Нравственная высота Анастасия проявилась в тяжелых для России испытаниях. Назначенный с началом Первой мировой войны в 1914 г. епископом Холмским, Анастасий помогал, по мере сил, русской армии и простым людям, попавшим в беду. Помощник Варшавского генерал-губернатора Д.Н. Любимов вспоминал эпизод эвакуации населения; на шоссе между Люблином и Холмом он заметил священнослужителя, оказавшегося епископом Анастасием: «С большим трудом продвигаясь между толпами беженцев, я вдруг увидел стоящего среди толпы, опираясь на посох, православного епископа. Это оказался прибывший из Холма преосвященный Анастасий. За ним была тележка с хлебом и разными яствами, и преосвященный раздавал их проходящим беженцам, благословляя их. Сойдя с автомобиля, я подошел к преосвященному под благословение и, представившись, сказал: “Здесь, владыко, по наведенной мной справке, оказалось много православных”. На это преосвященный с усталой улыбкой, ответил мне запавшими в душу словами: “В настоящую минуту вопрос этот для меня не имеет значения; для меня здесь теперь все – братья, а как кто верует – дело его совести…”» (там же).
Организаторский талант Анастасия пригодился в 1917 г., на его плечи легла обязанность по устройству Всероссийского Церковного Собора, он попал в свои 44 года в число кандидатов на патриарший престол. И был избран членом Святейшего Синода и Высшего Церковного Совета.
В изгнании судьба Анастасия сложилась чрезвычайно благоприятно, во многом благодаря мягкому характеру и знаниям. Митрополит Антоний, возглавивший Высшее церковное управление, образованное русским духовенством за рубежом, отправил своего любимого ученика на Святую Землю. Цель этой поездки – проверить, как обстоят дела Русской Миссии в Палестине. СССР также заявил свои права на имущество, принадлежавшее Палестинскому Православному обществу. Советский полпред в Лондоне Л.Б. Красин пытался отсудить бывшие российские территории. В 1920 г. Великобритания получила официальный мандат на управление Палестиной, и английские власти, водворившиеся на Святой Земле, встали на сторону русского зарубежного духовенства. Этому поспособствовал также авторитет митрополита Антония, посетившего Иерусалим в 1924 г., после чего «Русская Палестина» юридически перешла под управление «карловчан», Высшего церковного управления, образованного в Сремских Карловцах (Сербия) в 1921 г. Для повышения статуса Миссии в Иерусалиме должен был находиться архиерей, которым стал Анастасий (подробнее см.: Лисовой Н. Подворья Императорского Православного Палестинского Общества в Иерусалиме. М: Индрик, 2012).
Большинство писем отослано Шмелеву именно из Иерусалима, где владыка прослужил на благо Миссии десять лет. Несколько писем адресно принадлежат к посещению Анастасием Соборов ВЦУ (Высшее церковное управление) в Сремских Карловцах. Между «карловчанами», под чьей юрисдикцией остались приходы на Балканах, в Германии и на Дальнем Востоке, и митрополитом Евлогием, ведавшим западноевропейскими приходами, постоянно возникали местнические споры. Это служило поводом к созыву Соборов. Русская Зарубежная Церковь пребывала с момента своего существования в постоянных расколах и основной конфликт происходил из-за управления приходами во Франции, где сосредоточилось большинство беженцев. До 1927 г. Карловац-кий Собор и митрополит Евлогий признавали свою зависимость от Московской Патриархии. Но со смертью патриарха Тихона и назначением на его место митрополита Сергия (Страгородского) ситуация изменилась. Местоблюститель потребовал от «карловчан» и Евлогия подписать документ о лояльности советскому правительству и о прекращении любой пропаганды против большевистской власти. В большей части европейских приходов документ о «лояльности» подписали, за что митрополит Антоний объявил их отступниками, отпавшими от спасительного церковного единства и «связавшимися с врагами Христа и святой Церкви». Евлогию ненадолго удалось продержаться в безусловном подчинении Московской Патриархии, после малейшего нарушения лояльности местоблюститель запретил его в служении. Тогда митрополит обратился к патриарху Константинопольскому (Фотию II) с просьбой принять его под юрисдикцию греческой церкви. Это был шаг к усугублению раскола Русского зарубежного духовенства, часть которого, по инициативе Евлогия, вошла в состав Константинопольской Патриархии (подробнее см.: Цыпин В., прот. Русская православная Церковь. 1917–1990. М.: Издательский дом «Хроника», 1994).
Анастасий занимал стороннюю позицию; с одной стороны, он являлся преданным соратником митрополита Антония и придерживался линии «карловчан», но, с другой, соглашался с завещанием патриарха Тихона. Смысл этого документа был однозначен: не допускать уступок в области веры и канонов, но подчиняться советской власти, как попущенной волей Божией.
Болезнь старейшего иерарха Зарубежной Церкви митрополита Антония в 1935 г. вынудила искать ему преемника, которым избирается епископ Анастасий, возведенный в сан митрополита. Он берет на себя все функции своего учителя, покидает Иерусалим, через год, со смертью Антония, и принимает в управление все приходы «карловчан». Его мягкость и обходительность способствовали дружеским отношениям с поместными церквами. На Святой Земле он поддерживал патриарха Иерусалимского Дамиана в период внутренней смуты и участвовал в хиротонии епископов. Ему оказывал покровительство сербский патриарх Варнава, под чьим патронажем проходили совещания Русской Церкви за рубежом в Сремских Карловцах.
