Мэри Лу учится очень быстро, гораздо быстрее меня. Удивительно. Но у нее есть я, чтобы помогать, а у меня никого не было.
Я нашел большие книжки с картинками и крупными буквами. Я медленно читаю их вслух, а Мэри Лу повторяет слова за мной. А на третий день мы сделали открытие. В «Арифметике для мальчиков и девочек» одна задачка начиналась словами: «В алфавите тридцать три буквы…» Мэри Лу спросила: «Что такое алфавит?», и я решил поискать это слово в «Словаре». И нашел. Вот что там написано: «Алфавит. Буквы данного языка, расположенные в ряд в установленном порядке. См. титульный лист». Я с минуту гадал, что значит «данный язык» и «титульный лист», потом посмотрел на соседнюю страницу. Там была таблица. Наверху стояла буква «А», внизу – «Я». Рядом с каждой буковками поменьше было написано, как их читать. Они все были знакомые, и порядок тоже казался знакомым. Я сосчитал, их оказалось тридцать три, как и говорилось в «Арифметике для мальчиков и девочек». «Расположенные в ряд в установленном порядке» вроде бы обозначало, что люди их расположили, как цветы сажают в ряд. Но люди не располагают буквы в ряд. Насколько мне известно, никто, кроме меня и Мэри Лу, не знает, что такое буквы. Хотя, конечно, раньше некоторые – а может, даже все – знали буквы. Наверное, они и расположили их в ряд, называемый алфавитом.
Я стал читать вслух: «А, бэ, вэ, гэ, дэ, е…», и вдруг меня осенило! В таком порядке идут слова в «Словаре!» Сперва слова на «А», потом слова на «Б»!
Я рассказал об этом Мэри Лу, и она вроде бы поняла сразу. Взяла книгу, стала ее листать. Она уже очень умело с ними обращается, прежняя неловкость совершенно исчезла. Она сказала:
– Нам надо заучить алфавит.
Заучить. Зафиксировать в памяти.
– Зачем? – спросил я.
Мэри Лу посмотрела мне в глаза. Она сидела на полу, скрестив ноги, в желтом синлоновом платье, которое я ей купил, а я – на моей кровати, скомбинированной со столом. Передо мной лежала кипа книг.
– Не знаю, – ответила Мэри Лу и снова взглянула на книгу у себя на коленях. – Может, если будем знать алфавит, нам будет проще искать тут слова?
Я задумал, потом сказал:
– Ладно.
И мы выучили алфавит. Мне было стыдно, потому что она запомнила его гораздо быстрее меня. Но она мне помогала, и в конце концов я его выучил. Это было трудно, особенно последние буквы, но с какого-то раза у меня получилось произнести их подряд. Дважды. Когда я умолк, Мэри Лу рассмеялась и сказала:
– Теперь мы кое-что знаем вместе.
Я тоже рассмеялся, хотя и не знал почему. Ничего смешного в этом не было.
Секунду она смотрела на меня и улыбалась. Потом сказала:
– Сядь рядом со мной.
Я послушался и сел рядом с ней на ковер.
– Давай говорить их по порядку, – сказала Мэри Лу, сжала мой локоть и произнесла: – А.
В этот раз ее прикосновение меня не смутило. Я не почувствовал никакой неловкости. Вообще никакой.
– Бэ, – сказал я.
– Вэ, – ответила она и повернулась ко мне.
– Гэ, – сказал я и посмотрел на нее, ожидая, когда она произнесет свою букву.
Она облизала губы языком и шепнула:
– Дэ.
– Е, – быстро сказал я. Сердце у меня застучало сильнее.
Она поднесла губы к самому моему уху и сказала: «Ё». Потом тихонько хихикнула. И я ощутил такое, что мне захотелось подпрыгнуть. Что-то теплое и влажное касалось моего уха. Я понял, что это ее язык. Сердце у меня почти остановилось.
Я не знал, что говорить, поэтому сказал:
– Жэ.
И тут она засунула язык мне в самое ухо. По всему моему телу прошла дрожь, а в животе как будто что-то оборвалось. И в голове тоже. А она проговорила мне в самое ухо: «Зэ», длинно-длинно, так что получилось: зззззззззэ.
Честно сказать, у меня много синих и желтых подряд не было сексуальных контактов. А то, что я сейчас испытывал, было совсем новое, ошеломляющее. Я был совершенно потрясен и телом, и рассудком. Внезапно я понял, что прижимаюсь лицом к ее лицу и плачу. Щеки у меня стали мокрые от слез.
– Господи Исусе, Пол, – прошептала она. – Ты плачешь. Передо мной.
– Да. Извини. Я не должен был…
– Тебе плохо?
Я стал вытирать слезы, и моя рука задела ее щеку. Я замер на мгновение, а потом почувствовал, как она своей рукой переворачивает мою ладонь и прижимает к своей щеке. На меня волной накатило новое чувство, мягкое и сладкое, как от сильного препарата. Я посмотрел на нее, прямо в ее большие пронзительные глаза. Сейчас они были немного печальны.
– Нет. Мне не плохо. Я чувствую… не могу сказать что. – Я по-прежнему плакал. – Это очень хорошо, то, что я чувствую.
Лицо ее было очень близко к моему. Она вроде бы поняла меня и кивнула.
– Закончим говорить буквы? – спросила она.
Я улыбнулся и сказал:
– И. Следующая буква – «И».
Потом убрал руку с ее щеки и положил ей на спину.
Она улыбнулась.
До трудных букв в конце алфавита мы так и не добрались.
