– Но Майя будет думать, что все по-настоящему… ей будет больно, сэр. Слишком больно, мне ли не знать. И я бы не хотел…
– Ничего страшного, – холодно перебил его Кинред. – Через полчаса, когда ты ей все объяснишь, вместе и посмеетесь. Просто разыграйте, я отключу звук – они не будут вас слышать.
Я пожала плечами и пошла к выходу из кабинета, не видя ничего невыполнимого. Но Ник остался на месте:
– Я знаю, почему вы выбрали Инату, сэр. Чтобы сделать Майе как можно больнее. Бывшая подруга, которая чуть не убила меня, но все равно остается на пятом уровне нам самой близкой… Майе было бы намного проще, если бы это была какая-нибудь другая девушка…
Кинреду тоже пришлось остановиться. Он изогнул бровь, не понимая, зачем его задерживают.
– Чушь, – он ответил, выдав каплю несвойственного ему раздражения. – Я выбрал Инату только потому, что ее выбрал Той. Не твою Майю, не кто-то еще, а Инату. И других влюбленных парочек для контрольного образца у меня нет. Так что нет, Ник Росланд, опыт проводится не потому, что мне так нравится издеваться именно над тобой, а потому что кроме Инаты, Тоя никто не интересует, а ваша парочка хоть на что-то сгодилась – радуйтесь.
– А если я откажусь? – Ник поднял лицо. Я, если честно, вообще не понимала, зачем он показывает характер – неужели все еще не понял, что надо или уходить из системы, или вообще забыть о себе как о личности?
– Откажись, – Кинред легко развел руками, он даже и не думал напрягаться на этот счет. – Будешь уволен через десять секунд. Или я просто убью тебя в другом эксперименте, здесь хватает отложенных опытов, для которых нужно лишь мясо… в смысле, сотрудники, которых не жаль.
– Не убьете, – неуверенно заявил Ник.
Кинред сделал шаг к нему и ответил тихо. Даже мне показалось, что в его приглушенном голосе зазвенел металл:
– Кто тебе сказал, идиот? Кто тебе сказал, что я ничего с тобой не могу сделать? У тебя нет в мегаполисе родных, никто с твоего счета деньги не снимал и снять не сможет. Вот как раз в твоем случае нет никаких проблем – никто и не заметит, что ты не вернулся.
Ник побледнел и растерялся:
– А… но ведь… А если у меня в мегаполисе остались друзья? Если кто-то предупрежден о том, что я ушел в ЦНИ?! Вы запугиваете нас, но на самом деле не можете так поступить!
И вдруг Кинред улыбнулся – жутко, с подтекстом, даже мне стало отчего-то не по себе. И ответил он Нику, почему-то глядя на меня – вероятно, чтобы и я ни одного слова не пропустила:
– Нет ничего хуже наивности. А давайте мы прямо сейчас от нее избавимся? Как вы думаете, дорогие сотрудники, что произойдет с ЦНИ, если кто-то из подопытных случайно погибнет? Систему засудят, эм-м… может, оштрафуют? Или ее закроют? – он перечислял издевательски и наслаждался тишиной в ответ. – Вот именно. С ЦНИ не произойдет ровным счетом ни-че-го. Но обратите внимание, никаких подобных скандалов ни разу не всплывало – бывшие сотрудники возвращались целыми и невредимыми, они с радостью рассказывали в видеошоу, куда тратят свои заработки и на сколько социальных рангов поднялись. Все счастливы! Ни единого случая разбирательств о пропаже людей. Ни одного официального подтверждения, что кто-то не вернулся или вернулся овощем, способным только мычать и пускать слюни. Мы можем стереть память человека начисто, но если, прошу прощения, он в процессе потерял руку, сломал позвоночник или вообще удосужился умереть, то я лично не бог – ни отращивать конечности, ни воскрешать не умею. Зато я умею многое другое, из-за чего к ЦНИ никогда не возникнет подобных исков.
Теперь и я заинтересовалась, шагнула ближе:
– Вы о чем, сэр?
Он ответил снова мне – совсем равнодушно, будто сам потерял интерес к разговору:
– ИИ пока несовершенны, но они вполне годны для того, чтобы появиться в видеошоу и заявить, что теперь будут жить на Островах или кататься по всему миру, тратя заработанные миллионы. Или чтобы показаться разок перед бывшими одноклассниками, а бывает даже, что и перед родней. Людям за пять лет родственник кажется в любом случае странным, они даже не замечают, что перед ними вообще не человек. Но не надо паранойи – к таким методам система прибегает крайне редко. Я просто тонко намекнул, что мы можем скрыть гибель даже очень популярного человека с сотней родных, а остальных – вообще раз плюнуть.
Ник позеленел – как будто ему только что подписали смертный приговор, хотя именно такого не прозвучало. Но я рассуждала дальше:
– Поверить не могу! Сэр, неужели вы усовершенствуете ИИ только для того, чтобы ими заменять людей? Но зачем? Столько ресурсов ради возможности предотвратить несколько судебных исков против ЦНИ? Неужели так боитесь оттока добровольцев?
Показалось, что в его глазах блеснуло веселье, но губы притом не растянулись в улыбке.
