— А нам, — воскликнул Пир Карам-шах, — надо лишь нанести удар. И колосс на глиняных ногах рухнет. Нужен только боксерский кулак.
— И таким кулаком вы считаете этого вашего Ибрагимбека? Гм-гм… — В тоне генерала зазвучали недоверчивые нотки. Терпение его исчерпалось. Муки голода в атмосфере аппетитных запахов нестерпимы. Он даже вскочил и прошелся по комнате, не удержался и заглянул в столовую. У стола мисс Гвендолен-экономка любезно и оживленно показывала что-то на столе Сахибу Джелялу. «Местный раджа, видимо», — подумал генерал и немного успокоился. Значит, съезжаются гости. Обед подадут вот-вот. Сейчас начнется.
Он повернулся к Пир Карам-шаху.
— И всё же положение не столь ясно. Разве вам неизвестно, сэр, что, гм-гм, премьер-министр принимает запросто, к нашему прискорбию, советских дипломатов. В газетах приводилась в качестве очередной сенсации его шутка: «Старые правительства лучше тренированы в методах сдержанности, сокрытия своих мыслей и ведения пропаганды друг против друга…» Но это делается таким образом, чтобы можно было все отрицать. Это делалось в прошлом. Будет делаться и в дальнейшем. Советское правительство делает всё несколько грубее. Но старая русская тонкость вернется, и тогда русские заткнут за пояс отличных мастеров этого искусства.
— Устарело. Сказано это давно, — резко возразил Пир Карам-шах. — С тех пор много воды утекло. В двадцать восьмом консерваторы мило улыбались господам большевикам. А в это время по военной линии получено секретное указание ни в коем случае не ослаблять напряжения на среднеазиатских границах. Рукопожатия дипломатов — одно, а дело — другое. Не думаете ли вы, что помочь мелкому воришке вскарабкаться на трон, а затем оттуда отправить его прямехонько на виселицу можно было без ведома дипломатов?
— Но-о! — запротестовал генерал. — Мы так далеко зайдем. Одно скажу: вы подтверждаете вашу репутацию делателя королей. Надеюсь, в сем гостеприимном бунгало нам по этому поводу дадут опрокинуть чего-либо живительного. Однако приходится помнить: с приходом макдональдовского лейбористского кабинета Артур Гендерсон возобновил дипломатические контакты с Москвой. Черт побери, до чего навязли в зубах всякие: «воздержанность», «сокрытие мыслей», «тонкости» и прочее дипломатическое краснобайство. Надеюсь, словесный треск не охладит ваш пыл.
На пороге возник Эбенезер. Как некую драгоценность, он обеими руками поднимал над головой бутылку, невзрачную, серую от пыли и паутины.
— Досточтимые джентльмены, — провозгласил он. — Нашел! Клянусь, нашел. Сей добрый джинн сидел в этой симпатичной бутылке, уважаемые, целых полвека. Его загнал туда так давно капитан седьмого сипайского полка Роберт Гипп, мой дядя!
— Роберт Гипп, баронет Агайл? Он ваш дядя? — оживился генерал. — О, вы продолжаете традиции вашей семьи, мистер Эбенезер. Члены вашего семейства, я понимаю, отлично служат короне в этой проклятой Индии.
— По мере сил, — сказал с энтузиазмом мистер Эбенезер Гипп, впрочем, энтузиазм он проявлял по необходимости. Сегодняшний его гость — генерал — занимал высокое, весьма высокое положение в военно-бюрократической машине империи. И то обстоятельство, что Пир Карам-шах позволял даже фамильярность с генералом, шокировало и пугало мистера Эбенезера. Когда беседа в гостиной приняла напряженный характер, он своим появлением со старинной бутылкой надеялся, как ему казалось, образумить Пир Карам-шаха и напомнить ему, какая пропасть разделяет его и генерала.
— Восхитительная бутылочка, — усмехнулся генерал громко, сглотнув слюну, — бьюсь об заклад, что во всей Индии мне не довелось видеть ничего похожего на эту драгоценность из подвалов достопочтенного баронета Гиппа.
— Пожалуйте к столу. И там вы убедитесь!
— Мы готовы! — сказал любезно генерал. — Позвольте, я скажу еще пару слов вашему воинственному другу.
Намек был слишком явный, и мистеру Эбенезеру пришлось одному удалиться с волшебной бутылкой в столовую. Генерал не видел отчаянной гримасы, исказившей побелевшее от ярости лицо Гиппа, который терпеть не мог, когда у приезжающих из Дакки штабных офицеров вдруг оказывались какие-то секреты от него…
А генерал, поддерживая вождя вождей под локоть, вполголоса совсем заговорщически говорил:
— Условимся: директивы директивами, а действуйте самостоятельно. И решительно! Запомните, полковник, сегодняшнее число, — генерал многозначительно и подчеркнуто раздельно отчеканил дату, — именно сегодня я сообщаю вам, пока на словах, официозную информацию, переданную кабульскому правительству по дипломатическим каналам: «Поскольку афганское правительство не в состоянии своими силами прекратить проникновение из Афганистана в Индию афганских племен и помешать их участию в восстаниях в полосе независимых племен, то Великобритания вынуждена направить вооруженные силы, не останавливаясь перед необходимостью перехода на афганскую территорию».
— Наконец!
— Понимаете? Мы — военные и истолковываем сообщение по-военному. Церемониться мы не собираемся. А осложнения на здешнем участке государственной границы Индии развяжут нам руки в горных странах Бадахшана.
— Наконец-то государственные мужи поняли!
