– Майе сообщили, что Ник уволен за отказ выполнять распоряжения. Ей незачем знать, как именно его уволили.
– Что?! – я взвилась, судорожно вцепляясь пальцами ему в плечи и пытаясь заглянуть в глаза. – Вот так, да? Человека просто не было, да? Она любила Ника, она три года жила с ним в одной спальне, но даже не имеет права знать, что произошло?
– Ината, успокойся, – он сказал тихо.
Но меня трясло все сильнее:
– Вам-то легко успокоиться, сэр! Вам-то это запросто! Вы всего лишь вчера говорили, что не будет никаких проблем, если Ник погибнет. Надо же, как в воду глядели – никаких проблем!
Я орала, не сдерживаясь. Он даже на полтона голос не повысил:
– Ината, успокойся. Пойдем в лабораторию, тебе не помешает доза седатива.
– О, ну это само собой! Возбудить препаратами, успокоить препаратами, вытрясти всю душу препаратами… – у меня просто пропадали силы, но кричать хотелось еще громче. – Я не знаю, как смогу смотреть Майе в глаза… Да хоть это вы способны понимать? Вы, такой знаток человеческих реакций, хоть это понять способны?
Кинред прижал меня к себе теснее и подержал так несколько секунд, но обратился не ко мне, а к кому-то за моей спиной:
– С этим согласен. Надо делать или короткую очистку памяти, или дать возможность пережить стресс. Уведите ее в семнадцатую лабораторию, заприте там. Дозу психолептика внутримышечно. Потом решу, как поступить. Ината, не сопротивляйся. Поспи. Я скоро к тебе приду.
Вот уж не слишком большое утешение. Однако на сопротивление у меня сил не осталось. Нес меня какой-то очень широкоплечий мужчина в форме солдата, рядом шагал еще один, сильно похожий по комплекции. Мне теперь не нужно было лишних подтверждений, чтобы понять – они оба ИИ. Что-то в самой идеальной гладкости кожи, в отсутствии запаха и в стали мышц их выдавало. А ведь действительно, ИИ нельзя перепутать с человеком, если знать наверняка ключевые признаки. Я анализировала эти выводы, чтобы не анализировать произошедшее: Той умеет ревновать. Он настолько сильно умеет, что кому-то это уже стоило жизни, и сегодняшние мои слезы наверняка не последние.
Глава 17
Я очнулась от головной боли, виски сдавило и не отпускало. По ощущениям я спала довольно долго, и мигрень разыгралась давно, просто я никак не могла проснуться – действие сильных седативов. Ни о какой бодрости речи, разумеется, не шло.
С трудом села и огляделась. Совсем небольшая лаборатория, из мебели лишь кушетка, на которой я и находилась. Никакой аппаратуры и даже стойки с пробирками. За единственным окном довольно светло, но я не знала наверняка, вечер сейчас или уже утро следующего дня. Для ответа на этот вопрос необходимо было встать на ноги и преодолеть расстояние в несколько метров до окна, что пока казалось немыслимым.
Над дверью загорелась зеленая полоска, означающая отключение замков. Я уже знала, кого увижу через секунду. Кинред вошел один, словно не боялся ни меня, ни моего буйства. В белом халате с заправленными шприцами в петлях на груди – точь-в-точь врач или самый натуральный ученый. Вот только лицо его этому образу не соответствовало: Кинред окатил меня ироничным взглядом, улыбнулся и подошел ближе. Открыто насладился тем, как я сжалась, усмехнулся еще отчетливее и уселся на кушетку рядом.
– Как самочувствие, Ината? – я не расслышала в его тоне участия. – Голова должна трещать как при похмелье. Ты знаешь, что такое похмелье?
– Слышала. И все в порядке с моей головой, – тихо ответила я, неизвестно зачем начиная сопротивляться и врать. Быть может, знала, что дальше психологического давления будет только больше, хотелось как можно раньше саму себя настроить на поддержание нерушимых границ между его словами и моими реакциями.
– Врешь, – спокойно заметил Кинред. – Дай руку, я поставлю анальгетик. И тогда уже можно будет переходить к конструктивным беседам.
– Не нужно, сэр, спасибо.
– Что именно не нужно? Обезболить или беседовать?
Он взял мою руку за запястье и потянул к себе, у меня не нашлось сил сопротивляться. Шприц из петли вынул, не глядя, и прижал конусом к сгибу локтя. Игла обожгла мгновенным уколом, от которого я и не вздрогнула, на это тоже не нашлось сил. Уже через несколько секунд в голове, как и во всем теле, начала появляться легкость – отпускало с такой скоростью, что я кое-как сдержала стон облегчения. И все это время я размышляла над тем, что следует сказать:
– А разве конструктивная беседа возможна, сэр? Или вы снова отдадите приказы, и на этом вся дискуссия?
– Так я именно это и называю конструктивом, – с усмешкой ответил Кинред и отпустил мою руку. Помолчал, так же глядя в пол, потом продолжил другим тоном: – Ината, к некоторым выводам нам придется прийти, а иначе не будет никакой возможности работать дальше. Потому слушай. Во-первых, я этого не планировал. Вообще не имел понятия, что ты их потащишь на балкон или случится еще какая-то провокационная ситуация. То есть обвинять в произошедшем только меня не совсем справедливо, моя заслуга разве что косвенная – как создателя ИИ.
