшими из польских соединений, несомненно, были кавалерийские бригады, которые сражались с изумительной храбростью; были даже случаи, когда они с шашками наголо атаковали ноши тонки. Но вся эта храбрость не могла компенсировать недостаток современного оружия и отсутствие серьезной тактической подготовки».
В середине сентября германские войска подошли к Варшаве. 19 сентября командующий 8-й армией вермахта отдал приказ о подготовке штурма города.
20 сентября Геринг выделил на помощь немецкому наземному воинству, готовящемуся штурмовать польскую столицу, 620 самолетов, а на следующий день приказал сосредоточить против города основные силы 1 — го и 4-го воздушных флотов.
В ночь на 22 сентября началась мощная артиллерийская подготовка и массированная бомбардировка кварталов города, продолжавшаяся несколько дней подряд. Город погрузился во мрак из-за отсутствия электричества и наличия кирпичного и известкового крошева, превращающегося в едкую пыль при очередных взрывах мин, снарядов и бомб.
24 сентября германское командование решило не выпускать беженцев из города, чтобы не дать польскому гарнизону возможности вести бои в самом городе, используя жителей в качестве живого щита.
25 сентября 1150 самолетов люфтваффе бомбили город с использованием в основном зажигательных бомб. Волна за волной немецкие бомбардировщики накатывали на жилые кварталы, не встречая почти никакого противодействия со стороны местной ПВО. Они методично разрушали город…
Госпитали и больницы были переполнены ранеными. Убитых хоронили в городских скверах, на огородах, во дворах и на клумбах.
Отсутствие воды делало невозможной борьбу с пожарами. Варшава представляла собой море пламени.
На польскую столицу было сброшено 5818 тонн бомб, а всего на Польшу люфтваффе обрушили 19 589 тонн бомб, примерно столько же было сброшено на Англию за весь 1941 год.
26 сентября начался штурм города с яростным, непрекращающимся артиллерийским обстрелом. Авиация продолжала наносить бомбовые удары. Несмотря на достойное сопротивление защитников Варшавы, город был взят немцами на условиях капитуляции, которая была подписана 28 сентября в полдень.
В ходе обороны Варшавы погибли около 5 тыс. солдат и офицеров Войска Польского, около 16 тыс. были ранены. Среди гражданского населения потери составили более 25 тыс. человек и около 50 тыс. получили ранения. В плен попали 5031 офицер, 97 425 унтер-офицеров и рядовых.
Утром 1 октября в город вступили части 10-й пехотной дивизии. На следующий день в Варшаву из Берлина прибыл Гитлер, который принял парад победы вермахта. Он весь сиял. Артистически потирал руки и быстро перемещался по городу, словно любуясь развалинами — результатами отданного им приказа…