– Галка, – застонал Игорь, – я идиот. Зачем я все это сделал? Зачем?!
– Ну ты что? А? Что? – встрепенувшись и гладя его по волосам, участливо спрашивала мигом собравшаяся жена. – О чем, Игорюня?
– Да я обо всем об этом… – тоскливо объяснил Игорь. – Развели меня на слабо… В бане тогда пацаны… А я и… Ведь если б не поперся потом выяснять, кто да что… с анализами этими… ну с экспертизой той, дурацкой, на отцовство – ничего бы сейчас и не было. И жили б мы как раньше, горя не знали!
Галя нахмурилась.
– Мы б горя не знали, – сказала она, – да. А Анечка? Или она тебе не дочь? Да слава богу, что ты тогда завелся, что заварил эту кашу, Игорь, пусть нам и трудно сейчас. Да это ангел, наверное, хранитель твой, ну или мой, может быть, или дочкин – он нашептал… А так бы мы и не знали, и, может, не узнали б ничего. Никогда! И наш ребенок всю жизнь бы мучился! Устраивает тебя такой вариант?
Игорь вздохнул.
– Умная ты у меня, Галка. И душа у тебя…
Он опять вздохнул. Жена ткнулась лицом в его плечо.
– А ты у меня – любозна-ательный. Ты «хочу все знать», да? Ты у меня молодец, – сказала, целуя его. – Ох, если бы не ты… Страшно подумать.
Стоя под дверью детской, бабушка с тревогой подслушивала разговор девчонок.
– …И к пианино не подходи, – наставляла Аню Аленка. – Играть ты все равно не умеешь, так что не трогай его. А то еще сломаешь, как цветок сломала.
– А можешь поиграть? – благоговея, попросила Анюта.
– А-а! – отмахнулась Аленка. – Потом! Сейчас будем в дочки-матери. Вот смотри, это будут наши дети…
По-видимому, Аленка собирала там, за дверью, кукол, что-то приговаривая, обращаясь к каждой из них.
– Я вообще-то уже не маленькая и не играю в куклы. Но в дочки-матери совсем другое дело, – объясняла она новообретенной сестре. – Это взрослая игра. Я буду мама. А ты папа. Потому что мамой ты не сможешь.
Повинуясь безотчетному чувству, бабушка открыла дверь и зашла в детскую.
– А что это вы тут затеваете? – спросила преувеличенно веселым голосом.
– В дочки-матери. Иди, бабуль, не мешай. У нас игра. Аня будет папой. А я мамой. А это наши дети.
– А ты, Анечка, любишь играть в дочки-матери? – спросила бабушка.
– Не знаю, – криво улыбнулась Аня. – Я как Аленка.
– Нет, – не согласилась Аленка. – Не как я. Я буду – мама. А ты папа. Мамой у тебя все равно не получится, – с удовольствием повторила она свой приговор.
– Это почему же ты так считаешь? – неожиданно возмутилась Татьяна Ивановна.
– Потому что у нее самой мама ненормальная! Ты разве не знаешь, бабушка? – удивилась Аленка.
– Да что ты такое говоришь! – испугалась бабушка, подходя к Ане, словно желая защитить ее.
– Да! Она же нам Аню отдала! Ты что – не знала? – Алена смотрела совершенно круглыми изумленными глазами.
– Ну и что? – бабушка приобняла Аню и растерянно посматривала на нее. Аня сжалась и молчала. – Что ж, что отдала? Так получилось. Разное в жизни случается.
– Ничего не разное! – возразила внучка. – Она ненормальная. Нормальная мама свою дочку не отдаст. Вот меня бы мама никому не отдала, – похвасталась девочка.
– Да что ты… Да что ты говоришь такое! – задохнулась бабушка. – Просто у Анечки мама болеет! А мы ее родственники… И обязаны помочь. А не обзываться! Ненормальная! Тоже выдумала… – Бабушка не находила слов от возмущения. – А Анечка будет очень даже хорошей мамой. И папой она может. И чего хочешь может. Да! Она хорошая девочка, – отчаянно твердила бабушка, наглаживая новую внучку по голове.
… – Тетя Галя! – Аня выбрала момент, когда кроме них двоих в кухне никого не было. – А моя мама – ненормальная?
– С чего ты взяла?
– Аленка говорит.
Галя сердито нахмурилась.
– Аленка наговорит, – сказала она. – Твоя мама – абсолютно нормальный человек. Но у нее здоровье не очень. И… как бы тебе это объяснить… – Галя села и усадила рядом Анечку. – Ну, у нее силы воли, что ли, нет. Ну так бывает. Люди же разные. А ты у нас, между прочим, – очень хорошая девочка. И папа Игорь так же считает.
Услышав непривычную похвалу, Анюта покраснела от смешанного чувства, состоящего более всего из удовольствия и неловкости.
– Понимаешь, – продолжала Галя, – твоя мама сама трудно живет, ну не умеет она отвечать ни за себя, ни за тебя… У нее сил нет тебя воспитывать. Денег не хватает. И она сама это признает… Мама понимает, что не может дать тебе все, что ребенку нужно. А тебе, Анечка, очень много всего нужно. Тебе расти надо, учиться. И жить в сытости, понимаешь, в достатке. В любви жить, в семье. А мы тебя, Анечка, очень любим. Так любим, что хотим, чтобы ты всегда-всегда была с нами! Мы тебя как родные твои родители любим. – Галя говорила горячо и убедительно. – Ну ты же видишь, как мы с тобой похожи, – вдруг сказала она. – Ты видишь? Смотри, у меня ведь и глаза такие, как у тебя, и волосы, и вообще лицо похоже… Ну правда же?
