йся сейчас, что не рад!!!»), дальше в его личной галерее кошмаров шла сцена моей внезапной кончины прямо во время родов, при чем такая красочная, что у меня волосы дыбом вставали и все мелодрамы мира отдыхали, нервно покуривая в сторонке. Я уже с малышом на руках, глядящая сквозь него, как сквозь невидимого, никчемного, он, неуклюже роняющий младенца, ломающий ему что-то неумелым прикосновением, отчего сердце останавливалось, первое обращение нашего обязательно сына, после которого он становиться чудовищем и это морально убивает меня, опять же отбирая у Риэра. На все лады один и тот же сценарий: он лишается меня полностью или частично каким угодно образом и от его эмоций по этому поводу из души прямо фонтанировала кровь и отчаянье.
Мать моя женщина, да с такой кашей в башке рехнуться можно!
Распахнув глаза, вырвалась из мира его ужастиков со мной в главной роли и пошла на запах и на слабый отзвук любимого голоса до кабинета Сая. Последние слова Риэра, конечно, же были адресованы мне, а не Маше, но смысл их был для меня вторичен, гораздо важнее сам факт его присутствия, уязвимость за самоуверенным тоном, которую могла уловить лишь я, больше никому ее не прочувствовать, не прочесть в моем упрямом альфе.
— Вот только не надо мне тут опять вашу шарманку, про беспокойство о нашей безопасности и страх потери! — развернулась подруга полностью к своему полудемону, — Во-первых, это не компенсирует мудацкого поведения и эгоизма ни в коей мере!
— Моего? — недоуменно поднял светлые брови Двоедушный, а я приблизившись со спины, уткнула лицо между лопаток Риэра и с наслаждением вдохнула лучший аромат в мире и проскользнула руками по его бокам, обхватывая за талию. Е-мое, как же хорошо, вот просто так обняться и все.
— Я и в самом деле мудак и эгоист, — прошептал Риэр дрогнувшим голосом, моментально накрывая мои руки на своем животе своей ладонью и сжимая, словно желая подстраховаться от их внезапного исчезновения.
— Знаю, хватит перечислять свои достоинства, — тихонько фыркнула в его рубашку.
— Во-вторых, мы живем в двадцать первом веке, медицина достигла заоблачных высот, — вдохновенно продолжала уже явно поймавшая волну ярости Маша, наклонившись через стол к Исайтари и угрожающе тыча в него пальцем, — Имея такие доходы, как у нас полная дичь переживать о каких-то там осложнениях или прочей херне!
— Да, дорогая, ты права, — невозмутимо ответил полудемон, — Я над этим работаю и потерпеть осталось совсем немного. Уже подобрана группа ученых и строительство клиники лаборатории, где ты станешь единственной драгоценной пациенткой подходит к концу.
— Что, прости? Почему ты… — голос подруги неожиданно стал из грозного рыка мышиным писком, а Риэр развернулся, начав толкать меня к выходу.
— Потому что я не хотел волновать тебя раньше времени, родная.
— Домой пошли, пупс, им сейчас не до нас и нам не до них.
Дверь кабинета закрылась, отрезая нас от всхлипов и бессвязного бормотания Маши и воркующих увещеваний Сая.
— Я никуда от тебя не денусь, Риэр, — сказала я ему, прижавшись к его боку, и альфа странно дернул головой, резко вдохнув и ускорил шаги, — Беременность — это не смертельная болезнь, не необходимость становиться перед выбором ты или малыш, не время для потерь и лишений, это наш шанс стать еще ближе.
Он остановился резко, разворачивая меня и подхватывая, приподнимая, чтобы наши глаза оказались напротив.
— Обещаешь, что все будет хорошо? — взрыкивая потребовал он.
— Зуб даю! — усмехнулась я и потянулась за поцелуем.
— Учти, я мужик конкретный, за слова ответишь! Я тебя и на тот свет не отпущу, пупс, учти, — пробормотал он в мои губы.
(Дальше будет немного мимимишности, но ведь для того бонусы и пишутся, правда?)
— Пупс, ну-ка хорош мельтешить по дому! Садись, я буду делать тебе массаж против отеков ног! — грозно приказал Риэр, отложив в сторону планшет, в котором что-то читал.
— У меня нет никаких отеков, — отмахнулась я, начиная складывать полотенца в ванной.
Упертый мужчина извел всех женщин в поселении, требуя запредельной помощи мне в каждом элементарном домашнем деле, но меня бесило бездействие.
— Нету у нее, — проворчал он, придя-таки за мной и уволакивая на диван насильно, — Отеков нет, токсикоза не было, за клубникой и персиками по ночам меня тоже не гоняла, что ж у тебя все не как у нормальных людей?
