Глава 12
Избушка на курьих ножках.
Внутреннее убранство избы поразило подруг на столько, что они чуть было не сели прямо у порога, но грязный склизкий пол остановил их от сего действа. В нос ударили неприятные запахи: гнилых овощей, протухшего мяса, болотной тины и ещё чёрт знает чего, заставив женщин брезгливо поморщиться и зажать носы пальцами.
— Буэ-э! — выдала Сима, пытаясь сдержать рвотные позывы.
— Тихо ты, — выдавила из себя Любаша, вытирая с глаз выступившие от вони слёзы. В животе неприятно забурчало.
— Буэ-э, — повторила Сима, закрывая глаза. — Меня сейчас вырвет! Буэ-э!!
— Буэ-э! — последовала за ней Любаша.
— Воздуха мне, воздуха!!! — заорала Симка, вываливаясь за порог обратно на улицу.
Любаша вылетела за ней, согнувшись пополам и пытаясь как можно глубже втянуть свежий воздух.
— Эк вас пробрало-то, — хохотнула Яга, усаживаясь на крылечке.
— А чего это они? — удивлённо глядя на рыдающих женщин, поинтересовался у ведьмы волк.
— А это они мои новые духи учуяли.
— Люба, я щас здохну! — просипела Симка. — Б… буэ-э!
— Иди ты… — кое как отозвалась Любаша, вытирая слёзы с глаз.
— Люба, я туда не пойду больше. Хоть убивайте, но туда, — она махнула в сторону избы, — ни ногой!
— Если у неё и в бане так же, то… ой, что-то мне опять поплохело! — держась за живот, простонала подруга.
— Не боитесь, болезные! Дышите глубже, сейчас Ядвига всё исправит. — стал уговаривать их волк. — Что ж ты, карга старая, ко встрече гостей не подготовилась — порядки не навела да избу не проветрила? Где ж твоё хвалёное гостеприимство?
— Да уймись ты, клубок шерсти! Зелье я готовлю на заказ! Вонючее-е-е, аж спасу нет! У самой глаза от вони режет! Я ж его уже месяц, как готовлю. Вот и провоняло всё в избе так, что сей смрад за версту учуять можно! А эти, — она кивнула на женщин, — Ещё хорошо держались, остальные даже к воротам подойти не могли! Как запах-то учуют, так и бежать со всех ног без оглядки.
— Яга, — осуждающе качая головой, недовольно произнёс волк, — ты со своими зельями не только людей изживёшь, но и всю лесную живность в округе. Заканчивай такие эксперименты — они до добра не доведут.
— А кто тут про добро говорит? Злодейка я али кто? — выпятив подбородок, выдала старуха. — И нече мне тут нотации читать! А вы, голубушки, — обратилась она к подругам, — угомоните свои желудки. Сейчас мы тут стол во дворе накроем, уху на костре приготовим, а вы пока в баньку сходите да берёзовым веничком как следует попарьтесь. А ужо после баньки-то и обсудим дела наши.
— Вот, другое дело! — приободрился волк.
— А ты мне тут не зубоскаль! Зови своих подручных да расставляйте стол и лавки во дворе; лисы костром займутся, выдры пущай к водяному сбегають и рыбки попросят. Да шоб посвежее дал, а не как в прошлый раз! Я ж тогда чуть богатыря не отравила. А если водянистая морда ещё раз нечто подобное выкинет, я ему такую жизнь устрою, что сам ко мне приползёт и умолять станет, чтоб простила! Да я ж его болото иссушу, а всех русалок в другой пруд отправлю!
— Слушаюсь, Ядвигушка. — склонив голову в полупоклоне, отозвался серый и стремглав вылетел за ворота.
— Ну что, девы красные, а вы пожалуйте в баньку. Хороша она у меня! — добродушно глядя на женщин, улыбнулась Яга. — Полотенца и все необходимые принадлежности в предбаннике найдёте. Ну всё, нечего на меня глазеть, ступайте.
Сима и Люба замерли на месте, точно вкопанные.
— Ну, чавось вам не понятно? — сдвинув брови к переносице, поинтересовалась старая ведьма. — А ну, брысь со двора!
Подруги, подхватив подолы своих балахонов, тут же ринулись в сторону добротного строения, из трубы которого шёл белый густой дым.
Войдя в предбанник подруги, удивлённо переглянулись, оглядывая убранство другого, по всему видно, нового строения. Брус кругляк создавал поистине славянский колорит старинных русских деревень. Запах свежей древесины, что витал вокруг, благотворно влиял на раздражённые отвратительной вонью носы подруг, заставляя блаженно закатывать глаза, вдыхая новую порцию приятного аромата.
— Сим, ты только погляди, как тут чистенько и свежо, будто изба и баня разным хозяевам принадлежат. — восторженно прошептала Люба, начав раздеваться.
— Угу. Мне, прям, полегчало… Господи, — воздела руки к небу Сима, — как же не хочется отсюда выходить! О, точно, Любаш, пока плотники работают в замке, надо баньку им заказать!
— Это да! — мечтательно вздохнула подруга и, прихватив с полочки огромное льняное полотно зашла в баню. — Ух, Симочка, лепота-то какая! Подь сюды, я тебя попарю!
Быстро скинув с себя старушечий наряд, Серафима открыла небольшую резную дверь и пулей влетела внутрь.
«Ух ты!.. Эх ты!» — раздавалось из парной, вперемешку с женским хихиканьем и характерными шлепками веника о спины. Лишь через полчаса довольные и раскрасневшиеся подруги с весёлым смехом вывалились из бани в предбанник.
