с, в сторону Тбилиси. Как уедет, хочется и мне отдохнуть, последнее время ужасно болят ноги в коленках, как деревянные, хотя бы паралич не хватил, может, ревматизм, а вообще-то старость, сколько можно еще жить. Впереди зима, сколько забот опять ляжет на меня, если буду здорова. Сегодня первый день за все лето как сбегала к Ю.П., т. к. мне сказали, что В.Н. болен. Он очень похудел, у него экзема (наверно, от собак), все чешется, и астма, и с Ю.П. все ссорятся, вспоминают о делах давно минувших, ревнует Ю.П. его к Гл. Пав., оба выдавали все секреты, переплевывались, но в день отъезда Г П. помирились, т. к. всем уже за 70 лет, осталось уже немного. Это все Н. Ник, передает, а потом все начинают сначала вспоминать. Юлия Петровна на днях уезжает, она прожила 2 мес., лечилась на наших новых источниках вот уже 2-й год, говорит, ей легче, а ведь ноги у нее ужасные. Что-то Сережа мне ничего не черкнул, как он себя чувствует, как его дела, как товарищи, нашел ли он своего друга, о котором скучал и ждал письма. Его фигурки, что он лепил, у меня не этажерке, смотрю и всегда вспоминаю вас. Почему я такая бедная, а как бы много я всего сделала для вас, если бы в моих руках были денежки, посылала бы вам посылки. «Бодливой корове бог рог не дает!»
С удовольствием прочла «Три товарища», что бы еще такое почитать? Дрелька, Степа, Руслан, Джильда и Пират — все шлют привет и желают, чтобы вы их не забывали и почаще писали.
Крепко вас всех целуем, дорогие мои, милые друзья. Пожелаю вам здоровья и благополучия.
Дорогой Варлуша, как твое питание, не забывай о калориях, необходимых для тебя.
Еще раз всем желаю счастья.
Люб. вас Галя.
Г.Т. Сорохтина — В.Т. Шаламову
Мой милый, дорогой Варлуша!
Что-то давненько о тебе нет весточки, и терзаюсь думами, здоров ли ты? Погода, такая не установившаяся, то тепло, то холодно, особенно вечерами. Правда у нас нынче не было ничуточки снега, но все равно холодновато. Деревья все уже отцвели, кругом много зелени, цветут кусты жасмина, ирисы и т. д. Сегодня на рынке уже появилась клубника. Помидоры высажены у некоторых, как наши соседи, уже цветут и в парниках огурцы. Ноги мои все еще болят, особенно когда потаскаю тяжести или поколю дрова, ничего не поделаешь — старость не радость, иногда так хочется, чтобы и обо мне так позаботились, как делаю я, но это мечта.
Писала ли я тебе, что получила с Ухты письмо, там горе, у Стасика — мужа Леночки, умерла мать. Днем она была в кино и на вечер купила билеты Лене и Стасику, а сама осталась с детьми, кстати, ты теперь дедушка двоих внуков — близнецов, очень милые хорошие детки! Вадик и Костя. И вот когда Лена пришла из кино, звонят, стучат, слышат, дети плачут, никто не открывает. Тогда дверь взломали. Сидит Map. Ив. у стола, подперев рукой лицо, и уже мертвая. Смерть красивая, легкая, но все же жаль ее, ей ведь вот-вот должно было исполнится 60 лет, могла бы еще пожить, была здорова и приехала посидеть и помочь Лене и сыну в хозяйстве. Стасик очень хороший, прекрасный человек, он у меня два раза отдыхал, вообще чудесный парень, большая умница, ему 28, он занимает ответственную должность главного инженера строительства и т. д.
Не знаю, писала ли тебе сама Лена, но она очень переживает отчуждение, которое поняла, и хочет тебя видеть. Девочка она умная, работает инженером и семья, здоровье тоже не особенно, после той болезни.
Насчет книг я тогда ужасно огорчилась, что так на почте у нас, воровство, стыдно в наше время, и взяла и написала министру связи в Москву, что ты послал мне к 60-летию подарок — книги и они пропали, как это можно.
Москва сейчас же мне письмо, что будут разыскивать, потом послали в Тбилиси, а оттуда сюда, пришли ко мне из гл. почты и нашей начальник, что, мол, послано простой бандеролью, почта не может отвечать, а тогда, говорю, значит, нельзя принимать простые бандероли, стыдно за вас. Наш начальник почты просил написать, что я претензий к нему не имею, правда, это, конечно, не у нас украли. Вообще все они жулики. Меня уж очень возмутило, что все надо застраховывать, иначе пропадет, где же честность и порядочность, о кот. на каждом шагу твердят. Воруй кому не лень!
После этого Москва мне снова прислали, что будут относиться построже. Все это ерунда, а книжки пропали и денежки ты затратил, а их и так мало. Я тебе, кажется, писала, что Вова работает на производстве, на «Электроприборе» около рынка — Работает механиком и сварщиком. Производство новое, денег плохо дают, вот уже 2 мес. нет жалованья. Банк не отпускает, пока не будет продукции. Map. Фран. работает напротив их и узнает, когда и что. Там обеды и повар. 19 лет Валерик, моей крестницы брат, мать бывшая — Квасова, у кот. мы купили наш участок и где Сергей рядом живет, так вот Валерик Вове отпускает обед как родственнику, считают они нас родными. Что-то давно от Вадима нет письма, здоровы ли все они?
