Фармер дотрагивается до моего плеча.
– Не думай об этом.
– Не могу.
– Пойдем. – Он ступает на тропинку, ведущую к дому. По обе стороны от нее раскинулись широкие опустевшие луга. Кучки подтаявшего снега вот-вот поглотит океан бурой травы. Если кто-то сейчас наблюдает за нами из башен, мы как на ладони. Облака нависают над нами, как потолок. Я посматриваю на небо; кажется, будто с каждым мгновением оно опускается все ниже.
Пробраться в дом. Найти книгу. Выбраться. Все очень просто.
Тропинка сворачивает в рощицу и выводит нас на вершину холма. Дом построен из того же темного камня, что и стена. Он похож на крепость. В алебастровом фонтане перед домом нет воды. Фигуры русалок исполосованы зеленой плесенью. Я не поспеваю за Эмметтом.
– Подожди!
– Догоняй. – Он сворачивает влево и огибает дом. Позади – огромный двор и конюшни вдвое больше, чем у моего дяди. Окна смотрят на нас отовсюду. Блестят мокрые булыжники под ногами. В дальнем углу мужчина в рабочей одежде отрывается от своего занятия и смотрит на нас. Я останавливаюсь, оцепенев, но уже через миг он отворачивается и снова принимается поливать двор из ведра.
Эмметт окликивает меня.
– В чем дело?
– Он нас видел.
– Пусть. – Он пожимает плечами и идет через двор к двери черного хода. Я следую за ним. Он звонит в колокольчик.
– Эмметт, – я оглядываюсь. В любую минуту нас могут спросить, что мы здесь делаем. Мужчина в углу двора снова смотрит на меня, берет пустое ведро и несет в сарай. Он насвистывает. Свист кажется слишком громким.
Эмметт хмурится.
– В чем дело? – снова спрашивает он.
– Нельзя просто взять, позвонить в колокольчик и спросить разрешения порыться в библиотеке.
– Можно. Поверь.
В коридоре слышатся шаги. Чьи-то подошвы шаркают о камень.
Я оттаскиваю его от двери. Он спотыкается и заваливается вбок.
– Люциан, что ты делаешь?
– Пойдем к парадному входу. Я заболтаю дворецкого. С черного хода нас не пустят.
– Думаешь, увидят твой шикарный жилет и поверят тебе на слово?
– Все лучше, чем пытаться…
Тут дверь распахивается. На пороге стоит служанка в поношенном платье и сером переднике. На ней замызганные хлопковые нарукавники; в руках грязная тряпка.
– Салли, – говорит Эмметт, – помнишь меня? Я помощник де Хэвиленда. На прошлой неделе привез вам коробки.
Служанка таращится на него. Ее рот беззвучно складывается буквой «О».
Эмметт шагает вперед. Салли взвизгивает и чуть не спотыкается о придверный коврик. Затем, словно почувствовав облегчение, она шепчет:
– Мистер Эмметт?
– Да. Послушай…
– Но вы же умерли! Нам сказали, что вы погибли. Мистер Эннингтри сказал, что в газете написано…
Эмметт удивленно моргает.
– Я не умер. Это совершенно точно, – он расставляет руки, и мешок соскальзывает с плеча. – Смотри.
– Но… – Она поджимает губы. Впервые ее взгляд обращается ко мне. Она хмурится и слегка пружинит на месте, словно не зная, делать реверанс или нет. – Тогда ладно… пожалуй… но что вы здесь делаете? Мистер Эннингтри не предупреждал о доставке.
– Салли, слушай. Мне нужно поговорить с лордом Лэтворти. По важному делу.
– Его нет дома. Уехал на свадьбу. – Салли снова косится на меня. Я же воровато вынимаю розу из петлицы и прячу ее в карман.
– Я подожду. Проводи нас в библиотеку. Мы не доставим хлопот.
– Но мне нужно сперва спросить мистера Эннингтри… я не могу просто впустить вас в дом, вы всего лишь ученик… то есть, я хочу сказать, даже мистер де Хэвиленд сперва назначал встречу.
– Прошу, Салли, не зови мистера Эннингтри. Это секрет.
– Секрет? Меня могут вышвырнуть за такое.
– Дело касается переплета. Брось, Салли. Ты знаешь, кто я. Пожалуйста.
Она смотрит на него, хмурится, потом переводит взгляд на меня.
– Нет.
Воцаряется молчание. Салли завязывает тряпку в узел. Я чувствую запах полироли для серебра. В трещины на костяшках пальцев забилась розовая паста. Служанка коротко и с сожалением кивает, глядя в пространство между мной и Эмметтом, и начинает закрывать дверь.
Эмметт ставит ногу в щель между дверью и стеной.
– Подожди.
– Простите, мистер Эмметт. Но я не могу.
– Взгляни на меня. – Он подходит ближе. Девушка неподвижно стоит на пороге и смотрит в пол. – Взгляни на меня, Салли.
Девушка медленно поднимает голову.
Он наклоняется к ней. Его губы почти касаются ее уха.
– Делай, что я говорю, – произносит он очень тихо, – или я отниму всю твою жизнь.
Она ахает. В глазах вспыхивает страх.
– Мистер Фармер, сэр…
– Ты же знаешь, что я имею в виду, верно? Я заберу твои воспоминания и сделаю из них книгу. Ты не вспомнишь даже своего имени. – Он замолкает. Я сам еле дышу. Эмметт тихонько толкает дверь, и Салли отступает на шаг, давая ему пройти. – Поверь, мне не хочется этого делать. Ты мне нравишься. Но мне нужно попасть в библиотеку. Сейчас.
