– Не тревожься за Кляксу, Фармер. С ней все будет в порядке.
– Я и не тревожусь.
Мы с ним стали взбираться по лесистому склону и вскоре очутились на дороге к Новому дому. Прямо перед нами выросла сторожка. Она совсем заросла; густая завеса плюща почти скрывала ее от глаз, но дверь была приоткрыта. Клякса вполне могла погнаться за крысой, прошмыгнувшей в дверь, и застрять меж половиц или вовсе провалиться под пол, сидеть там и звать на помощь.
– Пойдем, – сказал я и толкнул дверь.
Пол в доме был таким грязным, что под ногами хрустел песок. В центре стояли стол и два стула, один с провалившимся сиденьем; в углу лежала груда гниющих тряпок неизвестного назначения, высились стопки старых гроссбухов, покоробившихся от времени, и деревянные ящики. Пахло сыростью, хотя было жаркое лето, но сквозь прореху в потолке струился солнечный свет, а в разбитое окно дул теплый ветерок. Я огляделся, прислушался, но не услышал ни звука. К слову, пол тут оказался каменным: провалиться под него никак нельзя.
– Посмотрим наверху? – предложил Дарне.
Лестница покосилась, но все ступени были на месте. На втором этаже в центре пола зияла дыра, разинутая, точно беззубый рот, и солнечные лучи, проникавшее сквозь такую же широкую дыру в крыше, точнехонько в нее. Казалось, что-то огромное и тяжелое когда-то давно упало с неба, пробило крышу и пол и приземлилось в самом низу. Я сделал осторожный шаг вперед и позвал:
– Клякса! – Ответа не последовало. – Наверное, ее здесь нет.
Дарне вышел вперед и сделал несколько шагов по пыльным половицам.
– Ей бы здесь точно понравилось, – поморщился он. – И, кажется, я что-то слышал…
– Здесь могут быть крысы.
– Клякса! Ко мне! – Ни звука в ответ: лишь мягкое облачко пыли взметнулось и закружилось в луче солнца. Он обошел дыру в полу и направился в дальний угол комнаты, где в тени стояли высокие напольные часы. – Клякса!
Осторожно ступая, я следовал за ним.
– Альта наверняка ее уже нашла, – тихо пробормотал я.
– Но что, если она здесь застряла?
– Тут негде даже спрятаться.
Я оглядел комнату. Здесь не было ничего, кроме часов и нескольких старых картин, покрытых пятнами сырости; в углу притулился комод без дверцы и ящика. Будь Клякса здесь, мы бы ее уже увидели.
Дарне потянул себя за нижнюю губу.
– Ладно, – наконец произнес он. Он как будто бы хотел добавить что-то еще, но трижды чихнул и сказал: – Пойдем отсюда.
Мы вернулись к лестнице тем же путем, осторожно обогнув дыру в полу. Вдруг под моими ногами просели половицы, и я схватился за подоконник, чтобы не потерять равновесие. Дарне протянул руку, не касаясь меня, чтобы я мог ухватиться за него в случае опасности.
– Осторожно.
– Я осторожен.
– Просто дружеский сове… – Он вдруг замолк. Я взглянул на него: он смотрел куда-то в окно.
– Что там? – спросил я, но не успел договорить: он схватил меня за рукав и оттащил в угол. – Что…
– Тихо! – Он прижал меня к стене. Я ударился головой о напольные часы, и внутри деревянного каркаса тихо брякнули заржавевшие колокольчики.
Дарне вжался в угол рядом со мной.
– Там мой дядя. Он идет сюда. Не шевелись!
Я нахмурился. Он молча показал на мое ружье и провел пальцем по горлу. Я откинулся к стене; сердце бешено забилось. Если мы не пошевелимся… а дядя не станет подниматься наверх…
Внизу скрипнула и затворилась дверь. Я постарался дышать бесшумно и унять подступающую панику. На первом этаже послышались шаги. На миг мне показалось, что дядя собирается подняться по лестнице, и похолодел от страха, но нет: он ходил взад и вперед по комнате. Что он там делает? Сквозь дыру в потолке поднялись клубы приторносладкого трубочного дыма. Я сглотнул слюну, сдерживая кашель. Дарне посмотрел на меня, и я тихо кивнул: все в порядке.
Дверь снова скрипнула. В дом вошел кто-то еще. Я стиснул зубы, борясь с желанием заглянуть в дыру и посмотреть, кто это. Легкая поступь явно принадлежала женщине.
– Вот ты где. Охотилась на моих кроликов, браконьерка?
Мое сердце замерло.
– Да, сэр, и мне очень, очень стыдно, – раздался девичий голос.
Взмокнув от пота, я прижался к стене и вздохнул с облегчением. Голос принадлежал не Альте. Он принадлежал… я вдруг опешил, узнав этот певучий говор. Пераннон Купер. Пераннон? Ее-то как сюда занесло? И неужели она ловила кроликов? Братья ее, бывало, промышляли браконьерством, но Пераннон никогда не ходила в лес. Ее интересовали лишь мальчики и картинки с модными платьями; она планировала при любой возможности переехать в Каслфорд. Я не мог взять в толк, зачем ей охотиться на кроликов.
– Я видел тебя, – раздался голос лорда Арчимбольта. – У тебя в сумке большая, жирная, сочная куропатка!
Да чтобы Пераннон подстрелила куропатку? Я покосился на Дарне, но тот стоял, хмуро потупившись в пол.
– Ох, сэр, – отозвалась Пераннон. Она словно нарочно растягивала слова, подражая говору неграмотной крестьянки; так могла бы говорить ее бабушка. – Вы застали меня с поличным, сэр. А я-то, дурочка, попалась.
