Думаю, полякам впору задуматься над другим вопросом, давно поставленным западным соседом — ФРГ: в конституции Германии остается действительной статья № 116, провозглашающая существование немецкого рейха (в юридическом смысле) в границах 1937 года. А поскольку эта статья сохраняется, можно только догадываться, какие последствия могут ожидать поляков. Получается, для немецких законников вопрос о польской границе остается открытым.
А что касается сослагательного наклонения с фразой «если бы да кабы», могу однозначно сказать: даже если бы группа армий «Центр» вермахта была усилена кавалерией всей Польши, исход «Тайфуна» был бы таким, каким он стал. Коней пожрали бы голодные и холодные немцы, а «жолнежей» заморозил бы наш — советский — Дед Мороз. Если допустить и такой вариант, что Гитлер вместе Рыдз-Смиглы стояли бы на параде, больше, чем уверен — наш какой-нибудь вологодский или забайкальский спецназовский снайпер обязательно продырявил бы черепушки этим двум «героям», так возжелавшим услышать немецкий, но не польский, победный марш на Красной площади Москвы.
Столь безрассудную самонадеянность и алчность Польши Уинстон Черчилль сравнил с жадностью гиены, отметив, тем не менее:
«И все же всегда существовало две Польши: одна боролась за правду, а другая пресмыкалось в подлости».
Как известно, Польша была разгромлена немцами в 1939 году за неполных две недели. Какой позор — польское государство перестало существовать. А куда же делась власть? Правительство и военное руководство бежали. Все они, как тараканы, скрылись за границей — кто в Лондоне, кто в Бухаресте и в других европейских столицах с теплыми кабинетами и клозетами. Польская армия была брошена на произвол судьбы. Стреляла она и по немецким, и по советским солдатам, но, как правило, в спину.
Интересен случай, происшедший 17 сентября 1939 года — начало нашего втягивания в Польшу. Заместитель наркома иностранных дел СССР В. Потемкин вручил польскому послу в Москве В. Гжибовскому ноту Советского правительства о вступлении Красной армии на территорию не существующего государства с намерением защиты гос-границы СССР, а также населения Западной Украины и Западной Белоруссии. Но польский дипломат не знал, кому же передать это сообщение. Президент позорно бежал из Варшавы в первый же день войны.
Столица, крупные промышленные и культурные центры Польши были оккупированы германскими войсками до 17 сентября 1939 года. Однако, этот факт «забывают» современные польские историки и российские русофобы, обвиняя Советский Союз в нападении на государство, которого уже к тому времени не существовало.
С развалом Союза и установлением рыночных отношений между Польшей и Украиной преимущественно из западно-украинских областей, в том числе и из моей малой родины — Полесья, потекли на Запад ручейки живого товара. И млад, и стар устремились на заработки в Польшу. Работали по временному найму, как правило, в частном секторе — у хозяев. Ухаживали за скотом, фуражировали, торговали, вывозили в Польшу металл для продажи, для чего собирали алюминиевую посуду, медь, латунь и прочие металлы. Дошло до того, что мои земляки срезали километры провода на линиях электропередач, корчевали рельсы запасных и окружных железнодорожных веток, воровали у жителей все, что можно было продать, вплоть до старинных утюгов, дабы «вторговать». В магазинах закупали дешевую, еще советскую металлическую посуду, которой магазины того времени были завалены.
Рассказы полесских «гастарбайтеров» потрясли автора отношением современного «ясновельможного панства» к ним.
Андрей Г.: «Я неоднократно выезжал в Польшу и работал там у местных хозяев — сельскохозяйственных фермеров. Жили мы (нас было трое) в жутких условиях. Поселил нас хозяин в сарае рядом со скотом. Набил сеном матрацы и подушки, всучил редюги вместо простыней и советские одеяла с армейским клйемом.
«Видно, купил он их партию, — подумал я, — у наших солдат, а может у какого-то офицера-вещевика при выходе — бегстве наших войск, когда в спешке они выводились из Польши или Германии. И сделалось как-то не по себе — стыдно».
Побудку он устраивал летом всегда рано — часов в 5–6 утра с криком:
— Вставай, быдлота, вас ждет работа, а то без злотых уедете на Украину.
Когда мы «телились», он стягивал нас с сеновала за ноги. Обещал платить еженедельно, а потом сказал, что проплатит нашу работу за месяц. Работали, как говорится, от зари до зари, как волы.
В конце концов, когда рассчитался, то обманул нас почти на 50 % от той суммы, на которую договаривались. А мы ему сделали много: построили загон для скота, перекрыли крышу сарая, сделали два покоса травы — сеном запасли на всю зиму.
Во время бесед с нами старался всегда подчеркивать, что поляки чище, культурнее, образованнее, чем украинцы или русские.
Когда я ему стал возражать, то он пригрозил выгнать меня с работы.
Однажды пришел вечером в сарай чем-то рассерженный и начал поносить россиян:
— Они скоро ответят за расстрел наших офицеров в Катыни. Мы их прижопим, — говорил он.