Анастасий не посвящал Шмелева в причину несогласий между «карловчанами» и «евлогианами», в его письмах промелькнул только намек на церковные споры. Можно заключить, что Иван Сергеевич интересовался этим вопросом, но его корреспондент уклонялся от сложного разговора. Шмелев посещал Сергиевское подворье в Париже, созданное митрополитом Евлогием, и находился в тесном знакомстве с богословом А.В. Карташевым, принадлежавшим к числу «евлогиан». Другой близкий Шмелеву человек философ Ильин находился на стороне митрополита Антония и посещал приход, подпадавший под его юрисдикцию. Но эти противоречия не преграждали путь общению. По адресованным Шмелеву письмам заметно, что Анастасий ставил высоко авторитет Карташева, как церковного историка и направлял за нужными сведениями к нему. Несомненно, Ильин и Шмелев желали примирения митрополитов Евлогия и Антония. В шутливой форме Ильин изложил свой взгляд на раскол в среде зарубежного духовенства: «И пусть умолкнет похоть власти // Уснут монашеские страсти // И учинится дух един!» (Ильин И.А. Переписка двух Иванов. 1927–1934 // Ильин И.А. Собр. соч. М., 2000. С. 485).
С целью примирения с Евлогием Анастасий посещает Париж в 1935 г. и ему удается найти общий язык с главой западноевропейских приходов. Об этом визите он упоминает в письме Шмелеву от 4/17 марта 1936 г. и сожалеет, что встреча их со Шмелевым не состоялась. Не произошло свидание Шмелева и Анастасия год спустя во второй приезд во Францию.
В эмиграции Шмелев искал своего духовного наставника, способного понять его не только как человека, но и как писателя. Образ священника появляется еще в ранних его сочинениях, скорее в ученических пробах пера. В гимназии Шмелев написал роман «Два лагеря» (1894). Рукопись сохранилась в дореволюционном архиве писателя. Среди героев романа присутствует сельский батюшка отец Василий. Основная его особенность – это стремление к знаниям; он снабжает крестьян сведениями о правильном научном устройстве их частных хозяйств. Тем не менее, юный писатель видел обратную сторону учености отца Василия: в церкви он показан беспомощным перед мужицкой массой, бессильным зажечь и увлечь евангельским словом, на его проповедях, сложенных по всем правилам риторики, мужики потеют от усилий что-либо понять.
Очерки «На скалах Валаама» (1897), первая книга писателя, обнаруживают интерес Шмелева к монашеской традиции, его поразила осведомленность отрекшихся от мира людей в вопросах техники. Бытовые рассказы Шмелева, созданные между революцией 1905 г. и Первой мировой также дают очень типичный для той поры образ священника, чья духовность ставится под сомнение. Шмелев избирает сюжетом своего рассказа «По приходу» (1913) объезд священником на Рождество своих богатых прихожан с целью заработка.
Эмиграция заставила писателя пересмотреть былые взгляды и идеалы, один и тот же сюжет поздравления духовенством предпринимателя или купца-подрядчика получает в послереволюционном творчестве иную окраску. Он пишет «Именины» (1943), один из очерков «Лета Господня», в котором появляются два духовных лица – излюбленный образ отца Василия и совершенно новый для Шмелева персонаж: преосвященный, сухонький монах. Оба героя описаны по-разному: портрет приходского священника оформлен в ироническом ключе, а преосвященный, несмотря на высокий сан, выглядит в интерпретации писателя, похожим на ребенка, согласно евангельским словам «будьте как дети». Хотя заступление Анастасия на должность помощника Московского митрополита произошло уже в начале XX века, а события, описанные в «Лете Господнем», относятся к началу 1880-х, прототипом шмелевского преосвященного выступил именно будущий глава РЦЗ и корреспондент писателя. Родился этот образ у Шмелева после 1936 г., когда переписка с митрополитом прекратилась на несколько лет. Но в квартире писателя висела на стене его фотография. Так же рассказами о владыке его могли снабдить их общие знакомые.
По сохранившимся об Анастасии воспоминаниям внешний его облик вполне совпадает с портретом преосвященного из «Именин» Шмелева. Основной чертой владыки была его аскеза, внутренняя и внешняя, знавшим его запомнились маленькие сухие руки, перебирающие четки. Оставил след по себе голос Анастасия, тембр: «Его, такой своеобразно приятный, с некоторыми носовыми интонациями, голос звучал ясно и отчетливо. Слово его было образно, сжато, глубоко по мысли, отличаясь какой-то проницательной, чарующей цветистостью» (Месняев Г. Минувшее // Россия. 1966. 25 мая). Анастасий не навязывал своего мнения в разговоре, грамотно пасторски вел диалог и обнаруживал свою осведомленность во многих предметах: «Он умел вести беседу за столом, умел приноровиться к собеседнику,