Мне уже захотелось домой. Холодный вечерний воздух жалил щеки, и я плотнее запахнул телогрейку.
– Пошли быстрее. И не сворачивай с тропы, тут полно капканов.
Альта кивнула и засеменила за мной следом, подобрав юбки. Но когда тропинка пошла через лес, уже перед самым нашим домом, свернула и побежала к просвету меж деревьев. Я слышал, как хрустит под ее ногами подернутая морозцем высокая трава на берегу рва, отгораживающего лес от старого замка. Потом с металлическим стуком заскользили по льду каблуки, и, когда я оглянулся, она уже была на середине рва. Альта шла и хихикала, слегка поскальзываясь на каждом шагу и расставив руки в стороны, чтобы не упасть. Впереди на фоне огненного неба высились черные голые руины старого замка.
– Альта! Вернись!
– Сейчас!
Я выругался сквозь зубы. Холод стоял невыносимый, каждый дюйм открытой кожи задубел. Да и сумерки густели.
В детстве мы на спор лазали в эти руины, но то было весной и летом. Помню, как солнце заливало зеленые стены, сплошь заросшие плющом, гладкая поверхность илистого рва переливалась нефритом, точно зеленый атлас, а в самом замке стояла глубокая мягкая тишина, нарушаемая лишь нашим смехом и притворными испуганными визгами. Но сейчас, глядя на эти ветхие стены на фоне неприветливого зимнего пейзажа, я почти поверил, что замок населен привидениями.
Скользя и пошатываясь, Альта добралась до края рва, на миг остановилась и помахала мне. Потом она полезла вверх по склону и скрылась в полуразрушенном дверном проеме.
– Черт тебя дери, Альта, – я сделал глубокий вдох, и морозный воздух обжег горло. Пришлось и мне ступить на лед; я пошел, ступая тверже и осторожнее Альты. Зима наступила недавно, ров только схватился – совсем обмелевший, он всегда замерзал первым, ведь работы по углублению дна не проводили уже несколько веков. Ручей у водяной мельницы и каналы с другого края деревни еще даже не начинали замерзать, но здесь лед под ногами хотя и трескался, но не проламывался, и я добрался до противоположного берега в целости.
Альты нигде не было – ни шевеления, ни звука, словно руины замерзли. Голые деревья на фоне заката напоминали рисунок тушью.
– Альта, – позвал я негромко: что-то заставило меня понизить голос до полушепота. Я медленно взобрался наверх и пошел вдоль стены замка, надеясь увидеть сестру. Наконец я заметил узкий проход в невысокой стене и очутился на круглой лужайке. Впереди высилась разрушенная башня. В центре лужайки когда-то был огромный колодец, но много лет назад его засыпали и накрыли каменной плитой с вырезанной на ней лежащей фигурой. Плита напоминала надгробие. Слева я заметил каменную лестницу ведущую к двери, увитой облысевшим плющом, и пустые окна башни, сквозь которые виднелись кроваво-алые занавеси облаков.
Где же она? Я откашлялся и позвал громче:
– Альта! Ради всего святого! – но мой голос все равно прозвучал тихо и сипло.
Тишина. Где-то вдалеке вскрикнула и замолкла птица. Ощутив покалывание в затылке, словно под чьим-то взглядом, я медленно обернулся. Чувство, что за мной следят, не покидало меня, в какую бы сторону я ни поворачивался. Однако меня окружал лишь голый лед, пустые окна и двери. Все застыло в ожидании.
Наконец я вернулся к заросшей лужайке и колодцу, накрытому плитой.
Внезапно изваяние на плите шевельнулось.
Мое сердце заклинило, как замок. Я попятился, нащупывая опору, но опереться было не на что. Последний луч солнца вдруг вспыхнул, ослепив меня и отбросив пурпурный отблеск на поверхность рва и тонкий слой снега на земле. Я моргнул. Картинка перед глазами прояснилась, и я увидел, что фигура села; лицо скрывал капюшон, а плащ и каменная плита в лучах заката отливали красным.
– Ты нарушил границу владений, – раздался мужской голос.
Я снова попятился и сунул руки в карманы. Кровь прилила к щекам. В высоких окнах насмешливо свистел ветер.
– Я ищу сестру, – я сглотнул, мой собственный голос звучал надтреснуто и хрипло.
– Значит, границу нарушила она.
– И ты, раз на то пошло.
– Откуда ты знаешь? – Незнакомец спрыгнул с каменной плиты и приблизился. Мы с ним были почти одного роста, но я, пожалуй, чуть ниже. Он откинул капюшон, и я смог разглядеть его лицо: тонкое, худощавое, с темными глазами. – Может, я нахожусь здесь по праву. В отличие от тебя.
Я уставился на него. Стремительно сгущались сумерки, словно пролитые на воду чернила. В темном плаще он казался частью заброшенного замка, его духом, пробудившимся к жизни, или призраком, восставшим из мертвых: бледное лицо со впалыми щеками напоминало лицо покойника. Я глубоко вздохнул; мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы спокойно пройти мимо него и заглянуть в дальние сумрачные углы в поисках Альты.
– Я сейчас уйду, – промолвил я.
– Как тебя зовут?
Я не ответил. Вокруг стояла полная тишина, контуры деревьев слились с густыми тенями. Я вгляделся в темноту, надеясь увидеть движение или край платья Альты.
– Дай угадаю. Ты похож на… Смита. Нет? Поучер? Фар-мер? – Я невольно вздрогнул, и он присвистнул. – Фармер? Угадал?