Аня кивнула.
– Ну ты же видишь, Анют, как мы тебя с папой Игорем любим. Мы хотим, чтобы ты по-настоящему была нашей дочкой.
– А как же… Аленка? – испуганно спросила Аня.
– И Аленка тоже. Конечно. Мы хотим, чтобы вы были настоящими сестрами.
– А моя мама?
Галя перевела дух.
– Анют, – сказала она, – мы сначала хотели просто помочь. Но потом увидели, что маме не до тебя. А мы-то тебя любим!..
– Но как же она?
– Она согласилась, что тебе у нас хорошо будет… Но если захочешь, вы сможете общаться! Ты же сможешь поехать к маме… потом… в будущем… – зачастила напуганная поворотом разговора Галя. – И для твоей мамы так лучше. Ну ты ведь знаешь, она и выпить любит… А я хочу, чтобы ты росла в нормальной семье. Хочу быть тебе настоящей мамой!.. И давай еще завтра вместе с Аленкой в зоопарк пойдем! Ты любишь ходить в зоопарк?
– Да, – кивнула Аня. – Но я еще пока не ходила.
Она никак не могла привыкнуть, что у нее теперь столько всего – и вещей, и еды… И сестра, и – не может быть! – папа, бабушка… И мама Галя. И, как та говорила, все ее тут любят… Любят… Хм… Трудно было поверить, чтобы ее любили сразу столько человек. Как такое возможно? За что? И о маме лучше было не думать. Хоть и была она не очень доброй, но все же… мама же! Да и домой… туда… иногда хотелось. Там все знакомое, привычное. Там дом… какой ни есть. Свой, собственный. А здесь богато… И все так удивительно… Но все время как-то неловко.
Галя смотрела на Аню с любовью и болью. И Ане вот именно было немного неловко. Галя обняла ее, прижала к себе.
– Я очень хочу, чтобы тебе у нас было хорошо, Анечка, – сказала она. – Я постараюсь. Все, что смогу, для этого сделаю.
В кухню заглянул Игорь. Галя прижимала к себе новую дочку. Аня сидела смирная, как мышка, смотрела в пол.
«Галя знает, что делать», – подумал Игорь.
Он подошел и сел рядом, погладил Аню по руке. А Галю поцеловал в голову. «А эти идиоты только и видели – бабы, девки… – подумал с щемящим чувством обострившейся любви. – И даже не представляют себе, как все по-другому бывает. Не представляют, что такое настоящая ЖЕНЩИНА! И еще думают, что это я в жизни не разбираюсь. Дураки! У меня-то жизнь и есть. А у них – тьфу! – суета одна. И подделка».
Галя улыбнулась и выпустила Аню из объятий.
– Я тут Анечке говорю, – словно оправдываясь, сообщила она, – что мы ее любим и хотим по-настоящему стать для нее родителями.
– Конечно, – подтвердил Игорь. С умилением он смотрел на свою Галю и на новую свою девочку, так похожую на жену, – и не сомневался, что его Галка сможет все на свете устроить наилучшим образом.
И только одно слегка беспокоило Игоря. Хмурясь от растерянности, он иногда думал смущенно: «Как же я теперь объясню это все пацанам?..»
Дела семейные
Володя шел к дому в отвратительном настроении. Он не мог отделаться от раздражения, которое так часто теперь накатывало на него по множеству причин. Идя сквером, ставшим популярной собачьей площадкой, хмуро покосился на двух беспечных собачников. Парни стояли, болтая друг с другом, и, кажется, совершенно не интересовались своими псами, почему-то бросившими возню и замершими, уставясь на шагающего мимо Володю.
Сегодня он даже не сделал попытки припарковаться во дворе, пришлось оставить машину на задворках и идти к подъезду издалека. Собаки – овчарка и маламут – топтались в двух шагах от дорожки. Маламут смотрел тяжелым взглядом. Овчарка широко улыбалась, что вовсе не делало ее в глазах Володи менее опасной. Он отвернулся, зная, что псы не любят прямого взгляда в глаза, подобравшись, прошел мимо, мысленно ругая всех собак и всех собачников. Безмозглые тридцатилетние «сопляки», как про себя назвал Володя хозяев зверюг, ржали в отдалении, пока их дурные кобелюги готовились как нечего делать кинуться на беззащитного человека.
В последнее время такие вот «мальчишки» жутко бесили. Они втирались повсюду, везде лезли в начальники, заводили свои убогие порядки, бессмысленные и бездарные, и игнорировали, а то и высмеивали жизненный опыт людей постарше, что-то уже успевших сделать в этой жизни. Им бы с того опыта ума набираться – но такие всегда уверены, что они и так самые умные. Володя, не разбиравшийся в особенностях молодежных субкультур, без большого смысла всех их презрительно называл хипстерами.
Миновав опасный скверик, он свернул к своему двору и убедился, что не зря сделал этот пеший крюк, так как в парковочных карманах и вдоль тротуаров непроницаемыми рядами стояли автомобили всех марок и мастей. В подъезде и лифте Володя размышлял о том, как много идиотов вдруг село за руль. И попутно с удовлетворением отметил, что у него самого водительский стаж уже около тридцати лет – и тьфу-тьфу-тьфу – ни одной аварии. Так он добрался до квартиры, где его встретила Женька, младшая сестра жены.
– Здравствуй, Вовка, – приветствовала свояченица, целуя Володю в щеку.
– Привет, красавица. Маша дома?