сь, даже собственные прикосновения чувствовались чрезмерно интимными.
Вчера мы с Витрисом не договаривались, станет ли он по-прежнему подвозить меня. Он добровольцем не вызвался, а мне навязываться как-то не хотелось. Но, однако же, его синяя «Тойота» затормозила передо мной уже на подходе к остановке.
– Ну чего ты выперлась раньше? – «вежливо» поприветствовал меня рыжий.
– Да я как-то…
– Сядь уже!
Скрыть довольную улыбку не получилось, ну в разы же удобнее иметь личного водителя. Но спустя несколько минут пути Витек стал на меня странно коситься, морщась и принюхиваясь. Заерзал на сиденье, будто ему в штаны блох насыпали, а потом и вовсе открыл окно, высовывая в него постоянно лицо. А, между прочим, осень на улице, и далеко не тепло.
– У тебя похмелье? – поинтересовалась я.
Мы вчера не так много и выпили, и мне хоть бы что, но кто сказал, что он не продолжил где-то веселье чуть ли не до утра.
– Нет у меня никакого похмелья! – неожиданно грубо огрызнулся Витрис.
– Тогда что? От меня вроде не воняет, а ты носом крутишь, словно я в помоях искупалась.
– Не в помоях, гораздо хуже, – фыркнул рыжий, кажется, возвращая себе хорошее настроение. – У тебя овуляция начинается, Аврора. Так что, если ты не хочешь слушать от меня непристойные предложения ближайшие пару дней, придется добираться самой и никаких совместных ужинов. Уж прости.
– Учитывая твою общую жизненную позицию, подразумевающую отсутствие всяких обязательств, странно испытывать желание приставать к женщинам в опасном периоде, – прокомментировала, тоже для верности понюхав воздух.
– Просто женщины – это одно. Но у нас с тобой никакие последствия мне не грозят, а вот, сука, инстинкты орут послать всю эту дружескую хрень куда подальше и постараться забраться к тебе в трусы любым доступным способом. Аж слюни текут.
– Лишняя инфа между друзьями! Ладно, переживу, поезжу на общественном транспорте, – пожала я плечами, выбираясь у проходной, а Витрис стартанул с места, даже не сказав «Пока».
Следующим интересным моментом утра стало поведение моего нового шефа. Едва войдя в приемную, он привычно направился к моему столу, но в нескольких метрах остановился, постоял, будто анализируя что-то, а потом, буркнув приветствие, пошел к себе, делая крюк, чтобы обойти меня по дуге. Это что, печать так работает? Прямо интересненько. Продолжились странности и по пути домой. Парень с неприятным липким взглядом, быстро плюхнувшийся рядом в маршрутке, сразу же занервничал и взял и уступил свое место девушке, а оставшийся путь старательно смотрел куда угодно, только не на меня. Подросток, попытавшийся грубо оттолкнуть меня с тротуара, неожиданно оказался на заднице сам, без всякого моего участия. Кажись, жизнь-то налаживается, а, Рори?
Телефон оповестил о входящем сообщении, когда я уже заканчивала ужин в компании Барса.
Р: «Назревает очередной одинокий вечерок, плавно перетекающий в унылую ночку под аккомпанемент жужжания друга на батарейках?»
Вчера не наговорился, значит. Очень хотелось написать в ответ какую-нибудь колкость, но сегодня я решила побыть единственным из нас двоих взрослым человеком, поэтому забила.
Р: «Что, пупс, руки совсем заняты? Или остроумие отказало от сексуальной неудовлетворенности?»
– Зато у тебя оно, смотрю, прям через край, – ответила вслух и опять ничего не сделала.
Я успела перебраться с кружкой чая к телевизору и вдоволь наклацать пультом к тому времени, когда кое-кого подорвало снова.
Р: «Вот скажи, каким макаром должен выпендриться мужик, чтобы одна из таких несносных сучек, как ты, дала ему себя еще разок трахнуть?»
Я заморгала от удивления, не в силах понять: это очередная попытка оскорбить меня, или психованный альфа делает усилие по налаживанию между нами контакта в своей неповторимо-прибабахнутой манере. Да нет! Быть последнего не может!
Р: «Хотя постой! Я знаю! Придурок должен пообещать тебе быть верным, как гребаный лебедь! Так, пупс?»
Надо же, Риэр, видимо, поработал со словарем – другого объяснения употребления им слова «верный» у меня нет.
Я: «Не угадал! Для начала он мог бы запомнить мое имя и престать называть сучкой, стервой и тому подобным. Это могло бы сойти за первый шаг. Но не думаю, что у тебя получится это, даже если бы приложил адские усилия».
Р: «Кто сказал, что речь обо мне?»
Р: «Аврора».
Отвечать я не стала. А Риэр больше не писал. Ну вот и замечательно!