Усадив меня, он уложил мои ступни себе на колени, накапал ароматного масла и стал мять, периодически поглядывая в экран планшета. Было очень приятно и немножечко щекотно.
— Вот как я должен прочувствовать себя будущим отцом, изможденным твоими капризами и требованиями, если все что пишут в книгах и на форумах про беременных никак к тебе не относиться? — продолжил бухтеть он, пресекая мои ерзания, — Может, ты меня дуришь? Признайся, просто очень хотела меня окольцевать и все притворялась.
И да мы поженились, причем не формально расписавшись сам на сам. Риэр закатил гигантское гуляние на сотни персон всех знакомых оборотней, с шатрами на лужайках для гостей, арками из роз, выпусканием голубей и прочей пышной дребеденью, которая странным образом его нисколько не напрягла. Потом был еще и недельный полет на райский остров и по возвращении я себя ощущала дурной и не способной перестать бесконечно лыбиться от счастья.
Зато после отпуска в эдеме, альфа лично взялся за переустройство нашего дома под полную безопасность для будущего чада, руководствуясь множеством советов и рекомендаций с уймы всяких родительских форумов в сети. И это было началом какого-то эпичного песца!
Чего он только там не начитался про дискомфорт и всякие страсти, сопровождающие беременность и все пытался примерить на меня.
— Ага, а это, — я указала на свой изрядно округлившийся живот, — потому что арбузную косточку случайно проглотила. А еще я помидорки и огурцы тоже с косточками ем, так что у меня там не только бахча, но и овощная грядка.
— Не сметь называть моего наследника овощем! — нарочито грозно нахмурился Риэр.
— Наследницу, папаня, — невозмутимо возразила я.
Последнее УЗИ показало, что у нас девочка, но старый динозавро-волк, родом из средневековья почти, отказывался доверять «всякой новомодной технической фигне, ибо сам знаю лучше»
Первый наш поход, результатом коего стал снимок нашего чада размером с фасолину, едва не напугал меня, потому что раз взглянув на фото, Риэр тогда помрачнел и примолк, и ходил таким весь оставшийся день до вечера, улегся в постели ко мне спиной и прикидывался спящим, хотя я чувствовала, что он весь как звенящая струна. Опять вернулись все его страхи или подтверждение уже неизбежности отцовства пробудили желание сбежать куда глаза глядят?
Пришлось притвориться крепко уснувшей и ждать. Он осторожно выбрался из постели и крадучись покинул спальню. Спустя несколько минут я бесшумно последовала за ним и увидела его на темной кухне, подсвечивающего себе телефоном, а на столе перед ним лежал тот самый снимок. Риэр щурился и моргал, кадык его ходил ходуном, а пальцы скользили по поверхности фото, губы шевелились, что-то шепча. Мне почудилось что: «ты уж меня не подведи». Не сказав тогда ни слова и не выдав себя, я вернулась в постель с пониманием, что все у нас будет хорошо. Не может не быть.
— Божечки, это катастрофа! — придушено прошептала я, прикусывая в бессилии кулак, глядя из-за кулис на нашу девочку, что застыла на сцене испуганная и потерянная, пока другие ее ровесницы в белоснежных балетных пачках уже вовсю исполняли танец снежинок, — Я так и знала, что она испугается и растеряется! Зачем-зачем-зачем мы ее подталкивали и поощряли? Нуличек, ну давай же, очнись! Смелее, родная!
Инна наша такая кроха — точно в меня вся, не в отца, разве что глаза-волосенки его, росточком по плечо остальным девчонкам, ручки-ножки — палочки, теперь еще и губешки дрожат, ресницы машут — сейчас заревет и я следом.
— А ну прекратить нюни, пупс! — очень тихо, но весьма грозно рыкнул на меня Риэр и мягко отодвинув со своего пути, самым беспардонным образом выперся на сцену.
Протянул свою правую здоровенную лапищу Инне, второй бережно поддерживая головку висящего на нем в слинге трехмесячного Рунмара.
— Нуличек, давай же, мы же это дома сто раз делали! — невозмутимо сказал он дочери, хватая ее за ручку и становясь на цыпочки.
Со стороны зрительного зала послышались смешки, покашливание и возня, но мой муж грозно глянул туда и как ни в чем не бывало начал кружиться в танце снежинок, увлекая за собой и нашу кроху. Огромный альфа, абсолютно лишенный и намека на необходимую для танца грацию, с нашим сыном у своей груди и бросившийся на помощь дочери, плевать хотевший, как это выглядит со стороны. Он был просто великолепен, лучше всех на свете и мой. Наш!
Вот тут я уже совсем поплыла, захлюпала в занавес, заливаясь слезами при виде всего, что мне дороже собственной жизни.