— До свидания, милая! Благодарю тебя.
— За что? — удивленно спросила Уилмэй.
— За то, что я сподобилась увидеть ангельский лик.
Уже потом Уилмэй спросила меня, что леди Харстон имела в виду. Я ответил ей, что не знаю, поскольку миссис Харстон слегка не в своем уме. Впрочем, я мог бы сказать Уилмэй правду и не бояться, что ей это повредит. По-моему, она и так знала о своей красоте и даже радовалась этому. Но всякого рода комплименты, исходящие от женщин, казались ей докучными, а мужские восторги ее раздражали и даже пугали.
Вскоре после того, как Уилмэй начала выезжать в свет, Берта дала бал в ее честь. В тот вечер Уилмэй выглядела так, словно явилась из другого мира. Она совсем не походила на обычных красавиц, с которыми можно потанцевать, которых можно пригласить на ужин и одаривать комплиментами. Дело было даже не в ее точеных чертах, совершенстве глаз, волос и кожи: главное, что ее отличало, было выражение лица, присущее исключительно нежным и благородным душам. Известный портретист Стенлинг смотрел на нее с нескрываемым и почтительным восхищением.
— Разве она не прекрасна? — спросила меня Берта.
— Кто?
— Уилмэй конечно. — Берта тихо продолжала. — Все только о ней и говорят. Стенлинг просто потрясен. Он сказал: или нарисую портрет мисс Эмори, или покончу с собой. Но я не должна сидеть здесь… — И прежде чем я смог ей ответить, она исчезла.
Уилмэй танцевала со мной дважды.
— Очень мило с твоей стороны, Уилмэй, — заметил я, — оставить два танца для такой дряхлой развалины, как я.
— Знаете, Эдвард, — сказала она, — вы нисколько не меняетесь. И не состаритесь никогда.
— А между тем в будущем году я намерен отметить сорокалетие.
— Но вы не меняетесь, а я взрослею. Да, женщины взрослеют быстро, и это печально. Конечно, сейчас я молода. Но, — она вытянула руки, — это быстро уйдет. Я чувствую, как по пальцам пробегают неуловимые секунды.
— Уилмэй, — сказал я, не думай об этом. Пришел твой звездный миг. Эта ночь твоя — ночь славы. Ты должна быть очень счастлива.
Она улыбнулась и прошептала:
— Я не чувствую себя полностью счастливой.
— Почему же?
— Я… я не знаю… Меня что-то тревожит. С вами происходило что-нибудь такое, чего до конца не понимаешь?
Подумав, я ответил, что понимаю, о чем она говорит.
Мы помолчали, затем она попросила:
— Не говорите ничего Берте. Она не поймет так, как вы поняли, и станет беспокоиться. А я сама толком не понимаю, что со мной. Я благодарна Берте за все, что она для меня сделала, и мне не хотелось бы ее огорчать Я готова сделать для нее все, что угодно.
Вот этого-то я и боялся больше всего. Уилмэй сделает все ради Берты, даже пожертвует своим личным счастьем.
— А впрочем, — продолжала Уилмэй, — все это сентиментальные пустяки. Почему вы не смеетесь надо мной, Эдвард?
— Сегодня ты слишком прекрасна, Уилмэй, — ответил-я, — чтобы смеяться над тобой.
Она взглянула на меня широко распахнутыми испуганными глазами.
— А может быть, — добавил я, — это я стал слишком сентиментален, чтобы смеяться над другими.
…Я рано ушел домой, но долго не засыпал. Я пытался разобраться в своих чувствах, и это оказалось непросто. Наконец я принял решение, и мне оставалось только исполнить его и постараться не слишком жалеть себя.
Когда мой слуга явился ко мне утром, я объявил, что мы должны быть готовы уехать в Париж сегодня же вечером.
Днем я направился к Берте. Уилмэй не оказалось дома. Леди Харстон увела ее в картинную галерею — по словам Берты, прекрасное занятие, пока ты молод. И она тут же добавила:
— Увы, я больше не хожу по музеям в день после бала.
Затем Берта окинула меня проницательным взглядом:
— Что с тобой?
— Ничего.
— Ты плохо выглядишь. Иди лучше домой, отдохни.
— Домой-то я пойду, — ответил я, — но только не спать, а собираться в Париж.
Берта встала, подошла к окну и выглянула на улицу.
— Надолго?
— Не знаю.
Берта вздохнула:
— Ты, возможно, подумаешь, что я плохая сестра, но я рада, что ты уезжаешь.
— Почему плохая? По-моему, только близкий родственник и способен сказать так прямо. Почему ты рада?
— Думаю, ты сам все понимаешь.
— Отнюдь не все.
Она прошлась по комнате и села.
— Мне будет очень тебя не хватать. И мне лучше было бы, если бы ты никуда не уезжал. Я уверена, что и Уилмэй почувствует твое отсутствие. Но…
— Ага! Похоже, что наконец-то мы подходим к главному.
— Да, это так. Тебе не кажется, что ты слишком много времени проводишь с Уилмэй? В последнее время ты всегда с нею. Подумай, как это выглядит со стороны?
— Но я же ее опекун.
— Люди могут подумать, что ты увлечен ею. И это оттолкнет подходящего молодого человека. Это навредит Уилмэй, да и на тебе отразится не лучшим образом. Она очень любит тебя, любит как отца Я не вполне понимаю, как ты к ней на самом деле относишься. С ее замечательной красотой, она непременно должна сделать блестящую партию. Молодость, богатство, высокое общественное положение — у нее это есть. Осталось только полюбить молодого человека. Ты же мешаешь ей сделать свой выбор. Это не очень красиво с твоей стороны, ведь ты не можешь на ней жениться.