— Пудинг тем вкуснее, чем дольше его ждут. В Афганистане, в Гератской провинции, открыта нефть. И господин Детердинг, и хозяева «Англо-Персидской нефти» не простят нашим государственным умам, если они прозевают ее. Отсюда повышенный интерес к Северному Афганистану.
— Все ясно, — отчеканил Пир Карам-шах. — Где нефть, там и драка. Теперь жесткий курс обеспечен.
— Вам остается смаковать. — Он протянул вождю вождей сигару. — Получите удовольствие.
Но сигара никак не хотела разгораться. Генерал скорчил лукавую мину. Стало ясно, что сигара — искусная имитация.
В великосветских гостиных Англии и Индии многие знали, что любимый конек генерала — устройство сюрпризов. Он устраивал сюрпризы и с хлопушками, и с «волшебными» табакерками, и с часами. Сюрпризы не отличались сложностью и остроумием. Они не выходили за рамки обычных шалостей детей школьного возраста. Невинные по характеру, они вызывали снисходительные улыбки. И внезапно совсем уж странная мысль шевельнулась в мозгу слышавшего все в столовой мистера Эбенезера: «А не он ли? Он же сидел в кресле за столом, когда я зашел в кабинет». Любовь к шуткам могла толкнуть генерала черт знает на что.
А генерал все еще похохатывал добродушным баском, не замечая, что лицо мистера Эбенезера темнеет.
— Я покидаю Пешавер, не медля ни минуты, — сказал Пир Карам-шах.
— И куда, достойнейший вождь, вы направите копыта своего коня? — воскликнул шутливо генерал. — Так, кажется, принято говорить у вас в Азии.
Больших усилий стоило Пир Карам-шаху, чтобы ответить в том же тоне:
— Копыта моего коня будут топтать горы и долины Бадахшана и Памира. — И серьезно добавил: — Говорил я, пора начинать. Пришло время серьезных решений.
— Сик! — говаривали древние римляне. — Но начинать придется весной. Только весной. Сейчас — и вы отлично знаете — в горах Гильгита и Читрала на подступах к Бадахшану наступила зима. Туманы, снег, лед на тропах. Никто не позволит нам рисковать снаряжением, людьми.
— Сегодня у нас суббота. В среду я увижу Ибрагимбека. Подниму ему настроение. После провала восстания против Кабула он в затруднении. То ли перебраться через горы в Бадахшан, то ли двинуть всей ордой на запад в сторону Герата на соединение с джунаидовскими туркменами. Генгуб Герата Абдурахман не очень слушается приказов Кабула о прекращении военных акций басмачей и калтаманов против Советов. Действует самостоятельно. Джунаид примет Ибрагима гостеприимно.
— Это нас не устраивает, — забеспокоился генерал. — Ибрагимбек нам нужен на Пяндже и у памирских проходов. У гератского генгуба и так есть чем досаждать большевистским пограничным районам: туркменские джунаидовские соединения, белуджи, свои регулярные армейские соединения. Мы Абдурахману хорошо платим и вправе с него требовать «хороших» дел.
— В том-то и дело. Потому так необходима моя поездка. Уговорить Ибрагимбека остаться зимовать в Каттагане трудно, но возможно. От блеска золота у Ибрагимбека руки трясутся.
— Что ж, вам виднее. Но… условились — до весны никаких неожиданностей. В апреле ждите от меня нарочного с депешей. Где он вас найдет?
— В Мастудже. Это у самого подножия Бадахшанского перевала.
— Отлично! Что называется в очаге самого сатаны, — засмеялся генерал — недаром он прослыл весельчаком и умудрялся находить смешное во всем. — Итак, в Мастудж в апреле прискачет гонец. Он привезет пакет и вручит его вам лично. Прочитаете лично и бросите в огонь лично. Разведите в очаге сатаны сатанинский огонь пожарче.
— Чего ждать в пакете?
— Или — или! Вероятнее всего — начинать! Но если в Лондоне дипломаты передипломатничают… — Он развел руками.
— Дьявольщина!
— Совершенно согласен, но… Итак, всё ясно. После обеда мы с вами посидим за рюмочкой коньяку над картой Бадахшана. Проследим пути караванов с вьюками. Мы, то есть штаб, выделили вам столько всего, что хватит на хорошую армию. Это не бандитские шайки оснащать. Пулеметы новейшей марки, горно-полевые орудия приличных калибров, полные комплекты боевого снаряжения. Откомандируем вам и команды военных специалистов, орудийную прислугу из мусульман сипаев. Дикари Ибрагима сами не управятся…
— Что ж! Ранней весной все переправим через ледяные хребты Бадахшана.
— Другого пути нет. Дороги через Кабул для нас закрыты. Это настоящее несчастье, что новый король упрям. Он мог бы быстро избавиться от финансовых затруднений, приняв ежегодную субсидию, как делали его предшественники. С ним мы не смогли договориться. Применить силу — значит воевать, а начинать войну было бы роковым шагом. Афганцы призовут сейчас же на помощь Советы. А тогда расходы приобретут такие размеры, на которые лондонское Сити не пойдет. Что ж, приводите бадахшанские тропы и тропинки в состояние, пригодное хотя бы для легких горных пушек. Ну, а когда военные действия Ибрагимбека на Пяндже и на Бухарском направлении получат развитие, Афганистан окажется отрезанным от Москвы, и мы не посчитаемся с королевскими капризами. И тогда в обход горных районов через Кандагар и Герат пройдут и автомобили, и артиллерия, и даже танки. Нефть и золото стоят того, чтобы за них повоевать!