Роджер думал о своем, поднимаясь навстречу леди Дарракот. Находка фонарика явно доказывала присутствие на обрыве еще одного человека и полностью согласовывалась с удаляющимися голосами, которые слышал мистер Паркер. Строго говоря, у него пока не было твердых оснований считать доказанным факт убийства, однако сам Роджер в этом уже не сомневался.
Роджер гадал про себя, на кого же пали подозрения мисс Кросспатрик. Ее проницательности можно было позавидовать, а ее суждения отличались крайней здравостью и логикой, хотя, судя по ее внешнему виду, он никогда бы этого не подумал.
Роджер был уверен, что свои подозрения она готова подкрепить вескими доводами и соображениями. Однако он пока не хотел прибегать к ее помощи, предпочитая вести расследование самостоятельно, чтобы, не испытывая никакого давления со стороны, самому выйти на преступника. Кроме того, ему было интересно, приведет ли ход его мысли к тому же лицу, что и ее.
Между тем мисс Сент-Томас и мистер Брэй усадили перед ним леди Дарракот и чинно удалились.
— Простите, что беспокою вас, леди Дарракот, — извинился Роджер. — Я отниму у вас буквально одну минутку.
И он задал ей те же два вопроса. На оба леди Дарракот ответила отрицательно, смущенная и расслабленная.
Роджер позвал мистера Брэя, и леди Дарракот удалилась. Мистер Брэй активно поддерживал ее, разве что не приподнимая над землей.
Мистера Комбе не оказалось на месте, когда подошла его очередь, и мистеру Паркеру пришлось сходить за ним. Теперь он был готов к беседе, но Роджер был с ним краток. Тот не смог ничего сообщить, и миссис Фэйри заняла его место.
Роджер, тщательно подбирая слова, задал ей вопрос о голосах, при этом не упоминая, что мистер Паркер слышал их, но ничуть не продвинулся. Энид крепко спала (и этого она, разумеется, никогда себе не простит до самой смерти) и ничего не слышала. Из чистой вежливости Роджеру пришлось выслушать ее сетования и на удивление пылкие сожаления о бедном Гае. При первой же возможности он прервал ее излияния и позвал следующего.
С Вилли Фэйри все было наоборот. Он все еще сохранял полную безучастность, которая напала на него, как только он узнал о смерти своего кузена. Из него трудно было вытащить хотя бы слово.
Роджер решил немного расшевелить его.
— Знаете, Вилли, я не хочу показаться вам назойливым, но у вашего кузена вышел крупный разговор с неким человеком, который зашел к нему в палатку около часа ночи. Ваша палатка рядом. Вы и в самом деле ничего не слышали?
— Я спал, — хмуро напомнил Вилли.
— Как я установил, разговор шел на повышенных тонах, он мог потревожить ваш сон. Вы не просыпались?
— Нет.
— Попробуйте вспомнить. Может быть, сквозь сон до вас донеслось хоть что-нибудь?
— Нет, ничего, увы. Я спал.
Роджер покатал ручку по столу.
— И это при том, что вы не отличаетесь крепким сном, как утверждает ваша жена?
Какая-то тень пробежала по лицу мистера Фэйри.
— Я долгие годы страдал от бессонницы. Теперь у меня все в порядке, но женщины вечно все путают. С того времени как начался круиз, я сплю как убитый — меня и пушкой не разбудишь.
— Вы располагаете сведениями, которые могут пролить свет на смерть вашего кузена?
— Нет. А что, есть улики, подтверждающие, что смерть была насильственной?
— Да, есть, — уверенно сказал Роджер, хотя его убежденность пока была не совсем оправдана. Мистер Фэйри слегка подался назад.
— О! А я был больше чем уверен, что это несчастный случай.
— К сожалению, нет.
— Вот как! А каковы доказательства?
— Простите, — сказал твердо Роджер, — но я не вправе говорить об этом.
К счастью, Вилли не стал настаивать, иначе Роджеру пришлось бы туго. Вместо этого на глаза у Вилли навернулись слезы, он просто посмотрел на Роджера и ничего не сказал.
— Хорошо, Фэйри, спасибо. Похоже, это все.
Роджер проводил взглядом его щуплую фигурку. Больше не казалось, что Фэйри извиняется за то, что он ходит по земле. С другой стороны, он был столь удрученным, что нужда в извинениях отпала.
— Бедненький! — подумал Роджер с немалым раздражением. — Он тоже знает, кто это сделал, но ни за что мне этого не скажет. Кого он может покрывать? Хотел бы я знать, чей голос он услышал прошлой ночью.
Он пропустил мистера Паркера, который не смог сообщить ничего нового, и перешел к мисс Сент-Томас.
Мисс Сент-Томас сидела на стуле очень прямо, заложив ногу на ногу. Чулок на ней не было.
— Сплошное беспокойство, а? — словоохотливо заметила она. — Теперь у вас забот полон рот. Хотя, пожалуй, не стоит так об этом... Итак, приступим?
Роджер с легкой ноткой официальности задал ей все те же два вопроса.
Мисс Сент-Томас ничего не могла сказать.
Роджер углубился в свои заметки.
— Вчера ночью между двенадцатью и часом вы проходили по лагерю, не так ли?
Мисс Сент-Томас сделала большие глаза:
— Я? Что за нелепая идея!
