– Хочешь пойти ко мне секретарем? – вдруг спросил Дарне.
До меня не сразу дошел смысл сказанного.
– Что?
– Мне нужен секретарь. Само собой, с приличным жалованьем. Работа несложная: писать письма, давать советы и все такое прочее. Не перебивай, – добавил он, резко развернувшись ко мне. – Дай мне хоть раз договорить и послушай, прошу. Я хочу те… мне нужен человек с незамутненным взглядом, тот, чья голова не забита всей этой ерундой. Да, ты будешь получать жалованье, но я не прошу тебя идти ко мне в услужение. А если тебе не понравится, можешь уйти в любой момент.
Я повернулся к горизонту и вгляделся в приближающееся грозовое облако. Его зазубренная кромка напоминала край устричной раковины: жемчужно-серая оборка на темном фоне. Что бы он ни говорил, начав работать на него, я стану его слугой. Я представил себя управляющим поместья Арчимбольта, его лесами и сельскохозяйственными угодьями. Отдельный кабинет в Новом доме и жалованье, на которое отец с матерью могли бы…
– У меня уже есть работа, если ты не заметил, – ответил я.
– Заметил. Но ты же не планируешь всю жизнь работать на отцовской ферме?
Я поджал большие пальцы ног, чувствуя, как просела под подошвами рыхлая земля.
– Когда отец состарится, ферма станет моей.
– Да, но…
– Да, но что! По-твоему, этого мало? – Я повернулся к нему лицом и приосанился, почти сравнявшись с ним ростом. – Или ты хочешь сказать, что любой, будь у него выбор, предпочел бы стать таким, как ты, чем работать на ферме?
– Прекрати! – Он покачал головой. – Я совсем не то хотел сказать. Я предлагаю тебе другую жизнь. Вот и все.
– Мне не нужна другая жизнь.
Наступила тишина. Я топтал лоскут травы, пока совсем не примял его к земле вперемешку с комьями грязи. Я знал – стань я управляющим, мог бы вдохнуть жизнь в запущенное поместье Дарне; отец стал бы спорить со мной, говорить, что я слишком мал и не ведаю, о чем говорю, но у меня не было сомнений, что я смог бы увеличить урожаи вдвое, а дичи развелось бы столько, что хватило бы и браконьерам.
Взглянув на Дарне, я увидел, что тот смотрит на меня; напряженные морщинки залегли вокруг его губ и глаз, будто он силился скрыть от меня свои мысли.
– Но ты хотел бы попробовать?
Я стиснул зубы, с трудом представив, как подчиняюсь его приказам. А когда они с Альтой поженятся…
– А если не соглашусь, – ответил я, – ты найдешь кого-то еще на это место?
– Мне нужен ты. Если откажешься, я больше никого искать не стану. – Он изменился в лице. – Так что скажешь?
– Нет, – ответил я.
– Эмметт…
– Нет.
Он закрыл глаза с видом человека, потерпевшего поражение. Затем вздохнул и начал спускаться вниз, на поле, к тропинке, ведущей к дому.
– Будь проклят ты и твоя гордость, – обессиленно выпалил он.
– Гордость? Это я-то гордец?
Он не ответил. Кажется, он даже не слышал меня.
Я поплелся вслед за ним. Глина налипла на ботинки, и каждый шаг давался с трудом.
Желая нарушить тягостное молчание, я произнес:
– А разве твой дядя не захочет сам выбрать тебе помощника?
– Дядя тут ни при чем. Когда-нибудь я вернусь в Каслфорд и стану работать на отца, управлять его фабриками.
– Погоди, – опешил я, – а я-то думал… ты планируешь вернуться в Каслфорд?
– Да, если отец соизволит положить конец моей ссылке. – Он глянул на меня через плечо и тоже остановился. – А ты что думал? Меня отправили сюда в наказание. Разрешили выбрать: или к дяде, или в дом для умалишенных. Я и не собирался оставаться здесь навсегда. Вот почему я хотел, чтобы ты… Впрочем, забудь. Как-нибудь переживу.
Я зарылся пятками в грязь и надавил, прорвав слой травы и увязнув в глине по самые щиколотки.
– А как же Альта?
– А что с ней? Мне нужен ты, а не Альта.
Он резко сорвался с места, и я чуть не поскользнулся, пытаясь его нагнать. Облака сбились темной грядой, серая пелена окутала все вокруг. Вдалеке, на другом краю долины, бледная завеса дождя опустилась на Новый дом и руины старого замка.
Мы подошли к каменной стене у подножия холма. В стене была вырублена лестница. Дарне молча перелез и стал ждать меня на противоположной стороне, повернувшись спиной. Колокольчики здесь уже отцвели; их примятые пожухлые листья покрывали глинистый склон. Каркнул и затих ворон.
Я слышал его дыхание. В его волосах застрял кусочек коры почти такого же цвета, как растрепавшиеся прядки, шея сзади перепачкалась зеленым лишайником.
– А что ты натворил? – спросил я.
– Что?
– За что тебя наказали?
Он медленно повернулся ко мне. Его глаза тревожно округлились; он явно хотел рассказать мне о чем-то, но не мог. Или мог, но не хотел.
– Неважно, – ответил он, – все равно это больше не повторится.