Глава 40. Предатель
Витрис не объявлялся целых четверо суток, как, впрочем, не давал о себе знать и Риэр. Очевидно, даже первая ступень на пути превращения из козла конченого в мужчину сколько-нибудь нормального далась ему с таким трудом, что он решил не продолжать. А жаль, я-то уже прям начала придумывать целую личную программу избавления его от рафинированного эгоизма с сексоголизмом вкупе. Испытала бы на нем, потом стала бы платные семинары проводить, бросила бы работу, зажила припеваючи, объегоривая всяких лохов. Эх, не срослось. Вот что за мужик? Вечно все испортит! А, с другой стороны, с чего такому, как он, захотеть меняться? Разве, с чисто практичной мужской точки зрения, его образ жизни не был прекрасен и достоин стать примером другим, не столь удачливым представителям его пола? Это же не романчики, которые я почитывала, и не душещипательная киношка, где такой легко порхающий из постели в постель мохнатый шмель вдруг встречал свою единственную и решал, что вот оно счастье, и без него ему уже никак. Предполагается, что для этого мужчина должен иметь хоть зачатки потребности создать с кем-либо эмоциональную связь, пусть даже и неосознанно. А если отсутствие подобной функции в организмах Зверорожденных – широко известный и полностью подтвержденный факт, то и откуда чему взяться? И хватит на данную тему.
Но если серьезно, то в моральном плане я чувствовала себя не очень, и тем хуже, чем ближе было полнолуние. Странное состояние, будто время стало тянуться бесконечно, и я буквально не знала, куда себя девать, чтобы заполнить его. Так бывает, когда ты со все нарастающим беспокойством ждешь некоего, далеко не приятного события и уже дико хочешь, чтобы оно случилось, в конце концов, вне зависимости от того, как будет протекать. И никакие привычные занятия не в силах отвлечь тебя от мыслей о нем. В книгах и документах я видела лишь буквы, но ни капли смысла, и постоянно допускала ошибки на работе. В результате получала вполне заслуженные замечания от коллег и шефа, но не проникалась чувством собственной вины, а только злилась. С трудом сдерживалась, чтобы не огрызаться и не хамить всем вокруг. Похоже, стоит подумать над выбором успокоительных в эти дни, или таким темпом я перейду и к членовредительству. Возвращение Витриса не слишком помогло. Его прежде довольно забавную и местами познавательную болтовню я слушала рассеянно, угукая невпопад, постоянно косячила на кухне, и в результате была им временно отстранена от приготовления наших совместных ужинов, ибо он «задолбался жрать пересоленные угли». Ну или типа того. Хотя, может, все дело было не в приближении полнолуния, а в том, что я отвратительно спала. Точнее будет сказать, что почти перестала это делать. А все потому, что в моих снах стало необычайно многолюдно. Во-первых, там постоянно присутствовал некто, думаю, тот самый тип, который тыкал мне чем-то в мозг и вещал тогда: «Призови и служи!» Теперь он со мной не мог говорить, но это не значило, что не пытался. Воспринимался он так, будто находился за несколькими слоями запыленного стекла, слова или, скорее уж, мысли до меня не доходили, но зато вполне себе четко дотягивались эмоции. Когда на тебя во сне без конца изливается агрессия и чьи-то, пусть и тщетные попытки надавить и не пойми к чему принудить, спится, оказывается, совсем не хорошо. Я то и дело выскакивала в реальность и не чувствовала себя ни капельки отдохнувшей. Но даже когда этот злобный безликий гад убирался, его место тут же занимали те самые ребята, что намертво были привязаны к дурацким воображаемым нитям, произраставшим из моих рук. Я вообще начала себе представляться эдакой паучихой, каждое движение пальцев которой заставляло проявиться из темного нигде кого-то. Некоторых я умудрялась подтянуть так близко, что даже смогла различить лица. Ладно, может, не лица, скорее, некий слепок личности, но этого было достаточно для того, чтобы я узнала некоторых из тех, кто сидел тогда в клетках в ангаре вместе со мной. И все они являлись, чтобы спросить, какого же черта происходит. Как будто я сама знала. Короче говоря, ясность с тем, кто ко мне привязан, не принесла понимания во всех остальных вопросах, а постоянные раздумья над этим так же не добавляли мне ни спокойствия, ни способности концентрироваться на ежедневных делах. И-и-и-и да, случилось разок пожалеть о том, что рассчитывать на помощь Риэра в решении всех этих загадок мне больше не стоило. Или, возможно, немного больше одного раза. Я даже позвонила Маше, в надежде использовать ее в своих сугубо меркантильных целях и заполучить немного времени Исайтари. Авось он помог бы разобраться мне с происходящим. Но выяснилось, что парочка отправилась на острова где-то на другом конце Земли, дабы отпраздновать очередное воссоединение, и вернуться они планировали только после полнолуния.
К пятнице из-за постоянного недосыпа и бесконечной круговерти своих и чужих вопросов я стала окончательно рассеянной и взрывоопасной одновременно. Дошло до того, что, когда писала заявление на отгулы в понедельник и вторник, сначала сидела и тупила, не в состоянии вспомнить отчество Максимушки, потом трижды переписывала, умудрившись наделать столько описок и ошибок, что меня посрамил бы и первоклашка. При этом в голове у меня проигрывалась картинка, как я с особым цинизмом расправляюсь с шефом, если он вдруг попробует отказать мне, что тоже нисколечки не способствовало концентрации. Но Максим не только без единого слова подписал мои каракули, но и, всмотревшись в мое лицо чуть повнимательней, поинтересовался, не нужен ли мне на самом деле больничный вместо пары отгулов. И тут же захотелось одновременно всплакнуть от его внезапной заботы, вне зависимости, насколько она искренняя, и стукнуть его по башке за то, что так откровенно намекнул, насколько же погано я, судя по всему, выглядела. Пора-пора, Рори, пить какие-нибудь травки, а то и таблеточки счастья, или хорошим все не кончится.