Вокруг стен крепости и по берегу Нерис были разбросаны деревянные домики. Три новых небольших костела своими колокольнями тянулись в небо и сверкали позолоченными крестами. Они словно хотели заглянуть, увидеть, что творится в крепости и еще дальше, за городом. Вдоль Нерис извивались узкие, кривые улочки; они уводили из города и узкими дорогами поднимались на заросшие лесами холмы, в поля и долины.
Не только сам город Вильнюс, жители которого уже успели вместе со своим скарбом перебраться в замки, выглядел словно вымерший, но и в крепости с первого взгляда нельзя было увидеть какое-нибудь движение. И правда, казалось, что все происходит во сне, что все тут заколдовано.
Долго глядели чужеземные вельможи и не могли налюбоваться. Такую картину — такую гармонию лесов, гор и рек, окружавших крепость, замки и город, им еще никогда не доводилось видеть.
— Какая прекрасная, какая изумительная крепость! — наконец заговорил английский граф Дерби и бросил взгляд на задумчиво стоящего Витаутаса.
Витаутас ничего не ответил.
Помолчав, граф добавил:
— Слишком мало мы привезли таранов, чтобы разрушить такие замки.
Тем временем, пока другие благородные рыцари в прекрасном расположении духа рассматривали замки и любовались окрестностями Вильнюса, князь стоял суровый, задумчивый и как бы прислушивался, о чем это шумит разъяренная Вильняле и шепчут, омывая стены Кривого замка 35, волны Нерис.
Больше всего привлекал внимание князя Витаутаса Кривой замок, и он, морща лоб, прямо-таки пожирал его глазами.
— Да здравствует! Здравствуй! Здравствуй! — донес ветерок до вершины горы возгласы невидимых людей.
Присмотревшись получше, рыцари увидели во дворе одного замка тысячи двигающихся шлемов, разглядели и самих людей, когда те, наверно, выслушав речь своего военачальника, стали кричать и расходиться по своим местам.
А потом, когда туман несколько рассеялся, рыцари увидели и в других замках большое движение народа; они разглядели на стенах крепости также и пушки, которые смотрели в поле и как бы выбирали себе жертвы. Союзники окружили город со всех сторон.
По всем долинам, склонам, по берегам Нерис и через холмы тянулись к Вильнюсу вереницы закованных в железо витязей, распевающих священные псалмы; другие переправлялись через Нерис. В утреннем тумане развевались их хоругви, покачивались над шлемами пучки гибких перьев и двигался настоящий лес копий и рогатин.
— Глядите, глядите, наши уже на крепость двинулись, — забеспокоился близорукий герцог саксонский и показал Витаутасу и всем вельможам на лес, из которого выехала вереница всадников и галопом понеслась к замку.
— Это не наши, а часть гарнизона замка. Смотрите, они сейчас нападут на нас, — даже не шелохнувшись, сказал Витаутас и снова стал смотреть на крепость, словно подсчитывая что-то про себя.
Тем временем вдоль Нерис двигался маршалок ордена со своим войском и французскими рыцарями. Сначала рыцари не узнали литовцев и подумали, что это один из отрядов Витаутаса. Увидев всадников, крестоносцы хотели преградить им дорогу в замок, но, пока они разворачивались, пока выстраивались в боевые порядки, литовцы первыми набросились на них и нескольких уложили. Возле костела они поколотили бургундских рыцарей, которые, не ожидая такой внезапной атаки, даже не оказали сопротивления. Захватив пленных и несколько повозок с провиантом и кормами, литовцы быстро укрылись в замке.
Наблюдавший за всем этим Витаутас не сдвинулся с места, а между тем из остальных вельмож одни выругали своих, другие похвалили литовцев.
Пока не подошли основные силы войска маршалка, убитые рыцари и лошади лежали на берегу Нерис, и с вершины горы казалось, будто туда из проезжавшей повозки набросали мешки с сеном.
Светлейший князь, — прошептал Витаутасу подошедший сзади боярин Книстаутас, — а не следовало бы нам, пока рыцари будут выстраиваться да разбираться, внезапно напасть на крепость?
Витаутас не скоро ответил ему. Он долго смотрел на стены крепости, измерял взглядом Кривой замок, а потом сказал:
— Вы со своими воинами сначала попытайтесь поджечь Кривой замок и идите на него со стороны Нерис и с востока.
— Сколько людей с собой брать? — спросил боярин Книстаутас.
— Возьми нескольких и предложи им сдаться, а когда начнется пожар, тогда уж навались всеми своими силами.
Книстаутас поднял руку, отдал честь князю, отдал честь благородным рыцарям, вскочил на коня и со своими людьми направился с горы туда, где стояли его полки.
Витаутас и родовитая знать оглядывали местность с вершины горы и ждали маршалка Тевтонского ордена, чтобы держать большой совет. Но суеверный маршалок, расстроенный этой небольшой, но все-таки бесславной неудачей, медлил с прибытием. Эта маленькая неудача не предвещала ничего хорошего и в будущем и сильно испортила настроение войска; особенно подействовала она на французских и бургундских рыцарей, которые еще не сталкивались с военными хитростями литовцев.
Стыдно им было и за своих товарищей, которые так легко и бесславно сложили головы на глазах объединенного войска и гарнизона всех четырех замков.
Маршалок приказал побыстрее похоронить убитых и отслужить панихиду в костелах, оставленных литовцами.
Наконец взошедшее из-за лесов солнышко озарило группку вельможных рыцарей на вершине горы. И в это же время, когда горы уже сверкали и переливались в лучах восходящего весеннего солнца, все четыре замка продолжали скрываться в тени гор. Туман, поднимающийся с Нерис и Вильняле, затягивал замки таинственной дымкой и придавал им еще больше очарования.
Едва маршалок ордена поднялся на гору, начался военный совет. Маршалок был злой, недовольный и снова жаловался Витаутасу, что вероломные жемайтийцы во время похода ограбили его обозы, из засады перебили несколько отрядов всадников и что, вообще, христиане так не воюют.
Военный совет быстро распределил места, составил план штурма, и командиры отрядов и хоругвей, выполняя приказ старших, поспешили с горы к своим частям.
Но штурм замков начался не сразу, так как долго ждали подвоза пушек, таранов и других стенобитых машин.
Одни жители города бросили свои дома и со всем скарбом и добром перебрались в замки, другие сбежали в леса и болота, поэтому теперь по городу, словно муравьи, беспорядочно сновали отдельные воины в поисках хоть какой-нибудь добычи. Когда они слишком близко подходили к стенам замка, по ним пускали стрелы, бросали копья, а если где-то собиралась густая толпа, то даже стреляли из пушки. Из Верхнего замка сделали несколько выстрелов по вершине горы над Вильняле, где стояли вельможи; одно железное ядро пролетело слишком высоко, второе — слишком низко, а третье зарылось в землю у подножия горы. Вельможи не разошлись.
Когда поднялось солнышко, словно проснулись после долгого сна все четыре замка. Ожил и сам город. В Верхнем замке на всех стенах курилась разогреваемая смола, поднимался пар над кипятком, сверкали шлемы, доспехи воинов, а изредка доносились и людские голоса. А там, внизу, извиваясь струилась Вильняле и тихо вторила ей Нерис.
Вокруг Кривого замка сновали конные и пешие, и было слышно, как они переругиваются с его защитниками.
— Послушай, ты, жемайтиец дремучий, чего глазеешь, ворон что ли считаешь? — со стены замка кричал стражник зазевавшемуся жемайтийцу.
— Да никак ты человек? Я-то подумал, что ворона, вот и гляжу, как на ворону, — отрезал жемайтиец.
— Никудышний из тебя стрелок, если человека от вороны не отличишь. Ты что, только в ворон стреляешь?
— А ты в мою задницу попадешь? А? Попробуй! — И жемайтиец, нагнувшись, выставил зад.
— Подойди поближе, попробую.
— Ха-ха-ха! — грохнул внизу смех. — Поближе подойди! Он сначала пощупает, а уж потом и копье бросит! Ну и стрелок!.. Ха-ха!..
— Эй ты, лопух, откуда у тебя такой шлем? Возле речки нашел? — кричал другой жемайтиец.
— С твоей головы снял.
— Да моя голова на плечах.
— Приглядись получше, не горшок ли.
— Это вы свои головы полякам продали, а сами вместо них горшки напялили, — шутил мелкий боярин из отряда Витаутаса.
— А вы вместе с потрохами крестоносцам продались и своих жен ордену под залог оставили, — резали со стен замка.
— Наши жены дома сидят, а мы тут с вашими жить будем!
В погребе одной избушки воины нашли спрятанный бочонок с пивом. Бочонок выкатили на улицу, вышибли дно и принялись угощаться.
Воины проталкивались к бочке, подставляли шлемы, ладони или первую подвернувшуюся под руку посудину. Вокруг домика собралась толпа, началась давка. Другие, увидев толпу, захотели узнать, что там происходит, и поднажали еще сильнее, так что вся улочка оказалась забитой народом. Это заметили со стен замка и бабахнули из пушки. Ядро просвистело над толпой и, угодив в крышу домика, прошило ее насквозь. Некоторые жемайтийские юноши, еще не слышавшие пушечных выстрелов, разинув рты, смотрели на стены.
Пиво быстро выпили, расколотили и саму бочку; воины снова рассыпались по городу, чтобы уничтожать скарб, бить окна, ломать двери в поисках какого-нибудь добра, оставленного беженцами. В одном доме обнаружили спрятанный мешок орехов; откуда-то вытащили на улицу старушку. Старушка была такая древняя, что даже ходить не могла. Воины окружили ее, начали толкать, щипать, о чем-то спрашивать, а потом потащили к Нерис и бросили в воду.
Со стен замка снова бабахнули по толпе из пушки, но опять промахнулись, только разбили повозку на берегу Нерис и испугали лошадь. Подняв хвост и задрав голову, фыркая и путаясь в вожжах, лошадь понеслась по берегу, а ее испуг передавался и другим коням.
— Ребята, отойдите от стен замка, вот тараны везут!.. Отойдите. Сейчас у всех будет работка! — И мелкий боярин верхом на коне, размахивая копьем, оттолкнул воинов подальше. Наконец привезли один таран, второй, потом еще. Установив эти машины подальше от стен, принялись налаживать их, подтягивать, подправлять… Но штурм замка все еще не начинали.