Вдруг пошел град. Мы инстинктивно бросились к ближайшему дереву, но почки еще только распустились, и редкая листва не могла нас укрыть. Клякса дрожала, сжавшись в комок у ног Дарне. Градины били меня по голове и плечам, таяли и стекали вниз ледяными струйками.
– Лучше нам вернуться, – сказал я, пытаясь перекричать стук града. – Можем выпить чего-нибудь горячего…
– Ты иди. А я пойду домой.
– Дарне…
– Оставь меня в покое. Со мной все в порядке.
Он не дал мне шанс ответить. Не успел я возразить, как он перемахнул через ручей и побежал по полю, поскальзываясь в грязи. Его одежда вмиг промокла, по спине стекали струи. Может, мне и следовало пойти за ним, но сначала я решил, что слишком рано, а потом стало поздно; нужный момент я упустил.
XVI
Дарне больше ни разу не упоминал о своем намерении вернуться в Каслфорд. Я даже решил, что, возможно, неправильно понял его. Быть может, он имел в виду «вернуться ненадолго, а потом снова поселиться у дяди» или «наведаться в Каслфорд»? Слишком уж долго длилось его наказание. Я попытался представить его отца, но воображение рисовало лишь нечто вроде ярмарочной мишени с дырой вместо лица: видел его костюм, дорогие часы и цилиндр, но черты лица расплывались. Потом я попытался угадать, что же такого мог натворить Дарне, чтобы его захотели поместить в приют для умалишенных. Мысли об этом не давали мне покоя, как корка на ране, которую то и дело хочется ковырять; никак не мог отделаться от них, хотя они причиняли боль. Я думал об этом, когда мы сажали репу, расчищали поле от камней и засеивали его травой; навязчивые мысли зудели в голове, даже когда я спал, и маячили на грани сна и бодрствования. Иногда я даже думал во всем признаться Альте – но в чем? Что бы я сказал ей – что с Люцианом явно что-то не так, но что именно, я не знаю? Проще было держать все в секрете, притворяться дурачком и делать вид, что ничего не понимаю, когда она хмурилась и спрашивала, о чем я думаю.
Лишь в присутствии Дарне назойливые мысли отступали. Рядом с ним я забывал обо всем. Существовала лишь Клякса и новый трюк, которому она научилась, или забор, который я учил его чинить, или мешок голубей, что мы наловили по пути домой. Я с удивлением обнаружил, что Дарне никогда не держал в руках ружье. Он совершенно не умел стрелять и смеялся над собой, когда промазывал. В конце концов он вручил ружье мне и сказал: «Давай же, Фармер, я знаю, тебе не терпится показать мне, как это делается». Альта жалела голубей, когда те с глухим стуком падали в подлесок, но пирог с голубями всегда ела с большим аппетитом. Порой Дарне оставался ужинать.
На смену весне пришло знойное лето, словно река замедлила свой ход и из стремительного прозрачного потока обратилась в неторопливую извилистую зеленую ленту. У Альты прибавилось дел: телята выросли из грудного возраста, а значит, молока стало больше и можно было заняться приготовлением сливочного масла и сыра; потом настало время стричь овец – сначала наших, потом соседских, с фермы Хоумов и Грейтсов. Несколько дней мы виделись с Дарне лишь накоротке, когда тот приходил навестить Кляксу.
На следующий день после того, как мы достригли овец, я кормил свиней; отец стоял рядом, облокотившись о забор. Неожиданно он проговорил:
– Ты хорошо потрудился, сын. Возьми сегодня выходной, если хочешь. Попрошу Альфреда доделать твои дела. – Он потянулся и почесал свиноматке спинку прутиком. – Подожди юного господина Дарне, и идите гулять, чтобы он не путался тут под ногами.
Выходной в разгар летних работ – это было неслыханно, но спорить я не стал. Однако когда отец попросил взять с собой Альту, я понял, что все это затеяно ради нее – родители боялись, что Дарне утратит к ней интерес. Но я не придал этому значения.
Я никогда не ощущал такой свободы, как в тот день, когда мы углубились в леса лорда Арчимбольта – те самые леса, которые должны были принадлежать нам, – и прошли мимо Нового дома. Клякса уже научилась реагировать на кличку и всегда возвращалась, когда мы ее окликали, поэтому мы спустили собаку с поводка и дали побегать. Но потом, заболтавшись, напрочь забыли о ней, и когда Альта принялась ее звать, Клякса, вероятно, успела убежать слишком далеко, чтобы услышать нас. Поначалу мы не волновались. Клякса была умной собакой – гораздо умнее других, как утверждал Дарне, – и никогда не терялась. Но примерно через час я ощутил, как грудь моя сжимается от тревоги. В лесу стояли проржавевшие насквозь вековые капканы: вдруг она угодила в один из них и поранилась? Или застряла в лисьей норе, или столкнулась носом к носу с сердитым барсуком?
– Давайте разделимся, – предложила Альта. – Мы с Люцианом пойдем к реке. Встретимся через полчаса, Эмметт. – На Завершение Дарне подарил ей изящные карманные часики, и она театральным жестом достала их из кармана с одной-единственной целью: показать Дарне, как ей нравится подарок.
– Хорошо. Но только ты, Альта, иди к реке, – я схватил Дарне за руку, прежде чем тот успел возразить, – а мы пойдем вверх по склону. Мы быстрее ходим и успеем больше осмотреть.
Дарне бросил на меня косой взгляд, в котором промелькнуло что-то, но сказал лишь: