ь греков. Дойдут до предательства и чехов. А там останется только Италия да Франция. Испания и Португалия, конечно, никого не спрашивая, точнее, вопреки всем предательствующим и керенствующим демократиям, просто отчаянно завоюют в порядке самозащиты. Затрещит гибралтарская шкура Британского Льва. Вспыхнет III-я мировая…
Так выходит по логике. Но жизнь паралогична. И – в частности, «у них» не выйдет во Франции. Мгновенно выйдет из засады «де Голль», т.е. «гидра контр-революции», к ней на подмогу через 12 часов прилетит «Ройал-Эр-Форс»*, а из-за Пиренеев американский воздушный флот со своих «франкистских» баз. И – красная гидра молниеносно будет раздавлена. Но в эти дни мы будем в смертельной опасности. Если спасемся, то только быстротой событий (вниманию красных будет некогда на нас сосредоточиться).
Конечно, можем и погибнуть.
––
А Ваш норвежский корреспондент-матрос не только дикарь, но и прямой слуга своего разведочного ведомства, прошедший в Санкт-Петербурге, в Таврическом дворце, «университет» для агитаторов (см. Figaro вчера и позавчера). Ужаснитесь и «пройдите мимо», как сказано у Данте…
––
Свою лекцию по поводу невежественной провокации Нафанаила435 я, конечно, не писал, а просто говорил по конспектику. Но если бы на всю ту чепуху и ворох безграмотных цитат, какими наполнена эта семинарская статейка436, отвечать построчно, то не хватило бы и книги в 300 страниц. Ведь надо было бы преподать всю ветхозаветную науку с азов. Между наукой и этим начетничеством нет ничего общего.
––
Павла Полиевктовна тоже беспросветно занята своим благотворительным обществом (Aide aux Emigrés*), которое теперь легализовано. Не сердитесь и черкните нам о Ваших планах. Сердечно Ваши А. + П. К[арташевы]
P.S. Посылки с хлебом Вам присылал, по моей просьбе, о. Стефан Тимченко.
Он пишет мне от 27.I:
«Вчера я получил чудное письмо из Женевы от Ивана Сергеевича Шмелева, которое потрясло меня. Я давно был верным почитателем и читателем всего написанного Иваном Сергеевичем, но ни одно из его произведений не оставило во мне такого глубокого следа, как это письмо, пророчески страшное о неизбежных судьбах Европы… Да минует нас чаша сия…»
26 (13). IV. 1948 г. Великий Понедельник
Дорогой Иван Сергеевич!
Вот и Страстная!.. А мы о Вас соскучились. Как-то Вы живете? Вести через куму очень редкие и бледные. Она занята своими мыслями и тревогами. Павла Полиевктовна переобременена делами благотворительного общества. Я уже три месяца никому ни строки не писал. Некогда. Съедает Академия и церковь, когда живешь при них…
Холодно, зацвела сирень. Медленно читаем кусочками Ваше «Куликово поле». Хочется дойти до конца, чтобы сделать вывод о степени удачи и совершенства.
У меня в делах Марфина перегрузка учебой, хоть плачь – на свое не хватает сил. А в душе нет уныния – монашеское утешение церковью: будто мое детство, будто это «мой» архиерейский дом в Екатеринбурге, блаженство славянских речений и напевов, как бы смерти и страданий уже нет, как бы уже у Христа за пазухой, как бы уже «в невечернем дни Царствия Твоего»…
Каковы же Ваши решения об Америке? Ехать, так ехать. Ведь «проживаться» обидно. А не ехать – так скорее обратно! Под ангела-хранителя. В случае войны (ее еще оттянут года на полтора) атомные бомбы посыплются не на Париж, а на российские «комбинаты», а с другой стороны – через полюс на Канаду, Детройт, Чикаго, Нью-Йорк, Сан-Франциско… Парижская опасность даже не в гражданской войне (ее не будет: французские коммунисты не способны рисковать головой), а в оккупации советской армией. Европа оголена и беззащитна…
Черкните. Сердечно Ваши А. + П. Карташевы
27/14. IV. 48. Великий Вторник
Христос Воскресе!