– Еще как попалась. Маленькая хулиганка.
– Простите меня, сэр, – ее голос дрогнул.
– Повтори!
– Ах, сэр. Я такая негодница! Я маленькая хулиганка!
– И ты знаешь, что бывает с такими маленькими негодницами, как ты?
– О… – Она судорожно вздохнула. – Прошу, лорд Ар-чимбольт, не трогайте меня, я всего лишь непослушная маленькая охотница… и обещаю, что больше не стану…
– Наклонись. И подними юбки.
Меня бросило в жар от стыда, но уже через секунду мне захотелось смеяться. Я сморщил нос и зажмурился, стараясь сдержать смех; Дарне зажал руками рот и прерывисто вдохнул. Только бы он на меня не посмотрел… Я поджал пальцы ног и стиснул кулаки. Стоит нам пикнуть, и…
Шлеп. Ремень хлестнул по голой коже. А потом Пераннон безо всякого выражения произнесла:
– О-о-о-о-о.
Я снова чуть не прыснул со смеху. Кажется, Пераннон совсем не умела притворяться! Мне стоило больших усилий не смотреть на Дарне; главное сейчас – не переглядываться, иначе мы точно рассмеемся; он и так уже весь трясся от беззвучного смеха.
– Вам полагается шесть ударов плетью, юная леди!
Шлеп.
– О-о-о-о-о. – Шлеп. – О-о-о-о-о. – Шлеп.
Последовала небольшая пауза, словно Пераннон уснула и пропустила свою реплику, но потом эта реплика прозвучала:
– О-о-о-о, сэр, прошу, не надо!
– Ты усвоила урок? – Снова пауза и шорох ткани. Затем лорд Арчимбольт издал долгий хриплый стон, за которым последовал ритмичный скрип. Пераннон тоже начала стонать, но невпопад.
Дарне зашевелился.
– Обещал шесть ударов плетью, а было четыре, – прошептал он так тихо, что его слова услышал только я.
Я прыснул. Он с силой зажал мне рот рукой, и я почувствовал кожу его ладони на своих зубах.
– Ш-ш-ш, – прошептал он, – они тебя услышат! – От неожиданности я укусил его, но не нарочно. Он отдернул руку, и мы встали плечом к плечу, судорожно дыша и пытаясь не рассмеяться в полный голос.
– Славная девочка, – пыхтел лорд Арчимбольт, – славная. То есть, я хотел сказать, плохая девчонка! Негодница!
– О да, сэр, вот так, как приятно! Простите меня, я больше так не буду!
Теперь они пыхтели и взвизгивали, как животные. Это было уже не так смешно. Стол скрипел все громче; к скрипу добавился другой звук – деревянные ножки стола царапали каменный пол. Я хотел было потянуться и заглянуть в дыру в полу, но Дарне меня опередил: он наклонился и вытянул голову, заглядывая в отверстие.
Скрип – царап – скрип – царап – о-о-о-о – скрип – царап…
Он резко отпрянул и прижал меня к стене, навалившись всем весом и тяжело дыша. С минуту мы стояли, замерев: вдруг нас услышат? – но ничего не изменилось: снизу доносились все те же ритмичные звуки.
Дарне пробормотал:
– Стол движется. Они прямо под нами. Посмотрят вверх и нас увидят.
Я заскрипел зубами. Угол напольных часов врезался мне в спину прямо меж лопаток. Дарне положил руку мне на грудь и не давал пошевелиться. Его лицо было совсем близко. Мне стало трудно дышать; его ребра впивались в мою грудь, от него исходил жар, и у меня закружилась голова. Я подумал было оттолкнуть его, но не осмелился. Снизу по-прежнему доносилось мерное «скрип – царап».
– О-о-о-о… о-о-о-о… – застонала Пераннон.
Я зажмурился, пытаясь не слушать ее, но мое воображение уже нарисовало отчетливую картину: Пераннон в страстном экстазе, возможно, притворяется, а может, нет. Я снова открыл глаза и попытался думать о чем-то еще – о чем угодно, кроме этого.
Но мне было некуда деться. Ощущая дыхание Дарне на своей шее, я чувствовал, как взмокли мои волосы и как напряжен, как натянут он. Его ладонь обжигала через рубашку – он прижал ее к моей груди чуть выше сердца. Сегодня вечером, раздевшись, я увижу на груди ее след, подумал я, но тут же спохватился – какая глупость! Я попытался думать о чем-то холодном – прохладной воде или льде, – но даже вперившись глазами в потолок, видел лишь мелкие капли пота на лбу Дарне и его взмокший воротник. Наверняка Пераннон сейчас тоже вся взмокла, и капли пота стекают в ложбинку меж ее грудей, а уж между ног…
Впился ногтями в ладони и уставился в потолок. Стал думать об отслаивающейся штукатурке и полосках облупившейся краски на стенах, скрутившихся, как пергаментные свитки. Сосчитал надколотые лепные розы, украшавшие выступ под потолком, – раз, два, три, четыре, пять, шесть…
Но все было напрасно. В паху потеплело, внизу живота знакомо заныло. Я прикусил язык и ощутил во рту соленый вкус. Кровь в паху пульсировала все сильнее, и вот уже по телу пробежали мурашки и подкосились колени. Как бы я ни противился, мое тело выдавало меня. Я громко сглотнул, Дарне пошевелился и посмотрел мне в глаза. Я отвел взгляд. Если бы он отошел хотя бы на шаг… Но он стоял слишком близко.
Может, он ничего не заметил?
Я покраснел, кожу саднило, будто лицо обгорело на солнце. Почему он так смотрит на меня?