Не отвечая, я повернулся к нему спиной. В меркнущем свете серебристая поверхность замерзшего рва потускнела и стала свинцово-серой. Что-то зашуршало в кустах среди сучковатых рододендронов, росших вдоль дальнего берега, секунду спустя из травы выскочила лисица и убежала.
– А кстати, чьи эти кролики? Ты ведь знаешь, что наказание за браконьерство – депортация?
– Послушай… – Я слишком поздно вспомнил о кроличьих тушках, висевших на моем плече.
– Эмметт! – Голос Альты многократным эхом отскочил от каменных стен: я не сразу сообразил, откуда она меня звала. А потом бросился ей навстречу, радуясь, что могу повернуться к нему спиной. Нырнул в арку и вышел на маленький каменный мол.
Она махала мне, стоя чуть поодаль на берегу рва.
– Я нашла яблоки! – крикнула она. – Подмерзшие, но сладкие. А кто это с тобой?
Он пошел за мной следом. Я взглянул на него и крикнул Альте:
– Никто. Возвращайся немедленно!
Она пригляделась в тусклом свете.
– Привет, Никто, – произнесла она. – Меня Альтой зовут.
– А я – Люциан Дарне, – представился он и поклонился, взмахнув рукой, так низко и так церемонно, что, казалось, поклон занял целый час.
Моя сестра просияла и сделала книксен, словно не заметив насмешки.
– Пойдем, Альта. Я совсем закоченел. И нам запрещено сюда ходить.
– Ладно, ладно! Иду. Я просто хотела…
– Все, я ухожу. – Я повернулся и двинулся туда, откуда мы пришли, к другому берегу рва и тропинке, ведущей к дому.
– Сказала же, иду!
Я шел вперед, не останавливаясь, пробрался сквозь камыши и проверил лед ногой; впереди он просвечивал, и я обошел ненадежный участок чуть левее. Глубоко вздохнул, остановился и стал ждать Альту. Ее темная фигурка едва различалась среди деревьев на противоположном берегу рва. Дарне вышел на лед и стоял между мной и сестрой.
Сказала ли она что-то или мне послышалось? Наверное, нет, наверное, это был просто случайный звук в тишине, шорох птичьих крыльев или бормотание ветра в кустах. Но через миг Альта ступила на лед, неуклюже согнув одну руку и пытаясь удержать яблоки в сгибе локтя, и двинулась к середине рва. Она пошла не прямым путем, мимо Дарне, а забрела вправо, к самой широкой части, где лед еще не…
Он раскрылся под ней, как рот. Альта даже не успела понять, что случилось, коротко ойкнула, не успев закричать, а потом пропала из виду.
Я побежал, ощущая сопротивление воздуха, не дававшего мне двигаться быстрее. Ботинки скользили по мертвой траве, я терял равновесие и задыхался, словно под лед провалилась не моя сестра, а я сам.
– Все в порядке! Не приближайся! – Он подоспел к ней первым.
Альта поднялась на ноги, отфыркиваясь, – темная вода была ей по пояс. Люциан Дарне сбросил плащ и кинул ей, как веревку; она ухватилась, и он вытащил ее на лед. Затем встряхнул плащ и завернул в него Альту так плотно, что та стала похожа на черный узелок, из которого выглядывало одно лицо. Когда я наконец подошел, он встал и помог ей подняться на ноги.
– Где вы живете? Далеко?
– Недалеко. Десять минут пешком.
– Я отвезу ее. Она продрогнет до смерти.
– Мы сами справимся, спасибо. – Но Альта страшно хрипела: свистящий звук, вырывавшийся из ее груди, был ужасным, словно кто-то раздувал сломанные меха. Когда я потянулся и взял ее за руку, мой голос сорвался на крик: – О чем ты думала, Альта? Ты могла бы…
– Верхом быстрее будет. Моя лошадь за мостом. Альта покажет путь. Ты же знаешь дорогу, Альта?
Она закашлялась и кивнула.
– Прошу, Эмметт… мне так холодно…
Я хотел было сказать, что прогулка до дома ее согреет, но она дрожала, а сквозь плащ Дарне просачивалась ледяная вода. – Хорошо. Пойдемте. – Я повернулся к нему. – Надеюсь, ты доставишь ее в целости, иначе…
Но он уже бежал к мосту, и Альта ковыляла за ним. Я смотрел им вслед: они скрылись среди деревьев. В сумерках казалось, что кусты рододендрона подкрались ближе и укоротили тропинку; вскоре я уже не видел их спин, но голос Дарне раздавался в морозном чистом воздухе, а потом я услышал стук копыт. Внезапно я остался один. Висевшая на плече связка кроликов была тяжелой и сырой, их шерсть – мягкой, как плесень. Меня пробрала дрожь, и я понял, что совсем закоченел.
Я повернулся и поплелся домой.
Дома никто не обратил на меня внимания. Под лестницей на кухне я остановился и посмотрел вверх. Мама суетилась в спальне, разводила огонь, и голос ее звучал гулко, отдаваясь от стенок очага. Альта сипло отвечала. Наверху лестницы стояли отец и Дарне; если бы они посмотрели вниз, то увидели бы меня. Они разговаривали. Папа ссутулил плечи, как делал, беседуя с учителем или судебным приставом из Каслфорда, иногда приезжавшим в деревню навестить брата; Дарне сказал что-то, и он рассмеялся с коротким подобострастным жестом. В ответ гость улыбнулся и откинул со лба прядь волос. На нем была моя лучшая рубашка. Манжеты обтрепались, а воротник пожелтел от времени.