За разговорами они не заметили как закончилась ночь, стражники снова принесли пленникам воды и черствых лепешек. Вскоре Малика увели, прощаясь, он попросил Солка:
— Если тебя отпустят, найди меня, спроси на базаре певца Малика, меня там каждая собака знает и приведет к дому, гостем у меня будешь, жены наши пусть познакомятся. Ты хороший человек, хоть и демон.
После ухода Малика Солку стало совсем тоскливо на душе. Потянулись однообразные похожие один на другой дни, охранники дважды в день приносили воду и неизменно черствые лепешки. Один раз он решил спросить не специально ли сушат их для арестантов, после этого вопроса охранники его порцию отдали другим арестантам. Больше Солк ни о чем не спрашивал. Создавалось впечатление, что о нем просто забыли.
Наконец, когда Солк уже совсем отчаялся, за ним пришли двое охранников, вывели его из клетки, и не особо церемонясь, пинками повели вверх по уже знакомой лестнице. Когда он шагнул на тюремный двор из уже привычного полумрака, то был ослеплен ярким солнечным светом, от которого отвык за эти дни. Глаза заслезились, и он прикрыл их рукой чтобы хоть не много привыкнуть к свету. Но долго стоять ему не дали охранники, еще один ощутимый толчок в спину, и грубый голос, скомандовавший двигаться дальше, вынудили идти по неровной брусчатке двора с почти закрытыми глазами.
Постепенно солнечный свет перестал доставлять неудобства и Солк решился посмотреть, куда его ведут. Они шли к небольшому открытому бассейну, вернее, даже яме выложенной камнями, но вода в этой яме оказалась проточной и чистой. Возле ямы лежали простые холщовые штаны и рубашка.
— Вымойся, — грубо толкнул один из охранников, — и радуйся, что сам Наместник Урсала будет судить тебя и твою жену.
Солк с удовольствием сбросил с себя провонявшуюся одежду и принялся смывать с себя тюремную грязь и вонь, он старался не думать, о том, что его ждет на суде, пока просто радовался возможности стать чистым. Вскоре привели еще нескольких арестантов, их тоже ждал суд у наместника. Охранники не дали на купанье много времени, и арестантам осталось только натянуть одежду на мокрое тело. Их выстроили друг за другом, и связав каждому руки, повели за собой. Чем больше они удалялись от тюрьмы, тем больше встречалось людей, Солку даже показалось, будто среди них мелькнуло лицо Малика, но он быстро скрылся из вида.
Их привели на городскую площадь, наместник как правило, устраивал суды у всех на глазах, чтобы никто из подданных не смог обвинить его в несправедливости. Народ, охочий до зрелищ, толпился здесь, некоторые стояли группками и неспешно переговаривались между собой, некоторые усевшись прямо на пыльную мостовую, коротали время за игрой в камни. Часть принесли с собой раскладные легкие стулья и удобно расположились на них, некоторые предлагали свои места другим. за небольшую плату. Предприимчивые водоносы и торговцы сладостями сновали между ними, громко предлагая свой товар. То там, то тут слышались их голоса:
— Вода! Холодная вода!
— Кому кунафу! Кунафа с медом, кунафа с патокой! Кунафа!
Солк с интересом осматривался вокруг, как же похожа Солимия на родной Лерп, людям всегда любопытна чужая жизнь, если есть возможность посудачить в тени, за чашкой чая. Цокая языком, покачивая головой и притворно вздыхая, радуясь тому, что тебя она обошла стороной.
В тени на небольшом возвышении уже стояло кресло для наместника, с удобными подлокотниками, высокой резной спинкой и широким сиденьем. Ножки кресла были искусно вырезаны в форме когтистых львиных лап. Дерево спинки и подлокотников было отполировано воском до блеска, отчего дерево золотилось на солнце прожилками, и казалось сделанным не из дерева, а из благородного золота.
Первыми привели на площадь мужчин арестантов, женщин для суда, если такие бывали, приводили вместе с наместником. Процессия остановилась по левую сторону от подготовленного кресла, послеполуденное солнце сильно светило в глаза и немилосердно пекло головы, хотелось пить. Вдали послышались ритмичные удары барабанов и звуки труб. Приближалась процессия с наместником Урсала. Вскоре показались стражники в красных штанах и белых рубашках, поверх которых были надеты металлические панцири, ярко блестевшие на солнце. Головы венчали островерхие шлемы, в руках они держали длинные пики, на концах которых были повязаны разноцветные ленты. Они торжественно вышагивали впереди носильщиков с закрытым портшезом на плечах. За портшезом шли несколько писцов с серебряными чернильницами на поясе, за которыми раб нес бумагу и запас перьев.
Следом несли еще один портшез, больше размером и без украшений, в нем должны были находиться те женщины, которых наместник также решил судить лично. Замыкали эту процессию такие же стражники, как и в начале и барабанщики с трубачами.
Носильщики остановились рядом с приготовленным креслом для наместника и осторожно опустили дорогой портшез, подошел один из стражников и помог наместнику встать и выйти наружу. Наместник Урсала оказался не высоким мужчиной с длинной иссиня черной бородой, искусно заплетенной в косичку и украшенной золотыми колечками, одетый в длинный халат из золотой парчи и с белым тюрбаном на голове, украшенным белым пушистым пером. Он медленно прошел к своему креслу и с достоинством уселся в него.
