«А оно у меня было⁈» — пронеслось у неё в мыслях, но перебивать Казначея не стала.
Поразмыслила, что надо бы уточнить по поводу своих прав и возможностей, раз она задержалась тут на неопределённый срок. Хорошая новость заключалась в том, что повелитель одобрил её желание. Обучение грамоте начнётся с сегодняшнего дня. Какое-то время будет заниматься с учителем отдельно, а как научится читать и писать, переведут в общий класс к другим джарийе.
Стоит ли говорить, что встретили её настороженно, даже сказать — враждебно. С неприкрытым любопытством одалиски разглядывали Злату, словно какую-то зверушку, которую им отправили явно на потеху. Подобная реакция предсказуема, оно и понятно: только ленивый не щебечет во дворце о том, что султан себе новую забаву нашёл. Однако, будучи не из робкого десятка, она, ничуть не смущаясь присутствующих, смело прошествовала прямо к своему спальному месту. В помещении находилось около двадцати молодых девушек абсолютно разного типажа. Рыжие, брюнетки, блондинки и одна африканка, если повелитель возжелает экзотику. Оценила интерьер. Относительно скромный, но если сравнивать с предыдущими апартаментами, здесь вполне прилично. Как только Гюль Ага отклонился, наложницы и вовсе распоясались. Судачили о ней так громко, будто её нет в помещении. Это не могло не раздражать, однако Злата продолжала сохранять напускное спокойствие.
— Так вот она какая! Да уж… Без слёз не взглянешь.
— Сплошь кожа да кости.
— Не старовата ли? Двадцать пять точно есть.
— Это она дралась с Хазнедар Ягмур. Говорю же, дикарка!
— Могу и тебе втащить, если попросишь, — будничным тоном выдала Злата, рассматривая свои ноготочки.
Надо бы найти что-то наподобие пилки, — мимолётом пронеслось в мыслях. Не покидало чувство, будто она находится в женской колонии и сейчас её встречают как новоприбывшую, а значит, и вести себя нужно соответственно. Не показывать слабость, а тем более страха. Девица, сказавшая это, насупилась, недовольно закусив губу. Уверовав в силу толпы, явно не ожидала получить обратную реакцию и сейчас понимала, что не готова дать отпор. Если иноземка бросилась с кулаками на смотрительницу гарема, от неё можно ожидать худшего.
— Ещё какие-нибудь комментарии будут? — с вызовом поинтересовалась Злата, разглядывая присутствующих.
— Ну девоньки, полно вздорить! — с усмешкой обратилась к подругам одна из невольниц с волосами до пояса. Её чёрные глаза с лукавинкой сочетались с хитрой улыбкой. — Мы ведь гостеприимны и радушны. Давайте-ка покажем новоприбывшей свои манеры, — последнее было сказано с явной издёвкой.
Чувствуя это всем нутром, Злата выжидающе молчала. Недосказанность висела в воздухе совершенно неподвижно. Девушка ощущала себя тряпичной куклой на столе у колдуна. Безмолвна и напичкана иголками, в её случае — уколами женской зависти, однако мало кто задумывается, что она не есть жертва, а является самим возмездием.
Глава 43
— Элиф! — громко произнёс пожилой преподаватель. Был одет в белоснежный сюртук с золотой вышивкой. В тон ему на голове красовался высокий тюрбан. — При произношении этой буквы губы не должны быть слишком приоткрытыми, а язык должен находиться на нижней части рта.
Они сидели на матрасе за низким квадратным столиком, дневной свет проникал сквозь стрельчатое окно и мягко пал на учебник. Молитвенный зал на сегодня стал их аудиторией.
— Элиф, — послушно повторила Злата, глядя на вертикальную чёрточку, больше похожую на цифру один.
— Элиф, первая буква нашего алфавита, дитя, используется для обозначения долгого гласного звука «А», — вкрадчиво произнёс он. — Бэ, — вторая буква, — продолжил мужчина, погладив свою седую бородку.
— Бэ, — с первого раза точный звук повторить не удалось.
Злата вздохнула про себя: жаль, реформа языка пока не произошла, латинские буквы заучивать было бы попроще. С другой стороны, и Светской Турции ещё нет. За стеной — безжалостная Османская империя с необъятными границами. О доме больше не мечтает, к чему лишний раз травить свою душу. По её наблюдениям, османцы часто уповают на судьбу и переносят её удары, смиренно плывя по течению. Раз это произошло, выходит, так тому и быть. Неторопливы и крайне любопытны.
В конце урока Злата обратилась к своему преподавателю:
— Хожам*, а можно я возьму с собой немного бумаги?
— Бери побольше, дитя, не стесняйся. Я распоряжусь, чтобы тебе выдали перо и всё необходимое. Приходи сюда в любое время и занимайся как можно чаще. Старшие любили повторять: когда в голове нет ума, что делать пустой голове?