— Ой, Сима, не могу больше! — устало выдала Люба, обернувшись полотенцем, словно простынёй. — Хорошо-то как!
— И не говори, подруга, такое впечатление, что я с себя не только грязь смыла, а ещё и старую шкурку! — захихикала Серафима, глубоко вдыхая уже полюбившийся ей запах свежеструганной древесины. — Любаш, а где же наша одежда?
— Да и правда! — всплеснула руками разомлевшая кухарка. — Балахонов-то наших и след простыл, а на их месте глянь, какие красивые наряды!
— Обалдеть! Я о таком и мечтать не смела… Вот Кощей удивится-то! — предвкушая будущую встречу протянула Сима, насухо вытирая волосы.
Через некоторое время обе женщины, чистенькие да наряженные, вышли на улицу. Слегка подсохшие волосы обе аккуратно заплели в тугие косы. И такие довольные улыбки озаряли лица подруг, что вместе с ними невольно заулыбался и волк.
А под берёзкой, что стояла недалеко от баньки, звери уже давно стол поставили, да угощений на него наметали: рыба разного вида и жареная, и варёная, грибы солёные и тушёные в сметане да картошечка отварная, щедро укропчиком притрушенная. А посередь стола огромный чугун с наваристой ухой стоял да крынка с квасом холодненьким.
При виде сего гастрономического великолепия, у женщин яростно заурчали животы и обильно потекли слюнки.
— Прошу к столу! — пригласила Яга, сама усаживаясь во главе и разливая всем по кружкам холодный, щёлкающий пузырьками квас.
— Ягуша, а ты морок-то сними, — почесывая за ухом, предложил волк.
— Зачем? — удивилась старая. — А ежели испугаютьси?
— Да ну, этих вряд ли вообще чем-то напугать можно, они ж непробиваемые какие-то!
Яга призадумалась, глядя на Любашу и Серафиму, с удовольствием попивающих холодненький квасок из больших деревянных кружек.
— Ну, может, ты и прав. — почесав лоб, согласилась она.
Подруги, сделав еще по паре глотков из кружек, поставили их на стол и, не моргая, уставились на Ядвигу, которая на глазах начала превращаться из миловидной старушки в желтом сарафане в старую дряхлую развалину с огромным горбом на спине, длинным крючковатым носом, на кончике которого расположилась огромная бородавка, глазами разного размера и цвета (один темно-зеленый, а другой карий с красноватыми вкраплениями), кустистыми бровями, точно ширма скрывающими сии страшные очи. Изо рта карги торчали пара длинных острых зубов, коими она лихо управлялась, поедая все, что было можно, даже рыбьи косточки умудрялась перемалывать своим точильниками, чем вызывала неподдельное изумление у подруг. Некогда длинная шея стала походить на сухую сморщенную кору дерева, из-под бесформенного грязного балахона выпирали острые ключицы, а место, где должна была находиться грудь, оказалась плоской и даже чуточку впалой; сухие костяшки пальцев барабанили по добротной столешнице, а жутковатые глаза уставились на онемевших женщин, ожидая их реакции.
Подруги нервно пробегались взглядом по внешности Яги, пытаясь сдержать рвущийся наружу крик, но какая-то неведомая сила их все же сдержала от столь позорного поступка.
Яга, словно поняв, что той реакции, какую она ожидала, не дождется, сняла с головы черный платок, открывая всеобщему взору почти лысый череп с парой жидких седых прядок, свисающих до плеч безжизненными соломинками.
— Ой, Сима, ты погляди, у нее ж такая же беда, что и у тебя была! — отмерла наконец-то Любаша, сочувственно взирая на старую женщину.
— Ох, бедная, — всплеснула руками Фима, — как тебя жизнь-то помотала! Это ж как нужно было нервничать, чтобы волос почти лишиться! Ох ты ж многострадальная!
Яга, не ожидавшая от баб такой реакции, опешила, открыв рот от изумления.
Волк же, комфортно устроившись неподалеку, довольно взирал на сию картину, иногда издавая странные звуки, чем-то отдаленно напоминающие хихиканье.
— Любаша, ей бы яблочек Кощеевых покушать не помешало! — вытирая скупую слезу, выдала Симка.
— Верно говоришь, — поддакнула Люба.
— Да этот жмот старый ни за что не расстанется с таким драгоценным плодом! Я ж его как-то просила, а он, ирод окаянный, отказал, да еще и насмехался на глазах перед всем честным людом! — проскрежетала Яга, недовольно насупившись. — Да я б что угодно за молодильные яблочки сделала, но этот жадный костлявый мужик хранит их так, словно от этих плодов его жизнь зависит! Да что ему сделается-то, он ведь Бессмертный! А у меня-то года идут, и с каждым ушедшим здоровье ухудшается! Эх, мне бы всего пару яблочек с его волшебного дерева… — Яга печально вздохнула, плечи удрученно опустились.
— Ой! — словно опомнившись, вскочила из-за стола Симка. — Так мы ж по делу к вам пришли, уважаемая Ядвига. У нас же поручение от Кощея!
Сима, порывшись в сумке, в которую они с подругой положили хозяйское письмо и различные фрукты себе в дорогу, достала, наконец-таки, свёрнутое в трубочку послание.
— Вот, держите, — протянула заветную бумажку с печатью Яге, которую та приняла. — А это, — доставая два молодильных яблока, почему-то улыбнулась Сима — плата за ваши услуги!