Она поднимает голову. Ее лицо побелело.
– Прошу… не надо…
– Вот умница. – Он проходит мимо нее в узкий тускло освещенный коридор и подзывает меня, не оборачиваясь. – Сейчас мы пойдем в библиотеку. А ты проследи, чтобы нас никто не побеспокоил, и все будет в порядке. Поняла?
Салли кивает и откашливается.
– А когда милорд вернется?
– Придешь и доложишь.
Салли снова кивает и продолжает кивать, не отрывая глаз от Эмметта. Она показывает в конец коридора:
– Мне проводить вас в библиотеку?
– Я помню дорогу. Возвращайся к своим делам. И никому не говори, что мы здесь. Обещаешь?
– Обещаю. – Салли ждет, пока Эмметт отпустит ее, и поспешно уходит. У двери она долго возится с ручкой, та наконец поворачивается, и дверь за девушкой закрывается.
Эмметт вздыхает с облегчением. Упирается в стену и наклоняется вперед. Он дрожит так же, как минуту назад дрожала Салли. Постояв так немного, он выпрямляется.
– Пойдем. Кажется, нам сюда. Может, и стоило попросить Салли проводить нас. Но у меня все мысли перепутались.
Он толкает другую дверь. Она ведет в такой же коридор, исчезающий во тьме, подобно тоннелю. Стены покрашены в зеленый и кремовый, как на половине слуг у нас дома. Эмметт спешит по коридору, считая двери. Наконец останавливается и открывает одну из них. Тихо чертыхается и пробует следующую. Затем хватает меня за рукав и затаскивает внутрь.
Мы в парадной половине. Слева от нас – широкая лестница с мраморной балюстрадой. Справа – двери в гостиную. Мы проходим по широкой длинной галерее. Солнечный свет проникает сквозь оконные решетки и рисует на полу ромбовидный узор. Стены увешаны огромными картинами – батальными полотнами; охотничьими сценками. Звери на картинах скалят зубы; алеет кровь.
Останавливаемся у последней двери в конце галереи. От готовности пуститься в бегство в любой момент у меня начинает болеть голова. Эмметт открывает дверь и медленно выдыхает. Он делает шаг в сторону, как часовой, пропуская меня вперед. Затем заходит вслед за мной.
В библиотеке просторно и светло. Высокие окна со средниками, тянущиеся вдоль двух стен, выходят на липовую аллею. Две другие стены от пола до потолка заняты книжными шкафами. Столько книг я не видел даже в школе. Блестящая винтовая лестница ведет на балкон. Камин сделан из резного белого мрамора. Пухлые херувимы держат на круглых коленках стопки книг. Из-за виноградных зарослей выглядывают нимфы с удивленными глазами. Корчатся в пляске сатиры. В камине догорает огонь; пламя еще теплится. По обе стороны от камина стоят наготове ведра с песком. Кресло на ковре у камина хранит отпечаток чьего-то тела. Я представляю в этом кресле Лэтворти: спокойный, улыбающийся, он сидит и рассеянно листает мою книгу накануне моей свадьбы, попивая кофе. Смесь надежды и стыда теплится глубоко в моем сердце. Если он и читал мою книгу, то должен был вернуть ее на полку. У всего есть свое место.
Под окнами стоит письменный стол. Я выдвигаю узкий деревянный стул и сажусь. Ладони взмокли от пота. Рубашка прилипла к телу.
Эмметт затворяет дверь и задвигает засов. Тихо посмеиваясь, снимает перчатки и убирает волосы со лба. Я верно подметил, что на пальце у него кольцо: широкое, серебряное, с сине-зеленым камнем. Такое кольцо мог бы носить де Хэвиленд или мой отец. Оно красивое, но видеть его на Эмметте странно. Еще вчера кольца у него не было; должно быть, украл. Он поворачивается ко мне.
– Люциан, в чем дело?
Я выдвигаю ящик стола. В нем лишь стопка кремовой бумаги. Другой ящик заперт.
– В чем дело? С тобой все в порядке?
Я наклоняю чернильницу. Чернила почти кончились. Держу ее ровно, приглядываюсь и гадаю: полоска на дне – чернила или всего лишь тень? Откашливаюсь и говорю:
– Ты правда готов был это сделать?
– Сделать что?
– Стереть ей память. Служанке. Если бы она отказалась…
– О чем ты говоришь?
Ставлю чернильницу на место и поворачиваюсь к нему лицом. Я стараюсь говорить спокойно, не повышая голос:
– Ты пригрозил забрать все ее воспоминания. Даже ее имя.
Он непонимающе моргает. Затем улыбается уголком рта.
– Конечно, нет. У меня ничего бы не вышло.
– Но ты пригрозил.
– Но у меня не получилось бы осуществить угрозу. Это невозможно. Переплести можно лишь человека, который сам этого хочет, нельзя взять и… Я переплетчик, а не колдун, Люциан.
– Но…
– Нельзя стереть человеку память без его согласия. Мы всегда получаем согласие. Даже Нелл согласилась.
– Но я думал… – у меня срывается голос. Я нервно поправляю галстук, проверяю манжеты. Они запачкались. Желудок крутит. – Хорошо. Это хорошо.
– Ты же не думал… Люциан, ты серьезно?
– Нет, но просто хотел убедиться, вот и все.
– Понятно. Да уж, тут лучше без недомолвок. – Он чешет в затылке и отводит взгляд.
– Не смейся. Откуда мне было знать?
– Я не смеюсь, – отвечает он. Глаза у него светло-карие, словно мокрая кора молодого деревца. – Я бы ни за что не причинил ей зла.