языка, уклоняются от работ, требуя выдачи фуфаек, высказывают недовольство качеством пищи и режимом содержания».
Эти настроения, оцениваемые как антисоветские, контрреволюционные, преобладали, несмотря на интенсивную политико-просветительную работу…
НКВД СССР получал указание рассмотреть дела о находившихся в лагерях 14 700 польских военнопленных и содержащихся в тюрьмах 11 тыс. поляков (количество давалось округленно) «без вызова арестованных и без предъявления обвинения, постановления об окончании следствия и обвинительного заключения» — на основании справок Управления по делам военнопленных НКВД СССР и справок из дел, предоставляемых НКВД УССР и НКВД БССР.
Рассмотрение дел и вынесение решений возлагалось постановлением на «тройку» в составе руководящих работников НКВД СССР — заместителей наркома В.Н. Меркулова и Б.З. Кобулова, а также начальника 1-го спецотдела Л.Ф. Баштакова. Однако, как рассмотрение дел, так и вынесение решений превращалось в чисто техническую ведомственную операцию, поскольку постановление предписывало «рассмотреть в особом порядке, с применением к ним высшей меры наказания — расстрела». Это надправовое решение придавало минимальную видимость законности в глазах исполнителей расстрелов, поскольку об этом никто другой не должен был знать, так как акция проводилась в строжайшей тайне…
На основании постановления от 5 марта 1940 года, Сопруненко сформировал в апреле-мае 1940 года из военнопленных команды по 90-260 человек, на которых оформлял списки-предписания (с единой нумерацией для всех трех лагерей) с приказами начальникам лагерей отправлять их в УНКВД Смоленской, Калининской и Харьковской областей.
С 1 апреля по 19 мая 1940 года на основании составленных П.К. Сопруненко и его заместителем И.И. Хохловым списков, из лагерей военнопленных железнодорожным транспортом под охраной конвоиров 236-го полка конвойных войск НКВД СССР во внутренние тюрьмы НКВД и на станцию Гнездово под Смоленском, в Катынский лес отправлялись команды военнопленных.
Расстрелы осуществлялись вечером и по ночам, во внутренних тюрьмах УНКВД в специально оборудованных помещениях, поодиночке; в Катынском лесу — днем, партиями. Расстрелами и захоронениями поляков занимались сотрудники комендантской службы, тюремные надзиратели и водители УНКВД названных областей…
Согласно записке КГБ при СМ СССР за подписью председателя КГБ А.Н. Шелепина от 3 марта 1959 года, всего был расстрелян 21 857 человек «лиц бывшей буржуазной Польши», в том числе в Катынском лесу (военнопленных из Козельского лагеря) — 4 421 человек, из Старобельского лагеря — 3 820 человек, из Осташковского — лагеря 6 311 человек. 7 305 человек были расстреляны в «лагерях и тюрьмах Западной Украины и Западной Белоруссии».
Допрошенный в качестве свидетеля А.Н. Шелепин подтвердил подлинность записки и фактов, изложенных в ней…
П.К. Сопруненко, допрошенный в качестве свидетеля с применением видеозаписи, подтвердил, что он был лично ознакомлен с постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) о расстреле польских офицеров…
Аналогичные показания дал бывший начальник УНКВД по Калининской области Д.С. Токарев…».
Эти показания 90-летние старики давали явно под принуждением и обещаниями дачи очередных благ — это костоломы хорошо умели делать.
«…Проведенными в 1991 году эксгумациями на территории дачных поселков УКГВ по Калининской (Тверской) области (Медное), Харьковской области (д. Пятихатки) и Смоленской области (Катынский лес) подтверждается, что там имеются массовые захоронения польских военнопленных, убитых выстрелом в затылок…
Массовое умерщвление польских граждан держалось в строгой тайне…
Учитывая результаты работы советско-польской комиссии по истории отношений между двумя странами, Политбюро ЦК КПСС 31 марта 1989 года поручило Прокуратуре СССР, КГБ СССР, МВД СССР, МИДу СССР и ГАУ при СМ СССР провести тщательную проверку по факту массового расстрела польских военнопленных в районе Катыни и поиск сохранившихся материалов по этому вопросу.
Все перечисленные ведомства к маю 1989 года сообщили, что новых документов по катынскому делу не обнаружено…».
Как и что искали советские пинкертоны, что «нашли» и что уничтожили, читатель уже знает и еще увидит в дальнейшем повествовании.
«…14 апреля 1990 года советская сторона в сообщении ТАСС признала виновность Берии и его подручных в расстреле польских военнопленных весной 1940 года. Польской стороне М.С. Горбачевым был передан ряд документов, включая именные списки расстрелянных из Козельского и Осташковского лагерей и списочный состав Старобельского лагеря»…
В сентябре 1990 года Главная военная прокуратура начала уголовное дело по факту расстрела польских военнопленных. Она провела серию неотложных мер: ознакомилась с рядом ранее недоступных архивных материалов, сняла показания с участников и свидетелей преступления, провела совместно с представителями польской Генпрокуратуры и Министерства юстиции эксгумации в местах захоронений расстрелянных польских военнопленных.
