Риэр, снова такой возмутительно взъерошенный и помятый, а главное, со стремительно твердеющим членом, прошелся по мне с ног до головы, прищурив один глаз, и раздражающе невозмутимо почесал затылок. Какое у него, на фиг, право выглядеть вот так съедобно и… мило… МИЛО, блин, с утра пораньше, тем более, когда я на него ору!
– Если тебе срочно нужно заняться сексом, то вовсе не обязательно заморачиваться на прелюдию в виде скандала в такую рань, Рори, – без капли раздражения ответил он. – Просто скажи.
Я еще раз прошлась взглядом по нему сверху и… до середины. Где-то мелькнула мыслишка, что еще совсем недавно я ставила в вину этому мужчине неуемный сексуальный аппетит и излишне примитивное отношение к переходу от желаний к действиям, но на данный момент это показалось неактуальным. Хочу – возьму, что тут сложного?
– Говорю, – только и произнесла я, отступая к дальней стенке.
– Вот это моя требовательная стервочка, – одобрительно ухмыльнулся Риэр и шагнул в кабину.
Впрочем, на этом мои вспышки беспричинного гнева не закончились. То меня вывело из себя, как он рассматривал сооруженный мною многослойный бутерброд, то рация постоянно начинала противно скрежетать, когда подчиненные альфы докладывали о положении вещей на территории или уточняли, стоит ли пускать припоздавших. Оказывается, двое суток перед полнолунием ворота поместья были открыты для всех желающих получить убежище и готовых заплатить за это, а вот с утра воскресенья их закрывали до обеда в понедельник. И на каждый вход или въезд теперь требовалось личное разрешение Риэра. Но окончательно доконало меня долбаное зеркало. Какой вывих в мозгах у чертова дизайнера позволил разместить его на дверях ванной и при этом не заморочиться присутствием щеколды? И почему именно тогда, когда я решила поближе рассмотреть наличие кругов под глазами перед ним, альфе приспичило вломиться сюда. Ладно, он не врывался, а просто вошел, но шарахнул мне по носу так, что там что-то громко хрустнуло. Ну и понеслось! Я орала, поминая и идиота, придумавшего все это, и прошлась по Риэру, и вообще, кажется, припомнила всех, кто мне в этой жизни насолил, само собой, исключительно мужеского полу. И странное дело, какая-то часть сознания, невзирая на мои истерические вопли, оставалась спокойной и ненавязчиво вопрошала, какого же хрена так поперло.
Еще более поразительным было то, что Риэр и не подумал взбелениться в ответ, а просто развернулся и пошел на кухню, откуда зазвякало и забулькало. Вернулся он со стаканом чего-то золотисто-коричневого, плескавшегося в широком сосуде, и сунул мне.
– Пей давай, – приказал он, не обращая внимания, что я скривилась от запаха алкоголя. – До дна!
Я послушалась и, выдохнув, умудрилась запихнуть горючую жидкость в себя за раз. Риэр постоял, наклонив голову набок, наблюдая за мной, и, видимо, только заметив в моих глазах хмельной блеск, спросил:
– Ну и какого же хрена?
– Мне больно, – скиснув, призналась честно я, прислушиваясь к все усиливавшемуся ощущению, распиравшему каждую клетку, – и страшно. Это не так, как в первый раз.
– Первый раз никогда не повторяется. – Несмотря на двусмысленную ухмылку альфы, я заметила тень озабоченности в его взгляде.
Он влил в меня еще порцию алкоголя и, велев лежать смирно, ушел на улицу в одних боксерах, но с телефоном.
В голове зашумело, комната пришла в движение, будто каюта собиравшегося взлететь звездолета, и я послушно лежала на месте, чтобы меня случайно повышенной гравитацией моськой в пол не притянуло. Алкоголь как-то выровнял температуру в моем теле, устранив это чувство, будто изнутри я закипала постепенно, а снаружи бил озноб. Теперь мне было равномерно жарко, но вполне пока терпимо. Барс пришел ко мне, понюхал лицо, я дохнула на него, и бедняга, нервно задергав хвостом, сбежал в неизвестном направлении. Я повернулась к телеку и сделала открытие, что если не смотреть обоими глазами сразу, а только по одному, то даже что-то можно разглядеть. Вернувшись, понятия не имею, через сколько, Риэр зазвенел невесть откуда взявшимися ключами и открыл дверь комнаты, обозванной мною уже «тайной» и хранилищем убиенных доверчивых дур. Я подумала, что любопытно бы посмотреть, что он там скрывал, но, прикинув расстояние от дивана до двери, я разумно оценила свои силы и координацию после двух стаканов и поняла, что не доползу. Погремев чем-то, альфа вышел и, притащив стул из кухонной зоны, уселся, оказываясь как раз поперек экрана. Опять же, до чего злит! Я смотрела… какую-то необычайно интересную фигню! Особенно отвлекало, что на правое колено альфа положил боком черный, хищно уставившийся одним черным зрачком в мою сторону пистолет. Здрасти, приехали!
– Ага, так и знала! – щурясь то левым, то правым глазом, сказала я. – Неспроста ты вдруг стал таким добреньким. Кормил, купал, в постели фантастику вытворял и ни разу не нахамил… черт-те сколько часов. Теперь должен меня пристрелить, чтобы я никому не проболталась о том, что ты можешь быть нормальным человеком и даже суперским мужиком, в которого не грех и влюбиться? Упс!
Я хлопнула себя по губам, но, похоже, мой рот утратил связь с мозгом.
