стье пройтись пешком по улицам города, чтобы забрать его паспорт.
Я отбросил эти глупые мысли, когда подошел к Матису. Вчера перед сном, когда меня поставили в известность о предстоящем испытании, я много успел прочитать про лошадей. Матис был не слишком высоким, но мне он показался просто огромным. У него была не слишком большая голова с широким лбом, слегка вогнутой переносицей, огромными глазами и округлыми щеками, длинная изогнутая шея, изящное телосложение, мускулистые ноги. Грива у Матиса средней длины, гладкая и хорошо расчесанная, хвост длинный и высоко поднятый. Копыта небольшие, очень правильной формы. Масть, как сказала Элли, называлась гнедой. Конь почти весь был очень насыщенного темно-коричневого цвета, а вот грива и хвост были черными. Черными же были и ноги до коленных суставов.
— Идите за мной, — бросил я тренерше, и пошел в направлении старой конюшни, которая уже пару веков тихо ветшала, потому что мы не могли позволить себе такую роскошь, как лошади. Нет, конечно могли, но, видимо, это на взгляд моего отца было не самым успешным вложением капитала.
Видимо мысль об этой безумной идее витала в воздухе уже давно, только мне ее никто не сообщал, пока не состоялась покупка лошади. Почему я пришел к этому выводу? Очень просто, конюшня была отремонтирована и приведена в идеальный порядок. Я даже хотел возмутиться: мою комнату и ту недавно только в порядок привели, причем это было сделано, как насмешка надо мной — заделали дыры, не сказать, чтобы слишком аккуратно и покрасили всю комнату в неприятный зеленый цвет, особо не заморачиваясь: не отшпаклевав стены и забрызгав всю мебель вокруг, оставляя огромные полосы и разводы. Это было сделано специально. Как сказал Эд, чтобы в будущем я больше стремился уделять внимание деталям, даже в вопросах, в которых разбираться я не слишком хочу. Ну кто знал, что на вопрос кобольда, что господин хочет, я отвечу: «Делайте что хотите, только стены сделайте зелеными».
Что касается конюшни, то все было в точности до наоборот: здесь — просто идеальное место, причем не только для лошадей. Эдуард знал, что хотел получить от этого места.
Элли завела Матиса в денник и направилась по лестнице, которую я только сейчас разглядел, куда-то наверх. Наверху находилось что-то вроде маленькой квартирки с двумя комнатками и очень мизерным совместным санузлом, в который даже ванна не влезла, только скромная душевая кабина. Откуда я это узнал? Да я просто туда свой нос засунул, интересно же.
— Хорошее место, — я обернулся и удивленно посмотрел на Элли, отметив, что она бросила сумку, на которую я не обратил внимания, и поэтому даже не догадался помочь дотащить сюда, на кровать. — Многие заводчики совсем не заботятся о квартирах для тренеров.
— Эм, ты что здесь жить собралась? — невольно вырвалось у меня.
— А где мне еще жить, или вы хотите сказать, что я должна буду каждый день сюда приезжать?
— Слушай, я, может быть, сейчас скажу что-то кощунственное, но не могла бы ты со мной не «выкать»? Я могу это терпеть и отношусь к этому нормально, когда речь идет о людях, которые старше меня, а от сверстников… меня это нервирует, почти как Матиса переезд.
— Хорошо, — после довольно продолжительной паузы произнесла Элли. — Но ты так и не ответил насчет квартиры.
— Я думал, что ты будешь жить в доме, — я потер лоб и тут же отдернул руку. Эту привычку пытались из меня выбить почти все мои учителя, но я все равно тянул руку ко лбу, когда нервничал. — В последнее время — это самое популярное место для моих учителей и инструкторов.
Она посмотрела на меня так, словно я сейчас ее жутко оскорбил. Не удосужив меня ответом, Элли направилась к выходу из комнатки.
— Я думаю, что ты должен помочь мне почистить Матиса и накормить его. Я тебе помогу. Это один из лучших способов наладить контакт. Тебе следует запомнить несколько простых правил: подойди к нему, похлопай по шее, скажи пару слов. Неважно, что ты скажешь, важна интонация. Почему хлопать, а не гладить? У человека и лошади разные пороги чувствительности, разная толщина кожи. Когда лошади чешут друг другу зубами холки, то усилия, прилагаемые при этом, у человека могли бы содрать кожу. Никогда не подходи к незнакомой лошади ни спереди, ни сзади. Перед кусается, а зад — лягается. Самое безопасное место — сбоку. С верховыми лошадьми принято общаться стоя с левой от лошади стороны. Слева седлают, слева ведут, слева садятся, слева слезают. Во время чистки и седловки все время посматривай на голову. Если лошадь не скалится, а уши подняты и стоят торчком, значит все нормально, и ты действуешь правильно. Если хочешь чем-то угостить, то угощай, но не рассчитывай на снисхождение — лошадь не собака, она на такие штуки не ведется. — Она замолчала.
— И всего-то? — я нервно хмыкнул. В это время Элли нашла все, что было нужно: ведро, скребок, специальную петлю для копыт. Когда она набрала в ведро воду и собиралась его поднять, я не выдержал. Подойдя и отобрав тяжелое ведро, я пошел к загону, даже не посмотрев на нее.