— А что, это мысль. Надо подумать об этом. Разве в этой или любой другой стране есть закон, который запретил бы мне жениться на Уилмэй, если бы мы оба хотели этого?
— Твои чувства запретили бы тебе.
— Да нет у меня никаких чувств.
— Пожалуйста, давай серьезно. Ты на двадцать два года старше Уилмэй, ты просто слишком стар для нее. К тому же ты небогат: твое состояние составит всего около четверти состояния Уилмэй. С ее красотой, она просто обязана сделать блестящую партию. Молодость, богатство, титул она может получить все это, и всего этого у тебя нет. К тому же что скажут люди? Что ты воспользовался своим положением опекуна в своих, а не в ее интересах. И будут правы.
— Но ты же сама подбивала меня жениться на деньгах.
— Вовсе нет. Я просто имела в виду одну-другую даму, которые с радостью приняли бы твое предложение и составили бы твое счастье, тем более что они отнюдь не бесприданницы.
— Моя милая Берта, не могу же я жениться сразу на обеих, это было бы неприлично, к тому же противозаконно. Успокойся, я не собираюсь жениться на Уилмэй. Я уезжаю в Париж сегодня же вечером.
— Я серьезно не предполагала, что ты хотел бы жениться на Уилмэй. И нечего надо мной смеяться, ведь я всего лишь беспокоюсь о ее будущем.
— Ну, тогда я буду говорить серьезно. У тебя есть собственное мнение о блестящем браке, но вряд ли оно совпадает с мнением Уилмэй, и я абсолютно уверен, что ее выбор должен быть свободным и самостоятельным. Я не собираюсь заставлять Уилмэй выходить замуж против ее желания. Она вольна выбирать сама. И ради ее благополучия не буду ей препятствовать.
— Я могла бы посоветовать, если бы была уверена, что права.
— Уилмэй не знает ничего о мужчинах и о браке, она невинна как младенец и, более того, предана тебе, Берта. Она может позволить себя убедить. Я считаю, что твои советы гораздо опаснее, чем приказ выйти замуж за нелюбимого. Вспомни-ка, сколько несчастливых в браке герцогинь и графинь живет на белом свете. Я выскажу свое мнение, Берта, когда дойдет до дела. А пока я не стану ссориться с тобой, я ведь пришел попрощаться.
— Я никогда ни с кем не ссорюсь, — сказала Берта. — До свидания, Эдвард. Приезжай в Лондон хоть иногда. Ну хотя бы для того, чтобы убедиться, что я не заставляю ее выходить замуж за нелюбимого. Я попрощаюсь с тобой и за Уилмэй, а ей объясню, что ты уехал.
Глава IX
Я не видел Уилмэй почти два года. Однако я вовсе не сидел все это время безвылазно в Париже. Несколько месяцев я провел в путешествии по Италии и там написал оперу. Она была поставлена, имела успех и принесла мне деньги.
Время от времени я появлялся в Лондоне. И как-то так получалось, что с Уилмэй мне не удавалось встретиться, хотя я не избегал ее сознательно.
Берта была полностью увлечена устройством судьбы Уилмэй. Сестра иногда посылала мне письма о претендентах на руку и сердце Уилмэй и наконец сообщила мне, что отыскала подходящего человека. Сначала это меня обеспокоило, но вскоре я понял, что Уилмэй никогда не примет предложения от недостойного человека. После этого я стал относиться к подобным посланиям более спокойно. Казалось, Берта будет вынуждена предоставить Уилмэй возможность самой выбирать себе спутника.
На самом деле Уилмэй сделали предложение только два человека. Первое исходило от молодого романиста, выходца из приличной семьи, но небогатого. Он, похоже, был влюблен в Уилмэй по-настоящему. Он буквально вынудил ее выслушать его, хотя заранее соглашался с тем, что у него нет ни малейшего шанса. Она писала мне, как это происходило. «Он побледнел и не знал, куда девать руки; он начинал говорить и не мог закончить предложения. Он такой застенчивый и так неуверен в себе, и глаза у него такие печальные. Я не удержалась от слез. Надеюсь, что в будущем мне не придется переживать что-нибудь в этом роде». Берта была вне себя от негодования, что он вообще осмелился сделать предложение Уилмэй, а молодой человек тяжко переживал неудачу, что было весьма романтично с его стороны, но гораздо полезнее было бы, например, написать роман о своих страданиях.
Второе предложение сделал молодой баронет, сэр Винсент Карроне, и Уилмэй его приняла. Это был молодой человек двадцати восьми лет от роду, красивый и богатый, с хорошей репутацией, замечательный друг и порядочный малый. Нельзя сказать, чтобы он был умен, но и особой глупостью тоже не отличался: он тяготел к сельской жизни и занимался спортом. А главное, он был искренне влюблен в Уилмэй. Но еще до того, как сэр Винсент сделал предложение, я получил письмо от Берты, которая сообщала мне об этом молодом человеке, поскольку заметила его особое отношение к Уилмэй и была уверена, что он будет просить ее руки. Я отвечал, что если Уилмэй действительно любит названного молодого джентльмена, то это прекрасно, но пока Берте лучше не вмешиваться.