– А ты меня напоил на прощание типа в утешение? – Мысль мне показалась на редкость забавной, и я фыркнула… а может и хрюкнула. – Предсмертная пол-литра?
– Так, похоже, с дозой я переборщил, – вздохнул Риэр. – Ты же мелкая такая.
– А-а-а! Я поняла! – продолжила я свои умозаключения в режиме нон-стоп. – Ты просто такой стрелок хреновый, что я должна быть почти дохлой, чтобы ты попал куда надо?
– Рори, за… помолчи, – нахмурился альфа и помахал пистолетом. – Здесь транквилизатор!
– Пф-ф-ф! И зачем? Мне вроде и так уже захорошело дальше некуда. Сейчас глаза закрою – и тут же отключусь.
– Нет, не отключишься, – покачал головой Риэр. – С каждым часом перед полнолунием твой обмен веществ разгоняется все сильнее. Очень скоро алкоголь выветрится. И до этого нам необходимо решить, что делать дальше.
– Давай решать, – покладисто согласилась я и перевернулась на спину, сложив ручки на груди и глядя теперь в потолок, потому что дурацкий альфа никак не хотел сидеть на одном месте и все куда-то съезжал вместе со стулом.
– Значит, так, Аврора… – Ой, как-то нехорошо он начал. – Я говорил только что с Уравнителем, он, наконец, соизволил согласиться разобраться в ситуации с тобой и Сонмищем, но приехать раньше ночи он не сможет, а ты к тому времени уже обратишься. Так что он посоветовал вырубить тебя.
– Не знаю, кто такой этот Уравнитель, но он мне уже не нравится. Что за радикализм! – вяло возмутилась я.
– По большей части он придурок и страшный выпендрежник, но обладает массой редких способностей и знаний. Но об этом позже. Мне нужно, чтобы ты сейчас хорошенько подумала и признала, что введение обездвиживающего наркотика – необходимая мера безопасности, и согласилась пойти на это добровольно. Иначе гребаная печать вполне может вернуть все мне, и это я буду валяться тут без сознания.
– Было бы интересненько! – хмыкнула я.
– Аврора! Сосредоточься!
– Если ты хотел моей сосредоточенности, то на фига поил? – возразила вполне резонно.
– А если бы я тебе в том состоянии сказал о наркоте, ты бы что сделала? В лучшем случае сбежала бы или посуду мне в голову швырять стала? А я люблю свою посуду, привык ней!
– А к голове нет?
– Голова заживет на раз, – улыбнулся Риэр, – а тарелки потом новые покупай. А знаешь, как я ненавижу шоппинг?
– Теперь знаю, – сказала и нахмурилась. Я узнавала о нем все больше, капля по капле, привычка за привычкой, и постепенно, но, похоже, неизбежно он нравился мне все сильнее. Поганенько. Потому что сто процентов не взаимно.
– Итак, ты выстрелишь из этой пукалки, я засну, и, следовательно, все веселье с обращением пройдет мимо меня? – села, как мне показалось, очень резко и бодро и хлопнула по коленям. – Отлично, я с удовольствием избегну всей этой жути, так что давай! Только сильно над телом безвольным не глумись.
– Нет, Рори, – вздохнул Риэр, даже не отбив никак мою провокацию, – сейчас это бессмысленно, действие кончится еще до переворота. Так что потерпеть тебе придется до последнего, и когда уже будешь на грани, я введу препарат. Тогда у нас есть шанс, что хоть часть ночи пройдет спокойно. На повторный выстрел я и не рассчитываю. Ты своим зверем еще вообще не управляешь и наверняка любую мою манипуляцию подобного рода воспримешь резко отрицательно.
– Что-то ты не слишком уверенным выглядишь, – посмотрела я в его переставшее в конце концов плавать по комнате лицо.
Вместе с быстрым отрезвлением возвращались и все неприятные симптомы, к тому же изрядно усилившись. Ой и фееричные часы ожидают меня впереди, чую.
– Потому что у меня и нет никакой уверенности, да и Уравнитель никакой гарантии не дал.
– Перспектива оптимистичная, – скривилась я от ломоты в суставах. – А если я совсем уж озверею, снотворное не сработает и твой Уравнитель со мной не справится, то что тогда? Пристрелишь?
– При всем желании не смогу. Надеюсь обойтись только удержанием тебя в подвале, – прозвучало как-то мрачненько.
– И на том спасибо, – искренне поблагодарила я, падая опять на спину.
Риэр положил пистолет на широкий подлокотник дивана вместе с рацией и телефоном и улегся рядом, властно притиснув к себе. Но уже через пару минут я взбрыкнула. Кожа горела и замерзала одновременно, и каждое касание было пыткой. Достаточно долго старалась держаться и никак не выдавать нарастающий дискомфорт, но, когда стало невыносимо, так, словно меня жгли, замораживали и растягивали на какой-то дыбе, накачивая воздухом мышцы, и все одномоментно, не выдержала и, заныв, сползла на пол. Риэр ушел из комнаты. Я решила, что ему не особенно хотелось наблюдать за моими мучениями, ну а кому хотелось бы, если только ты не кайфуешь от чужой боли. Но спустя несколько минут он вернулся, поднял на руки и понес в ванную, хоть я и извивалась ужом. Вместе со мной он уселся в наполненную ледяной водой ванну, невозмутимо выслушал, что я об этом думала (в весьма нецензурной форме), и удерживал на месте, не позволяя слишком уж лягаться и махать руками, до тех пор, пока не унялась. А после говорил и говорил. О чем – ни за что не вспомню. Его монотонное бормотание сначала раздражало, но по