Опустив ведро на землю, я обратился к Матису:
— Ну что, давай знакомиться, — конь навострил уши и посмотрел на меня, хитро прищурившись. — Понимаешь, старик, у тебя нет выбора. Тебя специально купили, чтобы я смог опозориться, но с блеском. Понимаю, тебе это неприятно, но вот такой тебе хреновый наездник достался. А что поделать? Придется терпеть.
Матис тряхнул головой, видимо выражая свое несогласие, потом переступил с ноги на ногу и, слегка оттолкнув меня крупом, засунул морду в ведро с водой и начал шумно пить.
— Вы что такое творите? — возмущенный голос Элли заставил нас вместе с Матисом посмотреть на нее. — Матис, у тебя налита вода для питья, вот же она, отличного качества, между прочим, многие люди такую не пьют, а ты что делаешь? И почему ты не остановил эту свинью, которая только прикидывается приличным конем? — этот вопрос был адресован уже мне.
— Да как же я его остановлю? — я развел руками в то время пока Матис быстро допивал воду из ведра, забавно хрюкая. Не знаю, как у всех, но у меня эти звуки ассоциировались именно с хрюканьем.
В итоге мне пришлось снова идти за водой под недовольное сопение нашего с конем тренера.
В момент чистки я так извозюкался в воде, в сене, в пыли, куда меня опрокинул Матис, когда ему что-то не понравилось в моем уходе, что под конец напоминал самое крутое чучело. Мельком посмотрев на себя в зеркало, я увидел, что даже мои довольно короткие волосы стоят торчком. В самом конце Элли выскочила из денника, как я потом выяснил, чтобы посмеяться вдоволь.
Выплеснув грязную воду, я повернулся к девушке.
— Я рад, что тебе весело. Что теперь?
— Извини, но это так забавно, — она отвернулась, и по вздрагивающим плечам я понял, что она снова смеется. Я невольно поджал губы. Наконец, Элли успокоилась и повернулась ко мне лицом. — Прости. Сейчас мы должны будем потренироваться: седлать, вскакивать, соскакивать с коня и падать. Но нужно делать это сначала не на настоящей лошади. У вас здесь есть что-нибудь подходящее?
— Понятия не имею, — буркнул я нахмурившись. Мне особенно про «падать» понравилось.
— Матис довольно своенравен, как и все чистокровки, — словно извиняясь, произнесла Элли. — Его и опытному наезднику было бы непросто взнуздать. Хорошо хоть ты ему понравился. И хорошо, что ты сам перестал его бояться. Но лучше все приемы отработать в другом месте, раз уж так получилось, и ваши люди приобрели не ту лошадь, которая бы подошла для начинающего.
— Гномы, — Элли недоуменно посмотрела на меня. — Матиса приобретали гномы, по просьбе Эдуарда. Наверное, они решили, что это просто выгодное вложение денег, как и сказал Эд. Я сомневаюсь, что он точно описал, какая должна быть лошадь и для чего ее покупают.
— А Эдуард, он кто? — я внимательно посмотрел на девушку. Вроде мне показалось, что внешность Эда не произвела на нее слишком убойного впечатления.
— Он мой дядя. А что?
— Никогда не слышала про этого Неймана. А ведь по идее он просто не должен слезать с обложек различных таблоидов.
— Он не Нейман. Еще скажи, что ты не знаешь про то, что я пасынок Ареса. К тому же Эд — маг, а к магам такое отношение…
— Все равно, — она мотнула головой, совсем как норовистая кобылка, наверное, у своих подопечных научилась. — Он слишком красив, чтобы оставаться в тени.
— Да что ты привязалась, откуда я знаю, почему за его снимками не ведется охота. За моими, кстати, тоже. Не то чтобы я не был рад такому положению дел, но это своеобразная почва для размышлений.
— Это ты так думаешь.
— Что? — я недоуменно посмотрел на девушку.
— Что? — невинно уточнила она.
— Ты хочешь сказать, что я интересен для папарацци?
— А то ты не знаешь, — фыркнула она. — Настолько мне известно, объявлена приличная награда за твои свежие фото, а обладателю информации о тебе, гарантировано место одного из редакторов одного из журналов.
— Но почему я никого не видел?
— Потому что работа у них такая, с которой журналисты обычно справляются очень хорошо. Хотя ты прав, о тебе и твоей семье уже довольно давно никто ничего не писал, кроме различных слухов.
— Это, наверное, потому что ты из Шории не вылазишь. Здесь ребята Милтона разом рога поотшибают слишком ретивым и любопытным, — я повернулся к подходящей к нам встрепанной Ванде.
— Ты чего такая?
— У меня только что была чудная груповушка аж с четырьмя обалденными мужчинами, — Ванда закатила глаза, а я уставился на нее, чувствуя, что начинаю звереть.
— Что?!
— Расслабься, их в этом плане дамы моложе двадцати не привлекают. За мой промах на тренировке Андре взял мое воспитание в свои сильные руки и привлек к этому жуткому процессу всех остальных. А пришла я сюда, чтобы сказать, что пока меня мучили четверо мужиков, еще двое комментировали процесс, попутно устанавливая в зале что-то вроде искусственного коня. Потому что Эдуард долго нецензурно выражался, объясняя, что тебя пока к живому экземпляру, который приобрели твои поверенные, подпускать нельзя.