Люди на площади загомонили и потянулись поближе к месту суда, чтобы не пропустить ничего, по их мнению, интересного, стражники сразу же оттеснили их пиками на безопасное для наместника расстояние. Конечно, не все остались этим довольны и в толпе возникло несколько потасовок за лучшие места, но достаточно быстро все успокоились. Все это время наместник спокойно сидел на своем кресле и ждал тишины.
— Жители города Солимия, — начал он говорить, как только все немного успокоились, — сегодня я буду судить этих людей, а вы будете следить, чтобы мой суд был праведным и справедливым.
Урсала не глядя протянул руку и раб вложил в неё один из свитков, принесенных им, наместник развернул его, потом отдал обратно рабу и громко произнес:
— Я вызываю на суд декханина Дженга и его жену Чепер.
Среди зрителей началось движение расталкивая людей протискивался к наместнику высокий худой мужчина, тянувший за собой такую же высокую как и он женщину, полностью закутанную в одежды, так, что видны были только её глаза. Они остановились перед наместником и низко поклонились ему. Урсала пристально посмотрел на мужчину и сказал:
— Ты обвиняешь свою жену в том, что она опозорила тебя перед твоими родственниками.
— Это так, господин, — еще раз поклонился Дженг.
— Как она тебя опозорила?
— К нам в гости пришел мой брат с семьей, а она приготовила несоленые блюда. Брат сказал, что она меня е любит, раз пожалела соли.
Женщина не выдержала и зашипела рассерженной кошкой.
— Не слушайте его, господин, я не жалела соли, как можно жалеть о том, чего в доме давно нет. Уж сколько раз я говорила, что нужно её купить, он брал деньги и уходил на рынок, возвращался ночью без соли и обессиленный как мужчина.
Некоторые из зрителей рассмеялись. Дженг стоял красный и не мог вымолвить ни одного слова от возмущения.
— А меня на рынок он не пускает, говорит, что глупую женщину любой торгаш обманет, — продолжала Чепер, — А кто меня обманет? Если я своему отцу помогала продавать товар! Еще не родился тот человек, что смог бы меня обмануть… — начала распаляться она.
— Но мне то ты поверила, когда замуж вышла, — перебил её муж. Теперь жена не нашла, что ответить и замолчала на полуслове, она глубоко вздохнула и разразилась бранью на своего мужа. Вся площадь услышала, что она думает о нем.
Люди уже откровенно смеялись с них, наместник с трудом сдерживал улыбку, а жена и не думала успокаиваться и продолжала перечислять все недостатки мужа.
— … Перед братом опозорила! Да ты сам себя позоришь, мужскую силу с бача растрачиваешь, а ко мне не подходишь, всем говоришь, что я виновата, что детей нет, а с чего дети? Петух вон курей каждый день топчет, чтобы цыплята были, ты ко мне уже месяц не подходишь!
Тут уже не выдержал и наместник рассмеялся вместе со всеми. Просмеявшись он дал знак и все постепенно замолчали, Чепер стояла и все еще возмущенно пыталась что то-то сказать, но один взгляд Урсала заставил её замолчать.
— Значит так, женщина, отныне ты всегда будешь ходить с мужем на рынок, и сама будешь следить за тем, куда он тратит деньги. А ты, — повернулся он к Дженгу, — будешь слушать, что говорит жена. Завтра купите соли, и позовете гостей, пусть жена приготовит вкусные блюда, и больше чтобы я о вас не слышал.
Супруги низко кланяясь удалились прочь.
Глава 12
Следующим наместник рассматривал спор двух соседей за небольшой клочок земли между их наделами. Еще их деды вместе расчищали его от камней, отцы смогли мирно пользоваться им, но сыновья поссорились. Каждый хотел обрабатывать его сам и никто не собирался уступать. Оба декханина высокие и жилистые, с широкими натруженными ладонями и темными, обветренными лицами.
— У меня три сына, это поле должно быть моим, — говорил один, повыше ростом.
— У меня тоже растут сыновья, и им нужно будет кормить свои семьи, — настаивал другой.
Наконец, наместнику надоело выслушивать это и он произнес:
— Назначаю вам испытание поединком, кто вытолкнет своего соперника из круга, тому и владеть спорным полем.
Стражники тут же на площади, освободили место и очертили круг, диаметром в два человеческих роста, спорщиков поставили в середину, Урсала дал знак, и поединок начался. Оба декханина пыхтели и толкали друг друга, пытались сбить с ног, всячески стараясь победить соперника. Народ вокруг шумел, подбадривая их, наконец, один из них пропустил сильный удар по колену и упал. Второй тут же этим воспользовался, схватил своего соседа за ноги и потащил из круга, он уже в мыслях праздновал победу, но соперник изловчился и пнул его ногой так, что тот сам вылетел из круга. Толпа встретила его падение радостными криками и улюлюканьем. Декханин встал на ноги, на его глазах выступили слезы досады. Радостный победитель поспешил на поклон