— А где доказательства того, что их всех скопом расстреляли советские солдаты? — спросил мой друг Николай.
— Нам не нужны доказательства, у нас своя правда — немцы их не стреляли.
— А я читал про Катынь, что это дело рук немцев, — снова встрял Коля.
Хозяин взорвался и стал катить грязь на нас, упрекая украинцев в многолетних войнах и восстаниях против Речи Посполитой…
Одним словом, нам стало ясно, что мы в лице хозяина встретились с махровым польским националистом».
Станислав Ф.: «В начале девяностых теперь уже прошлого века (как быстро бежит время), мы с друзьями возили на «бусе» в Польшу алюминиевый лом. Там его сдавали перекупщикам, получая за товар «твердую» валюту-американские доллары. Но прежде, чем получить ее, надо было договориться с таможенниками двух сторон. За это отдавали бабки.
Нас, конечно, купцы обманывали — навар был крайне небольшой, но этот азарт сподвигал нас на все новые и новые поездки.
Но вот что я заметил. Сколько бы мы не общались с ними, они всякий раз бубнили о каких-то грехах украинцев во время минувшей войны. Обижались на резню украинцами поляков на Волыни, расстреле русскими их офицеров в Катыни.
— Без штанов останетесь, если мы докажем, что это сделали вы, по судам затаскаем, — кричал один из них, по имени Казимир.
Я ему ответил, что мы политикой не занимаемся — пусть политики и разгребают исторические напластования.
— А мы такие, мстительные — не прощаем врагам.
— Какие же мы враги вам? — не сдержался я. — За советское время жили же нормально, были друзьями. Я служил в Польше — поляки относились к советским воинам хорошо, напряга нигде не было. Что же случилось теперь?
— Случилось то, что случилось — мы узнали правду, как Сталин с Гитлером поделили Польшу, как вы издевались над нашими предками, как казнили наших офицеров в Катыни.
Для того, чтобы не развивать этой темы, я перевел разговор на другую — коммерческую — проблему».
Олег К.: «Я занимался перегонкой подержанных автомобилей из Польши. Туда они попадали разными путями из Германии и других центрально-европейских стран. Скажу откровенно: те поляки, с которыми мы общались, по своей природе маститые спекулянты. На дорогах в Польше был широко представлен бандитизм. Нас неоднократно грабили на автотрассах.
Но меня удивило другое — историческое злопамятство. Создавалось такое впечатление, что поляки одно только и делали в своей многовековой жизни — творили и раздаривали доброту, порядочность и честность.
А вот другие их соседи были варварами — притесняли, обирали, убивали поляков. Я им ответил:
— Однако все знают, что это не так. Грехи громоздятся на любой власти. Преступных народов не бывает. На преступления любой народ толкает руководство той или иной страны.
Но они не унимались — географию обид расширяли и расширяли. Вспомнили казацкие сабли и пики, гайдамаков, украинцев, воевавших в рядах Красной армии в 1920 году, советских солдат из-за нежелания Сталина помогать восставшим в Варшаве в 1944 году и, наконец, расстрелянных НКВД польских офицеров в Катыни.
Я им говорил, что это версия Геббельса, что много читал публицистики на этот счет, но они не хотели слушать никаких доводов.
Пришлось им напомнить, что за свободу Польши положили жизни свыше 600 тыс. советских солдат и офицеров.
Ответ был циничен:
— Они хотели истребить польское население, как убили весь основной офицерский корпус в Катыни…».
Как уже отмечалось, одними из основных противоречий между Польшей и Россией на протяжении многовековой истории являлись религиозные и территориальные претензии. Именно они подогревали неприязнь между верующими католиками и православными, которая порой перерастала в агрессивные акции и даже войны.
Польша, входившая автономией в состав Царской России в течение многих лет, а до этого не единожды терявшая не только свои отдельные территории, но и свою самостоятельность, после победы над войсками Красной армии под Варшавой в 1920 году, бездарно руководимыми Троцким и Тухачевским, уверовала в свою непобедимость, силу и мощь. Как-никак она больше всех из восточноевропейских стран приближена к центральной Европе!
Но в 1939 случилось то, что случилось. Страна прекратила свое существование. Только Победа 1945 года дала ей возможность снова обрести самостоятельность и развиваться.
Надо отметить, что современный этап восточной политики начат с 1989 года, поскольку выход из советской сферы влияния позволил этой стране впервые за несколько десятилетий приступить к формированию самостоятельной политики в отношении СССР, а вскоре и государств, возникших на его обломках.
После предательского развала СССР и ликвидации Варшавского оборонительного блока, Польша первой запросилась в НАТО и Евросоюз и попыталась гонорово заявить о себе: мол, прислушивайтесь, господа, к нашим «мыслям». Но ей, желающей играть заметную роль в кругу государств западной цивилизации и активно участвовать в североатлантических структурах, европейцы указали на ее место: не забывайся, паненка, и садись на тот шесток, на котором ты сидела и должна сидеть.