— Вы утверждаете, что этого не было?
— Конечно не было.
— А согласно информации, которой я располагаю, в четверть первого вы заходили в палатку капитана Твифорда.
— Ах да!
Глаза мисс Сент-Томас приняли обычное выражение.
— Я совсем забыла. Это ведь может случиться с каждым?
— Без сомнения. Собственно, меня интересует, когда вы были снаружи, вам никто не встретился?
— Нет. Я никак не могла заснуть в такую рань и заглянула к Рэгги поболтать. Думаю, я ушла как раз в четверть первого и никого не видела.
— Похоже, вы были последней, кто выходил ночью. Вы не припомните, у кого в палатках все еще горел свет?
— Как романтично! — заметила мисс Сент-Томас с неожиданным энтузиазмом. — Скотленд-Ярд не взял этою на заметку? Выходит, я — важный свидетель?
— Достаточно важный, — суховато сказал Роджер. — Итак?
— Дайте-ка вспомнить... Конечно я скажу только о том, что вспомню. В шатре света не было. Также и у моей тети. И у сэра Джона. У Рэгги, само собой, не было. Как и у Вали. — "Валей" был Валентин Комбе. — У вас было темно, у Кристл горел свет, и у Стеллы было темно. Это все, что я могу сказать.
Роджер взглянул на план лагеря.
— Все эти палатки на одном конце лагеря, а вы не обратили внимания на другой конец?
— Простите, нет.
— Гм, — Роджер сделал пометки на плане.
— Все это так интересно, — призналась мисс Сент-Томас.
— В самом деле?
— Ну да. У меня была мысль написать детектив. Но я слаба по части драматургии. Мне бы хотелось использовать нашу ситуацию в качестве сюжетной основы. Вы не против? У вас не возникло подобного желания, Роджер?
— Нет, — сказал Роджер. Он не любил, когда люди, не симпатичные ему, фамильярно называли его по имени.
— У меня есть своя версия, хотите послушать?
— Да.
— Обратите внимание на Брэя.
— На Брэя?
— Да, на нашего Гарри. Это он.
— Возможно. Но...
— Я просто применяю на практике ваши методы. Я читала ваши статьи в "Дейли курьер" или где-то еще. Конечно, сама газетка на уровне бульварной прессы, но ваши материалы очень дельные, — любезно сказала мисс Сент-Томас. — Ваша идея состояла в том, что убийство может совершить лишь тот, кто имеет склонность к этому, или что-то в этом роде. Я бы к этой категории отнесла людей, не обладающих воображением. Взгляните вокруг. Не знаю, многие ли из нас способны совершить убийство, но я готова поспорить, что это Брэй. У него воображения — с булавочную головку. К тому же он один из немногих, кого Гай знал до круиза. Вот и все. Поразмыслите над этим, Роджер.
— Спасибо, обязательно, — сказал Роджер.
Мисс Сент-Томас поднялась со стула:
— Между прочим, к слову о халтурщиках-писаках. Мне как-то попалась публикация какого-то лоха-американца, который назвал вас автором "забористых" триллеров.
— В самом деле? — с холодком сказал Роджер. — И кто это был?
— О, я не знаю. Кто-то из тех, кто использует литературную критику как кормушку, вы же знаете всех этих окололитературных прихлебателей. Александр Уоллибэд или что-то в этом роде.
— Видимо, Александр Уоллкотт.
— Вот-вот. Какое-то ничтожество, я думаю. Но, возможно, у них в Америке "забористое" означает что-то иное, чем у нас?
— Александр Уоллкотт — известный американский критик, — еще более холодно сказал Роджер. — Он прекрасно пишет и очень точен в своих оценках. Среди критиков его ценят, он переписывается с мистером Ханненом Сваффером в нашей стране. Трудно поверить, что он мог выразиться так грубо и оскорбительно.
Мимолетная тень задумчивости скользнула по лицу мисс Сент-Томас:
— Мне бы хотелось стать известным критиком и нелицеприятно писать о тех, кто не привык к объективным рецензиям. Между прочим, я вполне могла бы заняться литературной критикой — вместо всех этих ангажированных Писак, хоть это и не принято.
— В вас говорит раздражение, — отозвался Роджер.
— Вы бы на моем месте вели себя точно так же, — согласилась с ним мисс Сент-Томас. — Лишь потому, что мой отец не мистер Имярек, живущий в Блумсбери, половина критиков городит чушь по поводу моей писанины в надежде, что их пригласят на обед; а другая половина рвет и мечет, зная, что их точно не пригласят. Я могу пересчитать по пальцам благоприятные отзывы на свои вещи, написанные теми, кому не важно, где я живу — на Хилл-стрит или Хэмстеде.
— Думаю, вы преувеличиваете, — сказал Роджер. — Пришлите-ка ко мне Твифорда.
— Хорошо, — кивнула мисс Сент-Томас.
Капитан Твифорд, казалось, был слегка взбудоражен шагами, которые он слышал ночью. Роджер спросил его о времени, когда он слышал их, но капитан не смог ответить. Он спал, а шаги разбудили его.
— Нужно было громко топать, чтобы разбудить вас, — заметил Роджер.
Капитан Твифорд обиделся:
— У меня сон как у кошки, — пояснил он. — При моей работе это жизненная необходимость.