Он сделал паузу, будто бы давал мне время для какого-то ответа. Пришлось говорить – и именно то единственное, что пришло мне в голову:
– Сэр, если вы пытаетесь навязать чувство вины мне, то не выйдет. Да, это я повела их на балкон, но дело вовсе не в балконе. И не в провокационной ситуации. И не в чем-то еще. Дело только в том, что Той убийца, сама причина и обстановка не играют роли. Если только ИИ не подвержены впадать в состояние аффекта по любому пустяку.
– Ты слишком много думаешь, Ината, – я слышала улыбку в его тоне, но на профиль не смотрела. – И нет, я не собирался обвинять тебя. Однако намекнул, что сам принимал в этом еще меньше участия. Видишь ли, предсказывать все решения ИИ невозможно – на то они и ИИ, а не обычные роботы с программой действий. У Тоя свой темперамент, опыт и характер, в этом и был весь смысл.
Я вскинулась – так разозлил поворот разговора: ишь, нашел время о смысле своих опытов порассуждать!
– И что теперь? Где Той? Что вы с ним сделали?
– Пока на длительной перезагрузке. На самом деле я не хочу переписывать этот участок его памяти – интересно посмотреть на его оценку произошедшего, будет ли его терзать вина…
Я перебила:
– Я не о переписывании памяти говорила! А о том, что его вообще нельзя отпускать для свободных перемещений без пристального контроля. Той опасен, вы не можете продолжать работать, как раньше!
– А-а, – протянул Кинред. – А может, мне его тогда вообще утилизировать? Ну, чтобы одна из сотрудниц осталась довольна. Какая мелочь, в самом деле, несколько миллиардов, потраченных на разработку. Но у нас же тут Ината Нист – главная моралистка мегаполиса. Как мы можем бесстыдно продолжать?
Со злостью глянув на него, я процедила:
– Издеваетесь… Издеваетесь, потому что вам абсолютно плевать. Ваш ИИ уже убил человека, но ничего, пусть убивает дальше – десятками, если понадобится. Сколько жизней уравняют инвестиции на его создание, сэр?
Он тоже посмотрел на меня и чуть скривился:
– Ой, да прекрати ты уже преувеличивать. Не будет Той убивать направо и налево, а если появится такое подозрение, то придется ему все-таки внести в программу правки. И всё, представь себе. Без соплей и истерик.
– Сэр, а какое еще подозрение вам нужно? Вам мало Ника?
Кинред вздохнул и отошел к окну, рассматривая там то ли рассвет, то ли закат.
– Нет, не мало. И мне жаль потерять сотрудника, особенно настолько глупо и бессмысленно. Но Той так поступил не обязательно потому, что он есть чистое зло. У него еще не выработались естественные механизмы адаптации и реакции на стресс. Никто из команды разработки, как и сам ИИ, не представляли, что он способен на ревность, так откуда ему было уметь на нее правильно реагировать? Я все еще надеюсь, что эти механизмы он создаст сам, то есть поступит как любой обычный человек. А если не справится, тогда придется их прописать. В любом случае до момента полной уверенности без наблюдения он не останется. Я ответил на твой вопрос?
– Ответили, – произнесла я. – Например, я лишний раз убедилась, насколько вы хладнокровный… человек. Термин «человек» же подходит в этом случае? Я не слишком сильна в лингвистике. Ладно, сэр, продолжайте, вы хотели поговорить не только об этом.
Он не поворачивался ко мне от окна – вероятно, тем самым создавал ощущение более легкой болтовни, без лишнего напряжения, когда от сверлящих взглядов мыслить прекращаешь. А вот говорил теперь серьезно:
– Да. Во-вторых, у нас остаются еще и твои реакции. Если прямо сейчас тебя вернуть на твой уровень, то при первой же встрече с Майей ты не выдержишь – никакие уговоры не помогут, ты просто сорвешься. Быть может, и не расскажешь ей о произошедшем, но истерик не избежать.
У меня задрожал голос:
– Отрицать не буду, сэр. Так чего вы ждете? Стирайте память, чтобы я вернулась в счастливое неведение, или что вы там собирались делать…
Кинред резко повернулся, я невольно сжалась от его странного взгляда.
– Я не могу стереть тебе память и оставить в системе, Ината. То есть могу, конечно, но по окончании твоего договора тебе память будут стирать повторно, уже за весь период. А человеческий мозг – это не микросхема, невозможно его просто бесконечно чистить без последствий и с одинаковым результатом. Быть может, ничего и не произойдет. Или откажут какие-то функции мозга. Или вторая очистка памяти не пройдет безупречно, поскольку в этом месте уже стирали, и лет через пять ты можешь начать вспоминать какие-то моменты. Не зря же повторно в систему никого не принимают, даже если речь идет об очень ценном сотруднике. Тебя должны были предупредить при подаче заявления.
– Да… предупреждали, – я задумалась. – Тогда что мне грозит?
– Полная очистка – слишком стрессовый вариант, есть воздействие помягче – не удалить память, а переписать.
– Как Тою?! – я от волнения подскочила на ноги.