В ходе следствия к концу 1990 года было установлено, что польские военнопленные были уничтожены по решению Политбюро ЦК ВКП(б), подписанному Сталиным в первые месяцы 1940 года.
Взглянем еще на один перл ельцинского следствия.
«…Благодаря политической воле руководителей РФ и РП, удалось подойти к завершению выяснения вопроса об умерщвлении польских военнопленных, содержавшихся осенью 1939-го — весной 1940 года в Козельском, Старобельском и Осташковском лагерях НКВД…
14 октября 1992 года представитель Президента РФ Б.Н. Ельцина, Главный государственный архивист Р.Г. Пихоя передал Президенту РП Леху Валенсе постановление Политбюро ЦК ВКП (6) от 5 марта 1940 года о решении «в особом порядке» вопроса о судьбах польских военнопленных…».
Далее «следствие» делает выводы.
1. «…Имели место массовые убийства органами НКВД весной 1940 года содержавшихся в Козельском, Старобельском и Осташковском лагерях НКВД 14 522 польских военнопленных…, в тюрьмах Западной Белоруссии и Западной Украины были расстреляны 7305 поляков, в том числе около 1000 офицеров.
2. Расстрелы совершались на основании постановления Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года по представлению НКВД СССР, а также статьи 58, пункта 13 УК РСФСР, статьи 54, пункта 13 УК УССР и иных, с нарушением норм международного права…
3. Имелась прямая логическая причинно-следственная связь развития советско-германо-польских отношений в августе-сентябре 1939 года и военных действий Красной армии против польской армии с выполнением обязательств, вытекающих из советско-германских договоров 23 августа и 28 сентября 1939 года и дополнительных секретных протоколов к ним, предполагавших решение вопроса о судьбах Польского государства, его территории, армии и о противодействии освободительной борьбы польского народа…
4. Международному праву противоречил сам факт передачи лагерей военнопленных и ведение НКВД СССР…
5. Мотивировка рассмотрения «вопроса НКВД СССР» и принятия решения об умерщвлении 22 тыс. человек не была адекватна ни составу задержанных, ни их действиям…
6. Расстрел польских военнопленных — это тягчайшее преступление против мира и человечества…
7. Все расстрелянные… подлежат полной реабилитации как невинные жертвы сталинских репрессий.
8. Выводы четко указывают на то, что давность событий расстрела установлена только на основании документов, изъятых из одежды трупов польских военнопленных, а судебно-медицинские данные не противоречат этой давности.
9. В настоящее время однозначно оценить, являются или нет научно обоснованными выводы комиссии Н.Н. Бурденко в своей судебно-медицинской части нельзя, так как в материалах дела отсутствуют какие-либо документы, которые описывали бы исследовательскую часть работы судебных медиков в составе этой комиссии…
10. По судебно-медицинским данным эксгумаций в Харькове и Медном невозможно определить время наступления смерти погибших…
11. Проведенный польскими экспертами анализ «сообщения Специальной комиссии…» является полностью обоснованным с научно-исторической точки зрения и доказательно ставящим под сомнение состоятельность выводов Специальной комиссии под руководством Н.Н. Бурденко…».
Этот бойкий текст подписали эксперты Топорнин, Яковлев, Яжборовская, Парсаданова, Зоря, Беляев. Не правда ли, все складно…
Я специально перечислил фамилии этих фальсификаторов, которые, с одной стороны, пользовались данными, препарированными (мягко говоря) руками недальновидных политиков и их подручных, а с другой — сами готовили фальшивки, потому что из ничего получается ничто, из неправды — ложь.
Но о моральном равнодушии этих пинкертонов не от юриспруденции, а от политики более предметно поговорим ниже.
Все они знали, что натворили, поэтому некоторые мучились и терзались, и, что главное, загадочно уходили из жизни, унося с собой в могилы тайны катынской мифологии, писанной собственными руками.
Это «заключение» саднит, как заноза — почему, зачем властям понадобилось фальсифицировать документы? Если бы в них героизировалась деятельность НКВД и ЦК, это было бы понятно. Но здесь достигался эффект прямо противоположный: «исторические» документы возлагали на руководство Советского Союза ответственность на одно из самых кровавых злодеяний XX века.
Как пишут в Интернете авторы «Тайн Катыни», кто в здравом уме решился бы на такое? И не где-нибудь в Варшаве, Вашингтоне или Лондоне, где обосновалась польская эмиграция, а в Москве, в аппарате того самого ЦК, который и оказывался в результате главным обвиняемым по катынскому делу? Выходило, что все сведения, содержащиеся в «Особой папке», правдивы.
«Главные злодеи» сами признавались в своих преступлениях — что же тут еще обсуждать?
Логика вроде бы железная. Если только не учитывать лихорадочную, сумасшедшую борьбу за власть, время от времени сотрясавшую Кремль. В этой борьбе жертвовали всем — интересами соратников, партии, страны и, прежде всего, историей, которая в очередной раз объявлялась «проклятым прошлым» и подлежала радикальному преодолению.