Султанша Азра, вымещая гнев, опрокинула поднос с фруктами. С грохотом он вместе с содержимым упал прямо на белый персидский ковёр. Подумаешь, рабыни уберут. Высокомерно подумала она. Гораздо страшнее то, что на её место целится очередная невольница. Проскочила прямо перед носом, как та печально известная Икбал, что не донесла дитя. Вспомнив несчастную девушку, она испытала злорадное торжество. Не первая и не последняя. Без её вмешательства, естественно, не обошлось, потребовалось выложить нехилую награду за исполнение коварного замысла. Ни одни богатства мира не сравнятся с жизнью маленького Шехзаде, а ради него готова даже на убийство. За ним — будущее империи. Он по праву займёт трон и станет следующим императором. Глупые наложницы думают, так просто взять и родить султану очередного наследника. Не быть тому! Как же она зла… Фаворитки Валиде больше не шепчутся за спиной, теперь смеются прямо в лицо. В стеклянных глазах молнией полыхнула ярость, губы сжались в узкую полоску. Взяв Всевышнего в свидетели, Азра поклялась себе, что одно её имя будет навевать трепет на безвольных рабынь. На красивом лице мелькнула тень безумия.
Хожам (hocam) — с турецкого: мой учитель, наставник. Обращение к преподавателям школ и университетов.
Глава 44
В глубоком подземелье замка томится узник султана, Лукавый Ахмед. Здесь, пожалуй, всегда царит мёртвая тишина, за исключением возни крыс, и только редкие факелы потрескивают, сгорая. Периодически мелькают чёрные тени, это бдят бесчувственные надсмотрщики. Изрезанное морщинами лицо мужчины средних лет тонуло в полумраке. Невыносимая адская жара одолевала уже который день. Пленник успокаивал себя тем, что потерпеть осталось чуть-чуть. Мучениям придёт конец, его казнят, и он отправится в Ад. Оглядываясь назад, много рассуждал о себе и о своём месте в этом мире. Праведную жизнь никогда не водил, идеалом святости не являлся. В плохом настроении мог без причины избить супругу, порой доставалось и детям, жена круглая сирота, заступиться некому. Со своими людьми грабил народ на улицах, а начинал простым воришкой на базаре. Падок на плотские утехи, отдыхая в игорных домах, окружал себя жрицами любви и с большим удовольствием опустошал фляги с греховным вином. Долги никогда не отдавал, считал плохой приметой. Упиваясь собственной безнаказанностью, ослеп, пока однажды не проиграл крупную сумму одному приезжему господину. Тот оказался не из простых, да ещё и со своей преданной свитой. Пытали его недруги всю ночь, а что толку? Денег нет, точнее, не имеют свойства задерживаться. Одна жалкая душонка, которую почему-то стервятники не спешили забрать. В итоге ему предложили сделку: либо его убьют здесь и сейчас, либо он выдаст себя за другого и признаётся султану в предательстве. Нетрудно догадаться, что в любом случае будет казнён, зато получит щедрую награду в качестве отступных. Похоже, кто-то неизвестный желал уйти от ответственности и спустить на него всех собак. Став заложником политических интриг, поневоле выбрал второй вариант. Когда нечего терять, смерть больше не страшит. Пугает суд небесный. Где-то в сердце зашевелились отцовские чувства, и он впервые подумал не только о себе. Дни его уж сочтены, а детям монеты пригодятся. Нет, он не совершает благое дело, а возвращает семье долг, который давно задолжал.
Султан появился в сопровождении стражников. Злой, уставший, погруженный в собственные мысли. При виде Его Величества разбойник потерял дар речи. В образе Владыки представлял более зрелого падишаха, ведь слава о нём гремит не утихая. Молодой, статный, с весомой ношей ответственности, смотрел холодно и враждебно. Оно и понятно. Разговор с изменником был короткий. Лукавый Ахмед упал ему в ноги, признал свою вину, принёс обещанное покаяние. Вынося смертный приговор, император дал знак палачу, и в одно мгновение тугая верёвка захлестнула горло несчастного.
Прошло три месяца.
Полная самоотдача всегда вознаграждается, и вот уже Злата одна из джарие. Открыла для себя философию, труды известных тюркологов. Минуют столетия, и все эти рукописи будут храниться в музеях за семью замками, а пока она вовсю пользуется возможностью подержать их в руках. В свободное время оттачивала мастерство искусства каллиграфии. Узнала от преподавателя, что османцы сотрудничали с персидскими и египетскими учёными, взяв на вооружение письмена насх и тулут. Один из основоположников являлся Шейх Хамдуллах. Он был главным каллиграфом при дворе султана Баязида II. Навыки, полученные дома в художественной школе, не прошли даром. Хорошо поставленная рука Златы не подвела и выводила линии так, как надо. Девушка вдохновилась идеей создать в дальнейшем серию картин, используя полученный опыт. Пару месяцев назад, перед отъездом в Конью, султан Левент пригласил её на дневную прогулку в саду. Много беседовали, даже невинно флиртовали. Наконец, смогла выдохнуть с облегчением: падишах не собирался брать силой в своих покоях под мерцающим пламенем свечи. Однако закралось подозрение, что он испытывает к ней симпатию. Судя по заинтересованному выражению лица и благосклонному взгляду. Воспользовавшись случаем, она выпросила у него масляные краски и мольберт. На её просьбу он тепло улыбнулся и пообещал доставить их как можно скорее. Страх перед ним сменился полным доверием. В его отсутствие продолжила заниматься вокалом, танцевала. Бралась писать стихи, но сразу поняла, что местной Ахматовой ей не стать, не во всём же быть успешной. Новые хобби и хорошие условия быта поправили ментальное состояние. Больше нет желания выйти в окно, а только стремление к знаниям и новым вершинам.