День пятьдесят девятый
Мэри Лу перебралась ко мне! Уже две ночи мы спим вместе на моей кровати! Мы отсоединили стол и отодвинули его к стене, так что получилось место для двоих.
Мне трудно спать, когда рядом другой человек. Я слышал, что мужчины и женщины спят вместе в одной постели, но для меня это впервые. Однако Мэри Лу так захотела, и я согласился.
Меня смущает ее тело, я боюсь ее коснуться или прижаться к ней, но сегодня я проснулся и обнаружил, что обнимаю Мэри Лу. Она тихонько посапывала. Я втянул носом запах ее волос, поцеловал в затылок, а потом просто долго лежал, обнимая ее спящее тело, пока она не проснулась.
Мэри Лу увидела, что я ее обнимаю, рассмеялась и уютно прижалась ко мне. Я снова почувствовал неловкость. Но тут мы заговорили, и моя неловкость исчезла. Мэри Лу говорила, как она научится читать. Сказала, ей снилось, будто она читает. Будто уже прочла тысячи и тысячи книг. Узнала из них про жизнь все, что надо знать.
– Что надо знать про жизнь? – спросил я.
– Все, – ответила она. – Они хотят, чтобы мы были совсем темные.
Я не понял, о чем она говорит и кто такие «они», поэтому промолчал.
– Давай позавтракаем, – сказала Мэри Лу.
Я вызвал серворобота, и мы позавтракали соевыми батончиками и свиной ветчиной. Я чувствовал себя хорошо, хотя и не выспался.
После завтрака я решил поработать над фильмом, а Мэри Лу смотрела его вместе со мной. Фильм назывался «Биржевой маклер», в главной роли снялся Бастер Китон. Бастер Китон очень серьезный, и в фильме с ним происходят всякие странные неприятности. Они были бы смешными, если бы не были такими грустными.
Мэри Лу смотрела как зачарованная. Она никогда раньше не видела фильмов и знала только голографическое телевидение, которое ей не нравилось.
В начале первой ленты, когда Бастер Китон красил дом и нечаянно покрасил лицо человеку, который высунулся в окно, Мэри Лу сказала:
– Пол, Бастер Китон совсем как ты. Он такой… серьезный!
И она была права.
Остаток дня мы осваивали чтение. Мэри учится на изумление быстро и задает интересные вопросы. В университете, где я преподаю, у меня много студентов, но ни одного как она. Я сам тоже теперь читаю лучше.
Все в ней замечательно.
Сейчас вечер. Мэри Лу смотрит, как я пишу за столом, придвинутым к стене. Я объяснил ей про письмо, она взволновалась и сказала, что хочет научиться писать. Чтобы записать память о своей жизни.
– И чтобы записать другое, что я думаю. Чтобы я могла это прочесть, – сказала она.
Интересная мысль. Может быть, именно поэтому я столько пишу – гораздо больше, чем имел в виду Споффорт, когда дал мне диктофон. Пишу, чтобы прочитать. Чтение проделывает с моей головой что-то странное и волнующее.
Может быть, Мэри Лу храбрее меня, потому что росла в интернате для рабочих, пока оттуда не сбежала, а я, конечно, выпускник интерната для лиц умственного труда. Притом что она такая умная! Почему ее готовили к физическому, а не к умственному труду? Может, выбор делают по каким-то другим качествам, не по интеллекту.
Надо будет принести еще бумаги, чтобы Мэри Лу научилась писать и начала записывать воспоминания о своей жизни.
День шестьдесят пятый
Мэри Лу живет со мной уже девять дней вопреки всем принципам индивидуализма и приватности. Иногда я чувствую себя виноватым, что жертвую своим внутренним развитием по капризу другого человека, но об аморальности такого поведения думаю довольно редко. Если честно, эти девять дней – счастливейшие в моей жизни.
И она уже читает почти так же хорошо, как я! Потрясающе! Она начала записывать воспоминания о своей жизни.
Мы все время вместе, почти как Дуглас Фэрбенкс и Мэри Пикфорд, только они были слишком воспитанные, чтобы заниматься сексом.
В старых фильмах совсем нет секса, хотя многие герои самым аморальным образом живут вместе. Видимо, к эпохе немых фильмов порнографию в том виде, в каком ее обычно изучают в курсе классического искусства, еще не изобрели, как и телевизор.
Мы занимаемся любовью так часто, как я могу. Иногда это случается, когда мы просто читаем вместе и Мэри Лу повторяет предложения за мной. Однажды у нас на маленькую книжку «Изготовление бумажных змеев» ушел целый вечер, потому что мы постоянно прерывались.
Мы оба совсем не курим марихуану и не принимаем таблеток. Я часто нервничаю и не нахожу себе места. Иногда, когда такое происходит, мы выходим погулять. И хотя мне отчасти хочется плакать от той насыщенности, с которой я живу, работаю и занимаюсь любовью, я понимаю, что так лучше, чем раньше.
Однажды во время прогулки мы ощутили сильное желание, и я предложил зайти в бар быстрого секса на Таймс-Сквер. По моей университетской карточке я выбрал лучший тамошний номер. Как всегда, в вестибюле на больших трехмерных экранах показывали порнографию, а две проститутки – гологрудые роботы-женщины в черных сапогах – предложили поучаствовать в оргии, но Мэри Лу, по счастью, велела им отвалить. А я отказался от возбуждающих таблеток, которые раздавал бармен. Мы пошли в номер одни, выключили свет и занялись любовью на мягком полу. Но только это было не то чтобы особенно хорошо.