– Нет, конечно. Такие вылазки – просто полигон для проверок, а предотвращение паники и отсутствие каких бы то ни было исков – приятный к тому бонус. Но суть ты поняла правильно. Можно создать ИИ по чьему угодно образу и подобию. И тогда пулю, предназначенную политику, получит робот, а не политик. Звезда шоу-бизнеса сможет отправлять двойника на интервью или концерты. А ученые смогут экспортировать все свои знания и опыт перед смертью в ИИ – и продолжать жить и работать, пусть и в другой ипостаси. Существует огромное количество профессий, особенно на службе правительству, где ни один человек не сравнится в эффективности с роботом. ИИ очень органично вольются в социум – простые люди даже не будут подозревать об их присутствии… как, впрочем, не подозревают и сейчас, видя их мельком в телепрограмме или «после выхода внучатого племянника из ЦНИ». Простые люди не должны даже мысли такой допускать, иначе начнется паника под лозунгом «Роботы захватили мир». Но сейчас ИИ далеки от того идеала, к которому мы их приближаем. Так может, хватит кряхтеть и пойдем двигать науку? Раз альтернатива все равно не самая приятная? В общем, либо вы в пятой лаборатории через две минуты начинаете работать, либо на третьей минуте я начинаю злиться – и уж поверьте, тогда вам работать придется совсем по-другому.
Все еще не понимая заторможенности Ника, я сама ухватила его за локоть и потащила к двери, заставив перебирать ногами. Ну, нам прямо сказано, что иногда здесь люди все-таки погибают – а разве мы с самого начала не подозревали подобное? Ну, пусть намекнули на то, что «прикрыть» гибель человека без родни несколько проще – но это же не означает, что их убивают направо и налево. И убеждала в этом вслух нас обоих:
– Шевелись уже, Ник. Зачем ты его злишь, если этот гад все равно добьется своего?
– Потому что успел его разозлить до сегодняшнего дня, Ината. Я не нужен ему здесь, даже Майя нужна хоть в чем-то, но я – нет. Я собираюсь писать заявление вечером в последний день этого месяца.
– И напишешь, – я сильно удивилась, но постаралась не подать вида. – Неужели так допекли, что ты решил расстаться с Майей раньше срока?
– У меня четкое ощущение, что я здесь не нужен. Теперь как-то все яснее стало: Майю приняли в нагрузку тебе, меня приняли в нагрузку к Майе, но здесь не держат ненужных людей, Ината. И ладно, если просто уволят… черт с ним, пусть уже просто уволят. Я боюсь… боюсь, что не уволят.
Я поняла:
– Так ты споришь с ним именно для этого? Чтобы просто уволил сию минуту, и на этом всё? Но тебе не кажется, что ты уж слишком загоняешься? Очень много нервов, Ник, а всего-то нужно – притихнуть до последнего дня этого месяца.
Ник медленно кивнул, принимая разумность довода, но вряд ли он был способен справиться со своей нервозностью.
Мы уже вошли в комнатку с большими стеклянными стенами. Кинред должен быть где-то за стеной. А с другой стороны – Майя и Той, быть может, тоже в разных отсеках. Я повернулась к Нику и положила ему руки на плечи, заговорила, не сбавляя тона – нам же сказали, что звук не передается:
– Слушай, Ник. Ты сейчас разморозишься и начнешь меня целовать. Можешь в шею. А потом медленно раздевать и снова целовать. И ты будешь продолжать до тех пор, пока Майя там не заплачет. Или Той. Или они оба. Мы будем изображать с тобой все это тщательно и радоваться, что дело не зашло дальше. Ведь если этот говнюк решил посмотреть на ревность у робота – он на нее посмотрит, уж будь уверен. И нам обоим точно не понравятся условия эксперимента, если мы этот провалим, а уж твоя Майя тогда слезами зальется. Я про свои слезы молчу.
Ник послушно склонился к моей шее и пробубнил:
– Ты стала такая… циничная, Ината. Кто бы мог подумать на третьем уровне?
– Никто, – я притянула его голову к себе ближе. – И это определенно не самый ужасный опыт, в котором мне приходится участвовать.
Вдруг из динамика на стене оглушил смех шефа:
– Да ладно. И какой же был самый ужасный? Хотя нет, потом расскажешь, я такие признания люблю наедине слушать. Но в остальном ты очень права. Время потяните качественно – уверен, даже раздеваться не придется.
Я же замерла:
– Сэр… вы все слышите?
– Само собой. Ината, ну что за глупые вопросы? Давайте, давайте уже. Хотя ваше смятение даже эффектно смотрится. Они оба верят, что я приказал вам заняться сексом. Надейтесь, что им не нужны будут более подробные доказательства.
Я отмерла:
– Или вам, сэр.
– Да хватит тебе уже, Ината. Не такой уж я и говнюк, если сама не будешь меня демонизировать. С тобой я почти романтичный джентльмен трехсотлетней давности.
– О-о, – я отклонилась, давая возможность Нику тыкаться носом мне в шею, изображая поцелуи. – Представляю, какой вы с другими подопытными.
Кинреду явно нравилось отражать мои подачи – он только смеялся все искреннее:
– Уж точно тебе не на что жаловаться. Ник, соберись ты уже! Даже у меня возникло желание выйти и показать, как это делается. Ребят, я не хочу держать здесь всех в ежовых рукавицах, но вы как будто осознанно выбора не оставляете.
Я решила заступиться за Ника или нас обоих:
– Все идет правильно, сэр. Майя, например, и не поверит, если мы начнем изображать страсть. Чем более фальшиво и натянуто выглядит это шоу, тем больше похоже на то, что нас заставили.