Дорогие, милые «подворники», Павла Полиевктовна, Антон Владимирович,
– «Воистину Воскресе!» – на Ваше письмо-христосование. У Вас – светлое празднование, все великие эти дни; а у меня как бы некое испытание чистилищем, – себя не найду. Так всегда бывало, если не взят работой, всю-то жизнь. А ныне еще острей, ибо не предвижу, – когда и ку-да? – На полустанке, неведомом, в ночи́ непогожей, и нет никого, и не знаешь, ходят ли поезда… – пустые рельсы… Словом, – полная неприкаянность. Сижу дураком, пока в квадрате… но могу очутиться и – в кубе, сиречь на Кубе (если погонят из Америки, куда вряд ли и попаду). Постоянных виз не выдают, квота заполнена и закрыта на 1½ года. Хлопочу о туристической визе, – ныне лишь на 3 месяца, а там могут и метлой. Мудрый Эдип, рассуди! Прибег к героическому средству, но… кажется, ничего не выйдет. Ну, это «зубная боль», – satis*. Париж меня пугает и безмолочьем, и бесхлебьем, и… безысвестностью. Да, там будто и дешевле – здесь мне месяц обходится, при моей зело-осторожности – в 250 фр., около: съедает моя аптека и – корреспонденция. До-рог фрахт! Avion в Америку – 80 cантимов! А письмо – 40! А меня засы́пало… – очень много от «новых эмигрантов». Рукописи шлют, «прошения» – мольбы похлопотать, и не ведают, как мы беспомощны! От читателей, совсюду… – и надо отвечать… – такие мы ослы… уродило так. Здесь – самое главное – легкая жизнь, если иметь деньги: все есть, а ве-жливость!.. эталя-жи**!.. Купишь на 5 сантимов (коробок спичек), 100 merci, и дверь отворяют. И – можешь пробовать. По-пробуй-ка в Париже! Сто-лько всякой жратвы́, что даже страшно! Если зарабатывать в здешних фр., ну, скажем, 400 фр. в месяц, то даже и дешевше Парижа. Судите: ка-кое молоко (хоть ведрами бери) и – 48 сантимов литр. Сливочное масло – 97 сантимов – 100 гр. или 125? Сахар 1 фунт – 60–70 сантимов – хоть пуд бери! Сливки – на 6 кофе – 1.05. А пирожное, в сбитых сливках! – 30 сантимов. Хлебушко… – ох, белей снега, булка – на завтрак-кофе – 15–20 сантимов. Оливковое масло 1 л. – отличное – 5.75–6 фр. Самое лучшее (supérieur) мясо (не ем!) 8.80 kl, чистое! – для свежего бёфштекса! Форель, живая – одному – сыт будешь, – 1 фр. 25 сантимов. Безумие ёдова! В банках меняют (сколько угодно!) 1000 французских франков – за 11.20, 11.60. Вот, если мюнхенские друзья переведут сюда уже внесенный им немецким издательством аванс под немецкое издание «Путей небесных» – 2 тысячи марок – тогда вы-держу! Пишут пока до девальвации (июль!) 2½ марки = 1 швейцарскому фр.! – то есть 800 швейцарских фр. А то лопну. Есть кое-какие перспективы, взяты большой газетой «Росстани», но когда получу..?
Ездил в Bern, 17–18.IV, – очень горячо принимали, но… с оплатой поездки, очистилось ровно 91 фр. Было (редкость, говорят!) до 70 человек (русско-швейцарцы!), а русских тут – 1½ человека. Но до чего трогательно! Не ожидал. И накормили, и спать уложили. И медведёв видал. Подожду недели 2, а там возьму туристическую визу… – что Бог даст: го-ни!.. Мы теперь, невзирая на «ранги», – пы-ыль!.. Кто едет в Канаду – лги, что недипломный, покажи мозолистые руки. Вó – как! Мне надо жить – около Обители. Хоть в скиту, – для последней работы. Парижу не верю: все и всегда может быть. Но: если бы «палестинский вопрос» вдруг разрешился… – туда, безоглядно! кости сложить. С 14 лет тянет!
Жалею, что дал «Православной Руси» «Куликово поле»: это лоскутки-и!.. – ужас. И – даром. Но издать там не дам: выйдет в виде прейскуранта или брошюрки. Ка-ак слушали «Куликово поле» в Bernʹе, в инти-мности, в частной квартире – у швейцарско-русского инженера… – да, пла-кали… Светлые были эти 2 дня. Хотели устроить в Цюрихе, но я пока отклонил: у-стал! Когда читал в русско-швейцарском клубе (18- го, программа с 2 отделениями, из 4 книг), чтение было на 2 часа, – буквально овации, минут 5. Я кланялся, изнемогая… и должен был просить – на 2 слова. Вы-нужден был сказать, как это меня тронуло, и – почему. Ну, о «чувствовании России» сказал… о «гордом взоре иноплеменном» (Тютчев)437 и о – сердце… За что полюбили они Россию? Правда, вся программа моя была о Ней… – Бог помог. Нежно провожали на поезд. Звали вернуться. Вот почему я хотел бы – в Америку: да, я прочел бы и лекции, по-французски и по-русски. И знаю, – что сказать и ка-а-к. Вне современности, вне политики, вне остроты. На-до. Здесь читал 2 раза – gratis.
Может быть, буду говеть. Дьявол, пути мои преграждающий, и тут отводит: то-се, всякие «доводы»… а просто – воли нет, лень, ана-ли-зы… Счастливы Вы.. – а я – язычник и скотина. Ну-жу себя. На Пасху зовут некие друзья – в горы (там у них сын в санатории), – не знаю… Мои верные читатели (и докторша там – читательница, и известный хирург – читатель). И сто-лько их мне откры-лось! И все открывается. В Америке – по разным городам – до 10 опорных пунктов. И в Парагвае, и в Уругвае, и в Аргентине – ну, всюду. Если бы привел Господь – в Святую Землю! Безоглядно, по воздуху!
Выходит «Лето Господне»438… Видал Вышеславцева – ох, сте-лет! Особенно после чтений. Почти каждый день вижусь с ген. Ознобишиным. Возил меня к окулисту… но «зуд» мой (исполнилось 2 года!) все тот же, а иной раз – невтерпеж.
Прогнозы – все – провалились. Не заглядываю: знаю. Но – когда? Живу у швейцарского инженера – ски-ит. Очень милый человек, мой читатель, но – по-французски и немецки. Был у меня один пастор, тоже мой читатель. И эта старая чета показывала мои книги, взятые из здешней университетской библиотеки: «Солнце мертвых» и «Неупиваемая чаша», во французском издании. В Цюрихской библиотеке – 19 моих русских книг, и – «никогда не стоят». Слава Богу. Теперь мне трудно, сам продовольствуюсь: уехали мои «кормильцы» к сыну, в горы, – они-то и зовут: «Скоро не отпустим». Правда, ласковые, о-чень. А сын их – гениальный изобретатель, 1 приз в Америке за какой-то аппарат (от Франции – 1-й prix дала Америка). Да тут одним хлебушком с молоком сыт будешь! Если рискнете послать в простом письме 2 тысячи = 22.40, – я закажу посылку: теперь можно всадить 2 коробки crème-gruyère