Зина тоже написала, что все болеет и переход на пенсию страшит, будет скучно, но и устала с той работой, я ее звала, но у нее давление, в жару боится, но у нас меньше жары, чем у вас, по-моему, у нас море, ионы, все это облегчает, вот Ел. Пант. у нее 240 бывает, но она не чувствует так себя плохо. А В.Н. и Борис накупили себе (да и многие) аппараты (наз. ионизированный воздух) и теперь у них у всех в комнатах горный свежий воздух, особенно у кого астма и сердце. Купите и вы, пожалуйста, себе. Если буду жива летом, то заработаю вам на аппарат. Борис говорит: я стал себя прекрасно чувствовать, потом он пьет какое-то маточкино пчелиное молоко, и В.Н. говорит, когда работает в комнате эта штука, то, говорит, легко дышать, помогает от стенокардии (так, что ли, называется это). Здесь сейчас этих нет в магазинах, сразу все раскупили, но, наверно, будут. Как Оля, Сережа? Как они себя чувствуют? Привет им, что-то Сережа никогда не напишет.
Целую вас всех. Будьте здоровы.
Галя
P.S. Не сердись, может, что и не так написала — «стар, что мал!»
В.Т. Шаламов — Г.Т. Сорохтиной
Догорая Галя.
Поздравляю Вову и Любу от всего сердца, желаю счастья, согласия, мира.
Может быть, тебе будет полегче с хозяйством. В книге Бенка отмечается особым образом большая положительная — культурная, нравственная — роль русских миссионеров на Алеутских островах. Это же подчеркивается и в редакционных примечаниях. Вениаминов, о котором идет речь в книге, как о выдающемся ученом-этнографе — православный священник, будущий (в середине XIX века) митрополит Московский Иннокентий.
Крепко целую.
В.
Переписка В.Т. Шаламова с родственниками вводит читателя в круг больших и малых интересов семьи — от знакомства с Б.Л. Пастернаком и стихов самого Шаламова до семейных ссор, болезней, планов на огородничество в Сухуми и т. п.
Думается, чтение переписки будет понятнее, если обрисовать родственные семейные связи.
Первая жена В.Т. Шаламова — Гудзь Галина Игнатьевна (1910–1986 г.), брак их длился с 1934 по 1956 г. Юридически Галина Игнатьевна развелась с мужем, когда он был в заключении.
Некоторые имена принадлежат подругам и близким людям родных Шаламова. К сожалению, нет источников для их комментирования: Александра Борисовна, Варвара Павловна, Алла, Мария Алексеевна, «Дядя Сережа» и Мария Иосифовна из Калинина, Владимир Николаевич, Юлия Петровна, Марина и другие… Эти люди входили в окружение родных.
Упоминается в письмах вторая жена В.Т. Шаламова — Ольга Сергеевна Неклюдова (1909–1989), писательница, брак с Шаламовым 1956–1965 г. Сережа — ее сын, Сергей Юрьевич Неклюдов.
1954 — 1968
Переписка с Добровольским А.З
В.Т. Шаламов — А.З. Добровольскому[48]
13 августа 1954 г.
пос. Туркмен.[49]
Дорогой Аркадий Захарович.
Премного благодарен за несколько любезных фраз, уместившихся на открытку казенного формата. Мне было бы надо начать с извинений, поскольку, кажется, уехавший должен первым писать на старые адреса. И в этом отношении любезность Ваша вполне мной оценена. Однако, по небрежности ли просто или в силу скептицизма в отношении летательных аппаратов тяжелее воздуха Вы послали эту открытку земным и морским путем, и она добралась до меня лишь 2 дня назад, а ведь писана была в двадцатых числах июня. Кроме того, по адресу Редкино, Озерки писать уже бесполезно, я сменил место работы и жительства, и теперь адрес такой: ст. Решетниково Окт. ж. д. Калининской обл., п/о Туркмен, до востребования. Ответ не задерживайте, пишите скорее, больше.
Вы, именно Вы должны были понять, как хочется мне поделиться и сомнениями, и радостями с Вами — потому что в целом свете у меня нет человека, который бы лучше Вас, с полным знанием дела мог оценить любую сторону моего бытия, поведения, ощущения в силу сходности нашей личной судьбы. Это Вам, я полагаю, ясно. Поэтому прошу писать немедленно и много. То, что я 7 месяцев не даю о себе знать, находит тысячи извинений, которые Вы также обязаны принять. Встреча с миром, который успел сделаться если не чужим, то иным для меня, чем был когда-то. Встреча с женой, которая (встреча) наряду с глубочайшими радостями и великим удовлетворением нравственным, кое в чем звала (и не могла не звать) и к раздумьям и диктовала какие-то новые, не предвиденные мной решения. Время ведь шло и шло, она сражалась с жизнью одна, в меру своего разумения и своей, только своей, а не нашей силы. То, что было ее гордостью, могло и не быть гордостью для меня. Кое в чем надо было уступить, на чем-то настоять, а ведь все — урывками, на улицах, в метро, на людях. Это нелегкая штука, поверьте, и требует большого нравственного напряжения. А важность ее неизмерима. Я ведь имею смелость считать подвиг моей жены не ниже деяний русских героинь 20-х годов прошлого столетия. Это— первое. Второе — это дочь, которую я вовсе не видел, и — что гораздо серьезнее — она вовсе не видела меня. А ведь ей 19 лет, это взрослый человек. Этот орешек тоже надо было разгрызть, и нельзя сказать, чтобы я не поломал зубов при этой операции. Наконец, встреча с Б[орисом] Леонидовичем на второй же день моего приезда — встреча, которой я живу и сейчас и которая была для меня оправданием всей моей жизни. Даже встреча с родным городом, с камнями, площадями